У открытого люка стоял техник-авиатор. Увидев Тарана, выделил его из всей группы, подошел, протянул руку:
— Рад такой встрече. Думаю, прапор надолго забудет дорогу к посадочной площадке.
Команда начала погрузку.
Труднее всего оказалось затащить в вертолет ишаков. Длинноухие упирались всеми четырьмя ногами, не желая переставлять их по трапу. Их пугало огромное гулкое нутро машины, в которую люди старались их втолкнуть. Приходилось применять силу. Таран, стоя впереди ишака на трапе, тянул его за повод вверх, Бритвин и Столяров, упираясь руками в круп, толкали животное снизу.
Самое смешное заключалось в том, что попав в вертолет, ишаки смирялись и вели себя достойно, если не считать, что один из них помочился внутри машины ещё до взлета.
— Мы готовы, — сообщил Полуян командиру экипажа.
— Немного подождем, — ответил тот. — Есть попутный груз в генеральском чине.
Ждать пришлось недолго. К вертолету, пыля колесами, полетел и круто тормознул «Уазик». Из него вышли три офицера и направились к трапу. Лопасти несущего винта, которые до того момента безвольно свисали, стали неторопливо раскручиваться. Звук работавшего двигателя усилился, стал быстро нарастать и превратился в свирепый рев, больно бивший по барабанным перепонкам.
Через мгновение машина зависла над землей, слегка опустила нос, приподняла хвостовую балку и двинулась вперед, будто вынюхивая дорогу.
Продолжая набирать высоту, вертолет слегка накренился и повернул влево. Лопасти несущего винта слились с сплошной серебристый круг, сверкавший над горбатой спиной машины.
Полуян, узнавший генерала, когда тот подходил к машине не имел никакого желания заводить разговор. Начал его Мохнач. Оглядевшись и узнав Полуяна, он удивленно спросил:
— Ты то здесь как?
— Служу. Наемником у Басаева.
В это время в вертолет ворвался ветерок и сразу остро потянуло мертвечиной.
— От тебя воняет, — генерал Мохнач недовольно поджал губы. — В дерьмо вляпался, что ли?
— Все нормально, — возразил Полуян спокойно. — Это пахнет внутренней политикой нашего государства. И президентом. Специфический запах трупа, верно?
Мохнач нахмурился. Сжал кулаки, хрустнув при этом костяшками пальцев.
— Ты нисколько не поумнел, Полуян. — Подумал и постучал себя согнутым пальцем по лбу. — Неужели так и не научился думать, где и когда можно болтать, а где лучше промолчать?
— Пошел ты, генерал!
После того, как Мохнача высадили в точке, которая была указана на маршруте, Ярощук с интересом спросил:
— Вы что, давно знакомы?
— Давно, — сказал Полуян. — Но лучше бы его не знать.
— Что он здесь делает?
— Не знаю, но думаю ждет вакансии. Окончится война, Шалманова тут же с почетом изгонят, а место его получит Мохнач. Он свой, прирученный. И боевой опыт какой — Афганистан, Арбатский мост, теперь покантуется в Дагестане. Готовый заместитель министра обороны в любом новом правительстве президента Ельцина.
Больше о генерале они не обмолвились ни словом.
Вертолет летел над самой землей. Летчик напряженно следил за рельефом, то подбрасывая машину вверх, чтобы перемахнуть через очередную возвышенность, то направлял её вниз, стараясь прижаться к верхушкам деревьев.
Все это походило бы на аттракцион, предназначенный для увеселения любителей острых ощущений, если бы не пулеметчик, сидевший у открытой двери и периодически вспыхивавшие за бортом шары тепловых ловушек. Никто не знал, где «вертушку» могла поджидать опасность и как она способна вдруг проявиться.
Ярощук, не поднимая головы, искоса оглядел спутников. Они сидели с хмурыми сосредоточенными лицами. О чем они думали можно было только догадываться.
По мере того как солнце нагревало землю, болтанка усилилась и временами начинало казаться, что машина летит не по воздуху, а катится по ухабистой дороге.
Горы, над которыми пролетал винтокрыл, не выглядели высокими. И это впечатление усугубляла тень машины, которая то скатывалась по склонам очередной гряды в лощину, то тут же легко взбегала на крутой подъем.
Мысль о том, что человеку потребуется на то же самое действие час или два, в голову как-то не приходила.
Они приземлились в зеленой лощине, окруженной высокими грядами скал. Быстро разгрузились. Махнули вертолету рукой и тот, прошмыгнув по земле стрекозьей тенью, умчался на север.
— Мы прибыли, — сказал Полуян, обращаясь ко всем сразу. — Будем располагаться. Места здесь глухие. Средняя высота над морем около трех тысяч метров. Крупные поселения в основном на севере на склонах хребтов Аржута и Зоногох. У нас за спиной гора Тлимкапусли — высота три семьсот. Перед нами другой пупок, чуть повыше — гора Аддала-Шухгельмеэр — четыре пятьдесят.
Дня четыре мы потопчемся здесь. Погуляем по горкам. Если это окажется не по зубам — спускаем шины и вызываем вертолет на возврат. Идти через перевалы на Снеговом хребте не сумеем. И еще. Люди вы опытные, учить вас только портить. Поэтому прошу всех постараться понять, что ставка в деле, которое мы начинаем, не шестизначная цифра. Забудьте о деньгах. Забудьте начисто. Ставка — шесть жизней. Моя и ваши. Каждый ход — только с козырей. Иных карт у нас нет и не должно быть. Стрелять очередями категорически запрещаю. Один выстрел — один дух. Очередь в три патрона только в момент, когда кто-то прикрывает бросок товарища.
— Командир, — сказал Столяров, — надо вынуть батарейки из телефонов. Это аппаратура хитрая. Она даже без выхода на связь позволяет нас запеленговать. Вряд ли нам нужно подставляться.
— Добро, — поддержал Полуян. — Можно было доложить мне об этом и раньше.
Стоянку они организовали в широкой котловине, вырытой водопадом, который в дни бурных дождей срывался с крутого отвеса вниз. С тыла их надежно прикрывала скала, перед ними вниз уходил пологий склон, поросший старыми буками.
Водопад не просто вырыл глубокую и просторную яму, он приволок с высоты и разбросал по её краям валуны разных размеров, создав естественное укрепление, пригодное для длительной обороны. Потребовалось лишь немного усилий, чтобы придать крепости не достававшие ей качества.
Каждый стрелок выбрал сектор обстрела, расчистил его от бурьяна и закрывавших обзор камней.
Солнце ушло и сразу стало зябко: горы есть горы. Здесь приход сумерек сразу заявляет резким похолоданием о своей враждебности человеку. Не даром именно горцы создали бурку — накидку из шерсти, которая служила путникам, пастухам и воинам ложем, одеялом и укрытием от дождя, ветра и снега.
В тихом уголке, образованном стенами скал, развели костер. Чтобы собрать сушняк на целую ночь, им потребовалось не так уж много времени. Лес, неухоженный, захламленный валежником и сухими ветками был полон топлива.
Костер разгорался. Языки пламени осторожно облизывали хворост, словно проверяя его готовность к горению. Потом огонь ярко вспыхивал, набрасывался на сучья и с плотоядным треском начинал их пожирать.
Столяров молча и сосредоточенно ломал палки и подкидывал в очаг. Огонь оранжевыми трескучими снопами вскидывался к небу. Во тьму улетали и тут же гасли сотни мелких блескучих искр.
Огонь, морские волны, набегающие на берег, и степной ковыль, волнуемый ветром — это стихии, на которые человек может смотреть не уставая. Их игра и движение умиротворяют душу, навевают думы о красивом и вечном.
От костра веяло теплотой и сухостью. А со стороны гор, к которым сидевшие у огня люди были обращены спинами, веяло холодом снеговых вершин. Их не было видно в этих местах: Главный кавказский хребет лежал чуть южнее, но его ледники во многом определяли здесь и погоду и климат.
Где— то в стороне от стоянки в лесу недовольно ухала ночная птица. Но в её крике не слышалось тревоги. Она просто жаловалась на свое одиночество.
Новая обстановка взбудоражила всех и никто не собирался спать. Говорили о пустяках, не касаясь дел завтрашнего дня. Пикировались между собой.
— Ты долго служил погранцом? — спросил Бритвина Таран.
— Пятнадцать, — ответил тот.
— Суток? — спросил Таран с невинным удивлением.
— Пошел ты в шойгу!
— Никак не пойму, — продолжал допрос Таран. — Как ты мог оставить границу? Теперь все мы волнуемся, на замке она или нет?
— Что за вопрос? Уходя, я лично закрыл замок.
— Ключ в надежных руках?
— Зачем? Я его закинул подальше. Для надежности.
Разыграть и раззадорить Бритвина оказалось не так-то просто и Таран прекратил напрасные усилия.
Некоторое время все молчали. Потом, лежа на спине и глядя в небо, заговорил Бритвин.
— Неужели где-то там среди этих звезд могут быть наши братья по разуму?
— Если во Вселенной есть настоящие разумные существа, — сказал Резванов, — то вряд ли они когда-то признают нас братьями.
— Это почему? — голос Бритвина прозвучал с нескрываемой обидой и недоумением.
