— Я никогда не бываю разочарован, потому что я никому не верю, — желчно сказал Хэнк. — Как мы рассчитываемся?
— По-честному, — добродушно улыбнулся Монька. — Хозяева товара перед отправкой называют мне минимальную цену. Они в курсе всех этих дел. Я перебрасываю товар к тебе. Через три месяца ты возвращаешь мне деньги — две трети названной суммы в кэше…
— Какая приблизительно цена первой поставки?
— Пока я затрудняюсь тебе сказать точно, — почесал в затылке Монька. — Ну, думаю, миллиончиков на сто потянет…
Хэнк подумал, что никогда еще он не был так близок к цели своей жизни — Великому Отмщению. Сглотнул ком в глотке и равнодушно сказал:
— Согласен. Я сделаю это…
— Ну и прекрасно! — хлопнул Монька в ладошки, короткопалые, ловкие, быстрые. — Значит, будешь держать связь и работать с моим советником. Васенко. Он умный и хорошо подготовленный парень…
— Да, я видел его, — сказал Хэнк, засунул в карман свои солдатские сигареты и исцарапанный «Зиппо». — Он, по-моему, из спецслужб?
— Наверное, — прикинулся Монька. — И что?
— Я не буду с ним работать. Я работать буду только с тобой. Лично.
— А почему?
Хэнк встал, положил легонько руку на плечо Моньке и вежливо сообщил:
— Император Аврелиан сказал — тот кто не пощадил родину, не останется верен и мне…
«С 1980 года Соединенные Штаты Америки потратили более 500 млрд. долларов на борьбу с наркотиками. Однако, похоже, мы проигрываем. Сегодня американцы нюхают, вдыхают, курят, вкалывают и глотают больше наркотиков, чем когда-либо прежде», — заявил генерал Барри Маккафри, который руководит работой более 50 различных агентств, так или иначе участвующих в борьбе с наркотиками.
Маккафри, которого именуют «Царь наркотиков», сообщил, что в текущем году власти потратят на борьбу с наркотиками около 120 млрд. При этом он не высказал твердой уверенности в значительных успехах. Некоторые критики говорят, что властям следует просто объявить о своей «победе» и прекратить борьбу, как сделали США во Вьетнаме.
31. Нью-Йорк. Полк. Галерея
Драпкин на заднем сиденье негромко уныло бормотал:
— Когда мы только приехали сюда, моя жена Эмма, наверное, еще любила меня… Она все время повторяла: «Если, не дай Бог, кто-нибудь из нас умрет, я сразу перееду в Лос-Анджелес»…
Полк подумал, что его речь звучит как компьютерный перевод. У Драпкина своеобразное чувство юмора, основанное на твердом убеждении, будто ничего жальче и нелепее в этом мире, чем он сам, придумать невозможно.
Красавчик Конолли понимающе кивнул Драпкину:
— Я поэтому и не женюсь — терпеть не могу Лос-Анджелес…
Драпкин, почувствовав в Конолли родную сочувствующую душу, сказал ему доверительно:
— У меня была знакомая в Киеве — очень умная старая женщина, адвокат по семейным делам. Я пожаловался ей однажды, что моя жена стала любить меня меньше.
Наверное, Конолли решил выяснить бесплатно, как решаются такие дела у русских. Он энергично закивал головой:
— Очень, очень интересно! Что посоветовала вам старая умная леди?
— Она сказала: «Драпкин, не будь поцем! Для начала вывези из дома все сколько-нибудь ценное. После этого обсудим эмоциональную сторону проблемы…»
Майк восхищенно захохотал:
— Все-таки я убежден: адвокат — это не профессия, это национальность! И что вы, Драпкин, сделали?
— Я послушал ее совета, — вздохнул Драпкин. — Я взял Эмму и вывез ее из дома в Америку…
Конолли засмеялся, а Полку показалось, что это не смешно. Грустно.
— Вот здесь остановите! — показал Драпкин. — Вот эта галерея… Я сюда возил Лекаря…
Полк переспросил:
— Вы уверены, что никогда не заходили внутрь? И не видели Бастаняна?
— Я же вам говорил!.. Я никогда не был внутри… Бог свидетель!.. Он все видит…
Конолли подтвердил:
— Верю!.. Надеюсь, что он все видит! Но мне трудно пригласить его для дачи свидетельских показаний… Хотелось бы знать заранее, не ждут ли нас здесь какие-нибудь сюрпризы…
— Хватит, Майк, пошли… — тронул его за плечо Полк.
С утра ему испортил настроение судья Джеф Харки.
Они были давно и довольно близко знакомы — вместе учились в университете, но Джеф Харки был на три курса старше — Полк еще ходил во «фрешменах», а Харки финишировал. Джеф был старшиной в студенческом клубе «Альфа-гамма-бета», когда Полк поступил туда. Уже в те времена все говорили о выдающихся способностях Харки. Мол, индекс «ай-кью», определяющий умственные возможности, у Харки какой-то огромный — 1200 или 1400 очков, — Полк так этого и не запомнил.
Сам-то Полк проходить тест «IQ» опасался — вдруг выяснится, что он безнадежный болван? И что тогда? Задавиться? Но его отец, в чьем спокойном и дальновидном уме Полк никогда не сомневался, над всей этой системой «ай-кью» подсмеивался. Старик отшучивался на вопросы Стива, потом сказал осторожно:
— Может быть, людской разум и подлежит тестированию… Но человеческий ум экзаменуют не профессора, а жизнь… Один русский писатель сказал, что мудрость — это ум, настоянный на совести… Вот это тебе надо помнить твердо. Большие злодеи, как правило, большие умники…
— Ты говоришь совсем о другом! — сердился Стив.
— Наверное, — соглашался старик. — Но для меня всегда было важно именно это — другое…
В клубе «Альфа-гамма-бета» Джеф Харки был большим забиякой. Робеющего Полка он встретил вопросом:
— Ну, так! Расскажи-ка нам, юный талант, о разнице между Ирвингом Стоуном, Ирвином Шоу и Вашингтоном Ирвингом?..
Полк засмеялся, как абитуриент, вынувший счастливый билет. Если бы грамотей Харки побывал у них дома и увидел библиотеку старика Полка, он бы, наверное, не задавал таких дурацких вопросов.
Но ответил Полк совершенно серьезно:
— Мне, молодому Рип Ван Винклю, одержимому жаждой жизни, надо думать, кем быть — богачом или бедняком. А не корпеть над книжками…
Дружный хохот и аплодисменты студиозов — Стивена Полка приняли в «Альфа-гамма-бету».
И за свою толковость Полк был сразу приглашен вместе со всеми членами клуба на празднование Дня благодарения в имение Харки на Лонг-Айленде.
Там было на что посмотреть! Это было не обычное человеческое жилье, а серия из телепрограммы «Богатые и знаменитые». Величаво-строгий дворец в колониальном стиле, изыск стола, разливанное море самой дорогой выпивки, ящики с сигарами «партагас эминенте» по 25 баксов штука, лакеи в смокингах — все это наводило на мысль, что папаша Харки для праздника младшего сына Джефа и его товарищей заодно заказал и этот прозрачно-голубой ноябрьский день, подсвеченный мягким осенним солнцем. И оплатил. Кэшем, чтоб было без обмана. Ну и за компанию, чтобы молодые не заскучали, гостевали там же Джек Николсон, Синди Кроуфорд и модельерша Дона Каран. И с приятной улыбкой ходил по изумрудной лужайке губернатор штата со своей свитой.
И Стивен Полк облегченно вздохнул. Догадался — скорее всего у начинающего юриста Джефа Харки с его фантастическим «ай-кью» жизнь, наверное, получится.
Все, даст Бог, сложится хорошо. Если, конечно, есть справедливость на земле.
Одно огорчало Полка. Чем больше он общался с Джефом Харки, тем больше удивлялся. Почти с испугом Полк обнаруживал, что Харки со всеми его невероятными баллами «ай-кью» — просто бойкий, очень уверенный в себе, сильно нахватанный дурак.
Полк с завистью наблюдал, как Харки самозабвенно легко управляется с жизнью, которая вся до остатка принадлежала ему — вроде огромного поджаристого, ароматного «омаха-стейка» на тарелке. После университета Харки легко прошел через юридическую школу, с невероятной быстротой сдал экзамен на вступление в адвокатскую корпорацию — «бар», тот самый кошмарный «бар», который трижды проваливал младший Джон Кеннеди, и сразу же Харки приняли в самую престижную юридическую компанию «Эйкен — Гамп». Переехал в Техас, в Хьюстон — поближе к тревожащему кровь запаху нефти, — и исчез из жизни Полка. Надолго.
А год назад возник в скромной должности Верховного судьи Манхэттена. Ни больше ни меньше. Когда Полку первый раз надо было пойти к новому федеральному судье Харки подписать документы, он вспомнил о своем университетском одноклубнике и однокашнике грамотее Джефе, но это воспоминание никак не монтировалось с представлениями Полка о личности вершителя третьей власти в Америке.
— Здорово, Рип Ван Винкль! — заорал из своего огромного, как диван, кресла Джеф. — Добро пожаловать в храм правосудия…
А обескураженный Полк, смущенно улыбаясь, сказал:
— Здравствуйте, ваша честь… Поздравляю вас с назначением на пост верховного жреца правосудия.
Полк уже тогда знал, что все молодые судьи — противные. У них какая-то патологическая потребность казаться хуже, чем они есть на самом деле. Это происходит по трем причинам. Первая — завораживающее ощущение собственной власти. Вторая — маниакальная уверенность, что законы Хаммурапи еще не написаны и, по-видимому, этот основополагающий свод справедливости и мудрости заповедовано создать им. Третье — скрываемое изо всех сил чувство неуверенности и боязнь совершить какой-то смехотворный ляп.
