— Вот, блин, жизнь пошла…
— В смысле?
— Не далее как сегодня утром мы спокойно разговаривали без всяких там диктофонов — и ни одной собаке до этого не было дела.
— Ну, что теперь поделать… Такова наша суровая доля. Терпи, брат.
— Терплю. Новости вас интересуют?
— А есть?
— Есть. Меня приняли на работу.
— Ну, это не новость.
— То есть была стопроцентная уверенность?!
— Не знаю насчет уверенности… но насчет спросить, приняли тебя или нет, даже никто и не озадачивал. Еще новости?
— Год назад у них от чего-то помер водила… Ты пишешь?
— Пишу, пишу, не отвлекайся.
Ростовский в общих чертах рассказал все, что узнал за время пребывания в цитадели. Вася слушал внимательно: если даже выяснится, что диктофон подвел, он запомнил все до последнего слова.
— Все?
— Ну да, вроде все.
— Понял, будем закругляться. Трассу хорошо знаешь?
— А то! Считай, десять лет тут катался, почти каждый день.
— Выбери местечко, где будет мертвая зона для наблюдения. Какой-нибудь тенистый поворот, чтобы рядышком постройки были. И чуток сбавь скорость — до двадцати будет достаточно.
— Да ладно, я остановлюсь…
— Ни в коем случае. Сказали — никакого риска!
— Риск будет, если ты на ходу сиганешь в кювет.
— Нет, брат, вот тут уж точно никакого риска не будет. Ну, ладно: пусть в момент высадки будет пятнадцать.
— Хорошо…
Перед выездом на эстакаду Ростовский сбавил скорость. Вася приоткрыл дверь — в затылок Ростовскому беспардонно дунул сырой ветер. Валера обернулся, чтобы спросить, годится ли место…
А на заднем сиденье пусто!
Ростовский покрутил головой, посмотрел в зеркало в поисках темной фигуры, которая, по идее, должна скачками мчаться к постройкам от ярко освещенной трассы… и таковой не обнаружил. В радиусе видимости не было совершенно никакого намека на пешеходную жизнь!
— А думал — байки, — оценил Ростовский. — Ну, Вася… Натуральный призрак!
Глава 6
Сдаваться не будем
Костя Воронцов. Первые последствия беспредметного анализа
То ли я старею, то ли от рук отбился из-за долгого отсутствия насущной необходимости активно шевелить извилинами… В общем, работа движется со страшным скрипом. Никак не получается сформулировать отчетливую модель отношений в семье интересующих нас объектов…
Вася пожаловался Лизе, что ему трудно работать в городе и вообще на новом поприще. Только не надо думать, что Лиза у нас наподобие пионера-героя Пабло Отморозова, с ходу «сдает» все нюансы в поведении коллег и получает от этого эстетическое наслаждение. Просто наша «связистка», помимо всего прочего, имеет понятие о психологии коллективного труда в нетипичных условиях. Если на трудности в таком аспекте жалуется человек-оператор машинного доения, это одно дело. В худшем случае удои снизятся на непродолжительный период или испортится настроение у бригадира. А когда жалуется человек Вася, выросший в режиме «война», который целый квартал не получал привычного выброса адреналина при виде врага, подлежащего уничтожению… В общем, такие нюансы надлежит учитывать и системно с ними работать. А то у нас тут немало таких населенных пунктов — наподобие хрестоматийной Вознесеновки, которые де-факто нуждаются в реконструкции системы управления. Хе-хе…
Мне, в отличие от Васи, вроде бы по всем статьям должно быть легче. Я человек цивилизованный и ленивый, оружие таскаю исключительно по необходимости, привык работать головой и всегда готов все бросить и сутками напролет валяться на кушетке в собственном саду (который, надеюсь, у меня когда-нибудь будет: друзья говорят, что я товарищ неглупый — и я им верю, глядишь, найду приличное местечко и заработаю себе на хатку с садиком!).
Но мне не легче. Я вот тут уже несколько дней кряду занимаюсь беспредметным анализом из серии «поди туда, не знамо куда, и принеси то, не пойми что» и напряженно размышляю на тему «а был ли мальчик???».
Иными словами, у меня никак не вытанцовывается ситуационная подоплека для добротной рабочей версии. Нет, наверное, надо проще.
У меня никак не получается придумать, какое злодейство мог совершить Сенковский, чтобы довести до такого радикального состояния самого близкого для него в мире человека. Вернее, придумать можно все, что угодно, — фантазии у меня хватает: например, он сжег из огнемета роддом в пригороде Луизианы, и тонкая и чуткая супруга за это душевно восстала против него. Или так: они летели на курорт, самолет потерпел крушение, выжили только он, она и пара монашек из ордена святого Бенедикта. У них не было провианта, он поджарил монашек на костре и съел. А, да: тут же имеет место раскаяние за двоих, как бы соучастие. Ну, пусть будет так: он пригласил ее на романтический ужин, накормил до отвала шашлыком, а потом, резвясь и подмигивая, сообщил: шашлычок-то, дорогая, того… Гы-гы-гы… А в первом случае попросил привезти к роддому обернутый в подарочную упаковку пакет, сказав, что это презент новорожденным. А впоследствии оказалось, что это никакой не презент, а всего лишь ранцевый огнемет.
Версии, как видите, очень неплохие… Но гармонично вписать все это в респектабельный профиль Льва Карловича не получается никак — хоть стреляйся.
Мы тут за короткое время «подняли» про него все, что только можно. Знаете, есть старый испытанный метод формирования для себя эвентуального образа персоны, свободный доступ к которой закрыт напрочь. Собрать в кучу все имеющиеся в наличии сплетни и слухи, разложить по категориям и все их тщательно проанализировать. Если сплетен и слухов много (как раз наш случай — за три дня столько всего откопали, жуть!), обязательно будут систематические повторы каких-либо характерных черт. Пример: Вася невелик ростом и любит поесть. Он может быть добрым и злым, сочинять дрянные стишки и воровать со склада сгущ, и об этом никто, кроме нас, никогда не узнает. Но все, кто его знает «издали», уверенно скажут: мелкий и пожрать мастер!
Про Сенковского в этом плане можно было сказать одно: «мистер Респектабельность». Или даже так: абсолютный чемпион России и СНГ по респектабельности. Уже одно лишь происхождение говорит само за себя: из семьи бедной интеллигенции высшей пробы (которая умрет с голоду, но не поднимет гривенник с земли, потому что люди могут плохо подумать!). Впрочем, происхождением в наше время никого не удивишь, люди ведь в первую очередь судят о человеке по делам его насущным. И судят всегда отнюдь не беспристрастно, а местами и вообще предвзято до упора. Ради эксперимента попробуйте пособирать «народную информацию» про наших олигархов: уверяю вас, столько не подтвержденной никем «клубнички» (или «чернухи» — это уж как хотите) обнаружите, что все волосы встают дыбом и долго потом не опускаются.
Так вот, при всей разноречивости слухов и сплетен… никто ни разу не упрекнул Сенковского в каком-либо поступке, который мог бы бросить тень на его реноме!
Западные «товарищи», кстати, которых можно смело считать лучшим детектором нечистоплотности наших «больших людей», безоговорочно и в один голос отдают Сенковскому лавровый венок за первое место среди «наших» по чистоте и порядочности. Звучит это примерно так: если уж кому и верить из русских, так это Сенковскому. С ним можно смело заниматься любыми делами, без всякого риска для своей репутации.
Может быть, как раз благодаря этому он и достиг таких невиданных высот, что другим «большим» даже и не снились…
Я чего тут рассыпаюсь по поводу благопристойности нашего главного фигуранта: хочу, чтобы понятно было, как мне непросто разместить в его образном пространстве какое-нибудь жуткое злодеяние.
Это ведь примерно то же самое, как Вася Крюков во фраке и в лакированных туфельках на званом обеде у английской королевы. Представляете себе такую картинку?! «…Чего это вы ножками сучите, молодой человек? — Да так, ваше величество… Хочу выйти, чтобы уладить проблемы своего лучшего друга, с которым я надеюсь познакомить вас поближе сегодня вечером…»
Короче, подогнать под Сенковского что-либо из ряда вон криминальное, равно как и просто какую-нибудь заурядную «бытовуху», было до того трудно, что опускались руки.
И ладно бы, если это была бы только моя личная проблема. Но мы до сих пор работали втемную, а нам нужна хотя бы какая-нибудь захудалая, но более-менее реальная версия. Трудиться было бы не в пример легче и проще. Сказал бы я, допустим, Иванову: судя по всем параметрам, Сенковский заставил супругу вытравить плод и собственноручно закопал его где-нибудь на огороде. Теперь она терзается, винит себя и его, и все такое прочее, как у классика. Тогда можно было бы работать предметно: искать огород, плод, зловещую лопату и все прочие сопутствующие аксессуары злодеяния.
А так у нас ничего нет, кроме великого любопытства: и чего же такого у них там могло случиться?! Совсем как в каком-нибудь классическом детективе: есть труп и куча знати, ловкий Эркюль ходит вокруг и, подкручивая усики, всех подряд интригует — вот ужо я вам подам к ужину преступника!
