На выполнение моего плана потребовалось немного времени: уже через полчаса после того, как мы въехали в Коссово, мы уже покидали этот городок. Впрочем, назначенное нам место дислокации находилось всего в паре километров от города.
Замок Пусловских произвел на меня сильное впечатление: на невысоком — метров пятнадцать-двадцать — холме возвышались величественные готические башни, объединенные одноэтажной (но кажущейся очень высокой благодаря устремленным ввысь готическим формам) постройкой, стилизованной под средневековые оборонительные сооружения. Направленный с нами гебиткомиссаром проводник рассказал, что замок построили в тридцатых годах девятнадцатого века, а после очередного восстания польских инсургентов, которое имел неосторожность поддержать магнат Пусловский, замок был конфискован и продан русским аристократам князьям Трубецким. Польское правительство и пришедшая на смену ему советская власть использовали замок для размещения различных учреждений. Что и чувствовалось в интерьере: войдя в замок, я был разочарован контрастом роскошного внешнего вида и убогим местечково-казенным убранством внутренних помещений.
На входе нас встретил невысокий, плешивый и насквозь пропитанный страхом человечек, представившийся смотрителем местного краеведческого музея.
— Тут есть музей? — удивился я.
Человечек, захлебываясь от волнения, начал было перечислять великих (с его точки зрения, разумеется) людей, которые бывали в этом замке.
— Как ваша фамилия? — бесцеремонно перебил я незваного экскурсовода.
Тот поперхнулся очередной фразой и с трудом выдавил:
— Виндовский, Станислав Виндовский… к вашим услугам, пан офицер!
Мне показалось странным его демонстративное подобострастие и я решил прощупать его. Чтобы огорошить его, я обратился к нему по-польски:
— Слушайте, пан Виндовский! Идемте в комнаты, в которых вы рекомендуете мне организовать личные кабинет и спальню — и если они действительно понравятся мне, то мы раздавим бутылочку отличнейшего бимбера.
Виндовский уронил челюсть до пола: он явно не ожидал от офицера СС знания польского языка. Должен с удовлетворением отметить: проведенные в Польше почти полтора года не пропали даром. Впрочем, мне достаточно легко учить славянские языки, поскольку я с детства владею русским, как родным.
Виндовский подготовил для меня прекрасную анфиладу: спальня, кабинет, приемная, в которых мебель явно осталась с «дореволюционных времен», прекрасных времен магнатов Пусловских и князей Трубецких.
— Отлично, пан Виндовский! — одобрил я. — А что здесь осталось еще ценного со времен магната Пусловского?
Виндовский переменился в лице и забормотал:
— Пан офицер, что тут могло остаться после большевиков?! То же самое я говорил господам офицерам, что искали здесь ценности Пусловских. А какие здесь могут быть ценности?! Уж скоро сто лет, как Пусловских здесь нет, а все их состояние ушло на поддержку третьего восстания 1863–1864 годов. А после восстания поместье было конфисковано и продано князьям Трубецким, которые вывезли отсюда все подчистую. А война 1914 года? А большевики? А эта война, что никак не закончится? Ничего не осталось, вот только то, что вы здесь видите, и удалось сохранить. И ведь я честно показал господам немецким офицерам все, абсолютно все! И подземелья, и даже подземный ход! А они не поверили мне и сдали меня в гестапо! Неужели и вы сдадите меня в гестапо?
— Не бойтесь гестапо, вас туда я не передам в любом случае, — утешил я Виндовского. — Я командир спецбатальона СД и имею полномочия сам допрашивать, судить и миловать. Давайте выпьем еще по стаканчику бимбера, закусим замечательным шпиком и вы мне покажете подземный ход. Меня, как командира боевого подразделения, интересует в первую очередь возможность организации обороны и, при необходимости, безопасного отхода. В этом плане подземный ход представляет для меня самый непосредственный интерес. Вы меня понимаете?
— Да-да, пан офицер! — обрадованно закивал головой Виндовский. — Подземный ход вырыли при первом владельце замка, Вандолине Пусловском, — скорее всего, еще во время постройки замка. В тот момент это было просто: ведь холм, на котором стоит замок, был насыпан вручную.
— Вы это серьезно? — искренне удивился я.
— Абсолютно, пан офицер! В месте, где брали грунт для холма, сейчас находится озеро. Вы сами можете убедиться по размерам озера, сколько грунта тогда извлекли!
— Мне безразличны размеры озера, пан Виндовский, — заметил я. — Мне важно, чтобы мои люди в случае необходимости вместе с оружием могли беспрепятственно пройти по нему. Вам ясно?
— Разумеется, пан офицер! — закивал Виндовский. — Вы можете проверить его хоть сейчас.
— Отлично! У меня принцип: не откладывай на минуту то, что можно сделать немедленно, так что мы идем осматривать ход немедленно, — предложил я.
На сборы ушло немного: Виндовский и я взяли по старому надежному керосиновому фонарю, да еще я на всякий случай захватил с собой Махера, приказав ему вооружиться пистолетом-пулеметом «Эрма» МП-38 и парой ручных гранат. Как говорят русские: береженого Бог бережет. А я ведь немец только по крови и по жизни, но русский — по рождению.
Направляясь к входу в подземный ход, Виндовский не преминул еще раз повторить краткую историю замка. Особенно впечатлило, что в замке было аж 132 комнаты! Надеюсь, нам не придется проходить все комнаты по пути к подземному ходу.
Довольно скоро мы оказались в подземелье одной из башен. Виндовский с силой надавил на один из камней кладки и целый кусок стены плавно, почти бесшумно, повернулся на девяносто градусов, открывая проход.
— Удивительно! — не удержался я от восхищенного восклицания. — И как это вся механика не заржавела за все это время!
— Работа старых мастеров! — благоговейно отозвался Виндовский. — Особые сплавы, древние секреты.
Мы вошли в довольно просторный зал со сводчатой кладкой и пошли по широкому коридору. Пройдя метров пятьдесят, я увидел каменные ступени, уходящие в проход ниже уровнем. Проход был гораздо, уже и его кирпичные стены были покрыты влагой и плесенью.
— Этот проход уже не в рукотворном холме, а в естественном грунте, — пояснил Виндовский. — Поэтому здесь так сыро.
Проход становился все сырее и сырее, в скором времени под ногами захлюпала вода. Но воздух оставался довольно свежим.
— Здесь есть вентиляция? — спросил я.
— Да, боковые ответвления выведены на поверхность, — ответил Виндовский. — Пара выходов на кладбище, в неприметные склепы, есть выходы в лес, в заросли кустарника. Все строилось в расчете на то, что много людей будут незаметно проходить по этому ходу в замок и обратно.
Минут через двадцать мы подошли к огромному валуну, замыкавшему коридор.
— И что дальше? — повернулся я к Виндовскому.
— Немного терпения, пан офицер, — усмехнулся Виндовский. Из щели в стене он вытянул рычаг и отжал его чуть ли не до пола. Валун повернулся вокруг оси, освобождая проход.
— Этот многотонный на вид валун на самом деле весит не более сотни килограммов, — улыбаясь, сообщил Виндовский. — Впечатляющее творение польских мастеров, — не так ли, пан офицер?
— Ничего не имею возразить, — признался я, выбираясь из подземного прохода на свежий воздух. Выход из подземного хода сплошь зарос кустами малины, раздвинув которые, я обнаружил расстилающуюся перед тайным лазом гладь озера. Я взглянул на компас, который всегда носил на правой руке еще со времен охоты за партизанами в Польше и отметил направление хода. Теперь в случае опасности я знаю направление движения.
— Спасибо, господин Виндовский, — повернулся я к плешивому коротышке. — Но должен сказать, что у меня остается ощущение, что вы мне в чем-то соврали. Не пора ли сказать правду?
— Ну вот, опять! — безнадежно вздохнул Виндовский. — Вы тоже хотите отправить меня в гестапо?
— Нет, из-за такой мелочи, которую вы постарались скрыть, я не буду отправлять вас в гестапо, — усмехнулся я. — Просто мне хотелось бы прояснить один сомнительный момент. Если, как вы утверждаете, у господина Пусловского конфисковали его замок, находившийся на охваченной восстанием территории, то почему русские его просто не сожгли? Вряд ли они стали бы церемониться с имуществом мятежника. Кроме того, честный инсургент, предвидя неизбежную конфискацию, наверняка стал бы оборонять замок и в любом случае не отдал бы его в целости и сохранности в руки ненавистного русского императора. Гордый польский шляхтич, имевший графский титул от римского папы, не отдал бы так просто свое имущество: он предпочел бы его уничтожить. Не так ли?
— Какое это имеет значение? — с заметным раздражением осведомился Виндовский: ему явно нечего было возразить.
