– Как себя чувствуете?
– Уже нормально. А сначала чуть не умерла со страху, – так же тихо отвечает она. – Кстати, Евгений, эти господа прослушивали ваши переговоры.
– Каким образом?
– Видите, на ближайшем пульте желтую коробочку?
Ах, черт! Вижу, Анна Аркадьевна, вижу. Лежит станция гидроакустической связи «Aquacom» и посмеивается. Мы пользуемся такими же, правда, после некоторых доработок, вносимых техническим отделом нашего родного департамента контрразведки. Уж не та ли это станция, которую в Норвежском море сорвал с Игоря Фурцева беглый британский водолаз? Не факт, конечно, но вероятность очень приличная. По крайней мере, теперь объяснимо возникновение небольших помех при использовании гидроакустической связи. Когда подводники встраивались в наш канал, слышались слабые щелчки, иногда шипение.
– Были у меня подозрения, – морщусь от досады на бестолковые габариты Фурцева и в то же время благодарю бога за проявленную в крайнем погружении предосторожность. – Анна, а кто из них вас сюда притащил?
– Тот, – кивает она на мужика с треугольной физиономией.
– Понятно. А где командный блок?
– Не знаю. Этот коренастый отобрал его снаружи, и больше я блок не видела…
Меж тем тайная вечеря в стане противника завершена.
– «Скатом» ты называешься в море. А как тебя зовут на суше? – оборачиваясь ко мне, спрашивает Питер.
– Какая тебе разница?
– Должно же быть у парламентера имя!
– Зови Федором.
– Так с каким предложением ты к нам пришел, Федор?
Пожимаю плечами:
– С предложением умереть не в этом дальнем походе, а в следующем.
– Что хотите получить взамен?
– Взамен вы отдадите все наше имущество, откроете шлюз и выпустите нас.
Питер переводит капитану короткий диалог, после чего оба нервно посмеиваются.
– Неужели мы так похожи на идиотов, полагающихся на чье-то честное слово?
– У вас есть другой выход? Гребной винт надежно зафиксирован, и освободить его не получится – снаружи дежурят боевые пловцы, имеющие на вас очень большой зуб за смерть своих товарищей. Так что если не договоримся – вам придется продуть цистерны и всплыть аварийно для вентиляции отсеков. Либо субмарину поднимут специальные суда, прибывающие в район часов через двенадцать-четырнадцать.
– И что с нами будет потом? – с каменным лицом спрашивает Питер.
По невозмутимому внешнему виду и по ровному голосу определить трудновато: срабатывает блеф или нам не верят.
Ладно, врем дальше.
– Потом лодку отбуксируют в наши территориальные воды, где вам придется ответить за гибель экипажа научного судна «Академик Антонов», за гибель боевых пловцов…
– К гибели вашего научного судна мы не причастны.
Ага – оправдывается! А поиск причин для оправдания – первый признак слабости.
– Господа, чтобы доказать свою непричастность, вам придется совершить настоящее чудо. Например, найти ключ к бессмертию или построить в нашей стране демократию.
– Надо подумать, – смотрит на часы Питер и вместе с капитаном покидает центральный пост.
* * *
– Знаете… У меня ужасно строгая мама. А я в детстве, как ни странно, была невероятно непослушным ребенком, – вытянув ноги и откинув назад голову, вспоминает Анна.
Она очень устала – и от комбинезона, и от неудобного кресла, и от постоянного нервного напряжения. Тем не менее она старается держаться. А я, как могу, подбадриваю…
– На вопрос «Откуда я взялась?» мама объясняла, что меня купили в детском магазине, – продолжает она неспешный рассказ. – Мальчики там стоили две большие пачки денег, а девочки – одну. У моих родителей была с собой только маленькая пачка денег, и тогда продавщица сжалилась – достала с дальней полки самую капризную, непослушную девочку и продала с огромной скидкой, честно предупредив, что у девочки отвратительный характер.
Теперь, запрокинув голову, смеюсь я.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Папа, услышав подобную импровизацию, пришел в ужас и попытался смягчить картину. Но история моего появления на свет произвела неизгладимое впечатление. До сих пор мурашки бегают по спине.
– Наверное, папа вас очень любил. Часто катал на шее, а на ночь читал длинные сказки о прекрасной принцессе.
– Да, я была папенькина дочка, и он регулярно читал мне сказки. Правда, делал это своеобразно, – глядит она в потолок и мечтательно улыбается. – Я, бывало, ложусь в постель, он садится на самый край и открывает толстую книжку. Начинает всегда бодро, с выражением. Потом все тише и тише… Короче говоря, через пятнадцать минут я бегу к маме со словами: «Он заснул, забирай!..»
Два вооруженных подводника стоят в трех шагах. Поглядывая на нас, тихо переговариваются и ведут себя довольно корректно. Мы не делаем резких движений, а наша непринужденная болтовня их не беспокоит.
– Я тоже появился на свет далеко от Москвы. Районный городишко: грязь, раздолбанные дороги, деревянные лачуги и запах навоза. В общем, как говорят заносчивые москвичи: глухая провинция, куда забыли завезти секс и новость об отмене советской власти. Когда я родился, дома никого не было. На кухне лежала записка: «Молоко в холодильнике».
Анна смеется, а мне на душе легчает. В ее глазах уже нет страха, отчаяния и безнадеги; за воспоминаниями о далеком детстве она окончательно расслабилась и вновь стала собой.
– …Ну а если серьезно, то мои родители – обычные работяги, вкалывавшие от зари до зари. Денег вечно не хватало, жили в убогой квартирке… В общем, все по Черчиллю: «Главный недостаток капитализма – неравное распределение благ; главное преимущество социализма – равное распределение лишений».
Побыв в мечтательной прострации, она возвращается в реальность.
– Женя, у вас есть предположения относительно того, куда мы плывем?
Отшучиваюсь:
– Я же не краб.
– В каком смысле?
– У краба на клешнях и теле есть особые волоски, позволяющие очень точно определять направление течения воды. Ну а если серьезно… Лодка идет на север – к началу океанского ложа.
– Что такое «океанское ложе»?
– Обширная донная низменность. Глубина в некоторых местах достигает четырех с половиной тысяч метров.
Она ежится:
– Зачем им такая глубина?
– Им нужно достичь максимальной расчетной глубины. Это метров двести пятьдесят, максимум – триста.
– Это даст какие-то преимущества?
– Да. Чем глубже находится лодка, тем труднее ее засечь с помощью магнитометров…
Наше милое общение внезапно прерывает вторжение в центральный пост капитана и коренастого пловца.
– Мы предлагаем тебе взять блок и покинуть лодку, – без лишних прелюдий объявляет Питер.
– Не понял. А женщину вы намерены взять с собой?
– Она останется на борту в качестве заложницы.
– Послушай-ка… тебе до сегодняшнего дня приходилось участвовать в переговорах?
Коренастый морщит лобик шириной в два пальца.
Объясняю свою мысль:
– Условия должны быть приемлемы для обеих сторон. Так вот, сторону, которую я представляю, ваше предложение не устраивает.
Глава третья. Море Лаптевых
Начальство подводников вновь отправилось совещаться, оставив все тех же молодцов для охраны. Надеюсь, обсуждение моего предложения не займет много времени. Предложение сбалансировано и обязано устроить всех.
Несколько минут Анна подавленно молчит, представляя ту пропасть, по краю которой только что прошлась. Потом, приведя в порядок нервную систему, протягивает скованные руки и легонько пожимает мои ладони.
– Спасибо, Женя.
– Не за что. Нам не пора перейти на «ты»?
– С удовольствием, – блестят в сумрачном освещении ее большие серые глаза.
Ну, вот и свершилось окончательное примирение. Прям как в сказке: и спали они долго и счастливо, пока не разлучил их будильник…
Понемногу меж нами снова расходится разговор. Так, ни о чем. Не разговор, а трамбовка лишнего времени. А лишних до истечения означенного полуторачасового срока осталось… Сколько же осталось? Часы с моего запястья сняли, приходится брать навскидку: минут двадцать пять – тридцать.
Детство мы вспомнили в первом акте. Во втором переворошили юность и годы учебы. Теперь перешли к зрелости.
Наконец настает черед прямого, как кишка, вопроса:
– Анна, ты замужем?
– Увы, нет. Или к счастью.
– Не сложилось?
– Был двухлетний опыт с одним человеком. Не ангел небесный, но душа чистая, нрав веселый, внешность приятная; на несколько лет старше. В общем, обоим казалось, что любим.
– Гражданский брак?
Женщина кисло усмехается.
– Пожалуй, нет – подолгу совместно не проживали. Да и вообще… не сказать, чтобы связь была очень крепкой. Созванивались, встречались, сидели в ресторанчиках или ходили в кино, выходные проводили вместе. И все вроде бы складывалось – без ругани, без скандалов, без обид… А года через полтора наша пародия на семейную жизнь внезапно дала трещину. Большую такую трещину, хорошую – подползешь к краю, заглянешь вниз и… аж дух захватывает. Немного промучились и расстались.
