— Хреново будет.
— Это понятно. Чего делать-то?
— Переведи ее в режим отсрочки переговоров, потом Жилин придумает что-нибудь. Причину найти можно будет.
— Понял.
— Будь внимательней. Это не простой шакал, а профи.
— А я кто? Случайный прохожий?
— И ты профи. Но все равно будь внимателен. Да, и ворот рубахи посмотри, там вполне может быть капсула с ядом.
— Нет, он уже отравился бы. Но я посмотрю.
Смирнов вернулся на исходную, перевел станцию в рабочий режим, набрал номер Жилина.
На этот раз тот ответил с задержкой, потому как сам шел по буферной зоне:
— Что у тебя?
— Все нормально. Взяли шакала спящим. Связали, обыскали.
Соболь крикнул:
— Боря, кармашек в вороте есть, как раз под капсулу, но внутри пусто.
— Что там кричит Соболь? — спросил Жилин, услышав голос прапорщика.
— Ворот рубашки проверял. Место под капсулу с ядом обнаружил, а ее самой там нет.
— Она ушла по другому назначению. Что турок?
— Стонет. Понял, что попал к нам.
— Это он не стонет, а благодарит небо за то, что его взяли мы, а не курды.
— Может, и так. Я его не понимаю. Он — меня. Поэтому молчим. Вы-то сейчас где?
— На подходе. Иду с «Факиром» и сержантом Сторским. Информация для тебя. Наши ребята, выходившие по маршруту следования «Ниссана», нашли труп водителя чиновника из администрации, который сгорел в автобусе.
— Нормально. Сам внедрил в колонну корректировщика, отдал ему свою машину. Тот и водителя замочил, и чиновника на тот свет отправил.
— Не просто чиновника, Боря, агента турецкой разведки.
— Да сколько же их было в Хамене?
— Ополченцы с этим сейчас разбираются.
— Получается, что товарищи курды решили зачистить свой город?
— Это их дело. Все, минут через десять будем.
— Жду, — сказал Смирнов, взял с собой станцию и вернулся к «Ниссану».
Соболь исправно исполнял свои обязанности. Он держал затылок Сабиха на прицеле, смотрел и по сторонам.
Старший лейтенант положил свою станцию на заднее сиденье внедорожника, повернулся к прапорщику и осведомился:
— Как дела, Соболь?
Тот тоже посмотрел на старшего лейтенанта и буркнул:
— К чему спросил?
— Тебя не учили, что отвечать вопросом на вопрос неприлично?
— Я академий не заканчивал.
— Это заметно, но вопрос-то совсем простой.
— Опять решил домотаться? Нормальные дела, гораздо лучше, чем у этого вот горного козла. — Прапорщик кивнул на Сабиха.
— С этим сложно не согласиться.
Со стороны тылового холма донесся какой-то шорох.
Смирнов и Соболь отошли под прикрытие внедорожника. Оба понимали, что подходить к ним мог только командир группы с сопровождением, но действовали машинально, по инерции, страховались и не забывали контролировать вражеского корректировщика.
— Это я, Жилин, — крикнул майор, не выходя на открытый участок.
— Принято!
Появились командир группы спецназа и руководитель курдского ополчения. Чуть сзади шагал Сторский, несший кейс со спутниковой станцией.
Смирнов и Соболь выбрались из укрытий.
Жилин с Демиром подошли прямо к корректировщику огня. Командир ополчения, не особо церемонясь, схватил турка за руки, связанные сзади, рывком перевернул на спину.
— Сержант Нури Сабих? Он же представитель иорданского благотворительного фонда «Во имя жизни» Намир Раймони? Он же корректировщик огня и убийца?
— Мне не о чем разговаривать с тобой, курд, — ответил Сабих.
Демир усмехнулся, взглянул на Жилина.
— Не желает разговаривать. Видишь ли, майор, я для него презренный курд. Но ничего, сейчас он не заговорит, а соловьем запоет.
— Ты не горячился бы. Надо доложить о нем в Хмеймим, — сказал Жилин.
— Это один из тех, кто убивал наших женщин, детей, бойцов, поэтому он наш.
— Авраз, давай не будем спорить. Или ты забыл, что этот вот подонок — всего лишь корректировщик. Мы должны нейтрализовать огневую группу. Вот когда завершим операцию, тогда и разберемся, кто чей.
— Ты прав. — Демир сбавил обороты. — Нам еще надо искать огневую группу.
— Верно. Выйти на нее мы сможем через корректировщика. Надо, чтобы он заговорил.
— Заговорит.
К ним подошел Смирнов и спросил:
— Помощь в допросе нужна?
— А ты что, следователь? — с улыбкой осведомился Жилин.
— Нет, но я знаю, как сбивать со всяких подонков их спесь.
— Да, этот Сабих подонок еще тот. Он отравил мужа своей сводной сестры. Впрочем, они были такими же агентами, как и сам этот тип. Потом пристрелил водителя. О той роли, которую сержант сыграл при обстрелах Афрани и автобуса с журналистами и говорить нет смысла. Корректировщик огня — этим все сказано. А насчет помощи? Пожалуй, давай, поработай с ним. Вытащи на свет божий всю имеющуюся у него информацию. Главное, по огневой группе.
— Допрос — это не мое. Я заставлю его говорить, а уж информацию вытаскивайте сами.
— Согласен, — сказал Жилин и направился к связисту доложить о задержании корректировщика полковнику Северцову.
Смирнов присел перед Сабихом. Рядом опустился Демир. В данный момент как переводчик.
— Эй, ошибка природы, поговорим?
Демир посмотрел на старшего лейтенанта.
— Я не понял, как ты назвал его.
— Да переведи, как хочешь. Это не важно.
— Хорошо.
Дальше пошло, как прежде.
— Я же сказал, что не намерен говорить с вами. Хочу лишь напомнить, что мы находимся на территории Турции, и здесь вы вне закона, — заявил пленник.
— На территории Турции? — Смирнов изобразил удивление. — А мне казалось, что мы в буферной зоне, на нейтральной земле.
— Это турецкая земля.
Демир влепил Сабиху довольно увесистую затрещину.
— Никогда, собака, эта земля не будет вашей.
Смирнов усмехнулся.
— Это, конечно, по-нашему и вполне заслуженно, но в следующий раз, господин Демир, прошу предупреждать, а лучше вообще не бить. Если надо, я и сам настучу этому шакалу по репе.
— Репа? Это ведь такой овощ. При чем здесь он?
— Репа — это голова нашего клиента.
— Как у вас, у русских, все сложно.
— Это чтобы враги ни хрена не поняли.
— Тут и не враги, как ты сказал, офицер, ни хрена не поймут!
— Ладно, начнем серьезный базар, извиняюсь, разговор.
Подошел Жилин и сообщил:
— Я доложил наверх о задержании корректировщика. Получил приказ использовать его для обнаружения блуждающей огневой группы. Средства применять любые, но не наносящие непоправимого вреда здоровью турка. Впоследствии доставить его в Хмеймим.
— Как в Хмеймим? Он должен ответить за преступления перед курдским народом!
— Таков приказ, Авраз, но ты не суетись. Нам надо огневую группу взять. Командира — обязательно живым!
— И тоже в Хмеймим?
— И тоже в Хмеймим. Но это не значит, что убийцы женщин и детей курдов не будут переданы вам для суда. Сейчас же нам надо продолжать работу.
Демир покачал головой, но успокоился, вернулся к роли переводчика.
— Значит, не будем говорить? — вкрадчиво спросил Смирнов.
— Нет, — твердо ответил Сабих.
— А ведь твоя откровенность нужна не нам, а тебе. Объясняю популярно, почему. Есть некая установка залпового огня, которая обстреляла местную деревню и автобус с журналистами. Погибли охранники-курды и твой товарищ, такой же агент, как и ты. Мы найдем ее и без твоих показаний. Если ты сразу не пошел в Турцию, а остался в буферной зоне отдыхать, то это значит, что начальство запретило тебе возвращаться на базу под Гарданом. Почему? Ответ прост. Огневая группа ранее уходила к базе или куда-то еще на территорию Турции. Сейчас она должна оставаться в буферной зоне. Видимо, ваши подонки в штабе запланировали еще одну акцию, требующую быстроты действий. Нельзя тратить время на выдвижение от базы. Следовательно, эта огневая группа где-то недалеко. Она сейчас окапывается, маскируется. Почему недалеко? Да потому, что вся буферная зона совсем невелика. От сирийских селений Майла и Дабир это двадцать километров в длину и пять вглубь. С учетом того, что ты зашел в зону примерно на середине и двигался в сторону Майлы, территория поиска уменьшается более чем вдвое. Остается семь километров в длину. Непосредственно к Майлу группа не пойдет, остановится как минимум в километре, а то и дальше. Что мы имеем? Правильно! Огневая группа где-то недалеко от нас, в районе, размеры которого — шесть километров на три. Не успеют твои земляки укрыть технику, как мы уже подойдем к ним. Тут-то и хана огневой группе.
Сабих с неприязнью взглянул на Смирнова и спросил:
— Зачем ты мне все это объясняешь, русский?
— Затем, чтобы ты понял важную для себя вещь. Твои показания или сотрудничество для нас желательны, но не обязательны. Мы и без тебя, подлеца, справимся. Но вот если ты решишь молчать…
