Ломакс достал бумаги из внутреннего кармана, и сержант быстро их просмотрел.
– Какова цель вашего приезда на остров?
Ломакс пожал плечами.
– Я был здесь во время войны. Мне хотелось снова увидеть эти места.
– Но почему именно Кирос, мистер Ломакс? Война бросала вас в разные места.
– Просто так случилось, что это первый порт на пути от Афин, – ответил Ломакс. – Только и всего. Я собирался также навестить старых друзей на Крите и Родосе. Если они у меня еще есть, разумеется. После приема, оказанного мне здесь, я начинаю в этом сомневаться.
– Понимаю, – сказал Китрос, возвращая документы. – Ваши бумаги в полном порядке.
– Ну и что же теперь мне делать?
– Для меня это совершенно ясно. Вы должны отплыть на пароходе, в четыре часа.
– Это приказ?
Китрос вздохнул:
– Мистер Ломакс, я обратил внимание, что ваша виза подписана самим министром. Значит, у вас в Афинах есть влиятельные друзья.
– И это единственное, на что вы можете рассчитывать, – мрачно заметил он.
– Вы ставите меня в безвыходное положение. Если я заставлю вас уехать, то наживу неприятности от людей в Афинах. С другой стороны, если вы останетесь, кто-нибудь наверняка попытается убить вас, и я снова окажусь виноватым.
– Но я должен разобраться в этом до конца, – заявил Ломакс. – Вы же сами понимаете. И прежде всего, вы можете объяснить мне, почему эти люди считают, что я предал их немцам?
– Все, что мне известно, я узнал через вторые руки, – ответил Китрос. – Сам-то я с материка. И здесь, на острове, всего два года.
– Ну и что же вы предлагаете?
Китрос посмотрел на ручные часы.
– У вас всего час с четвертью до отхода парохода. Сходите-ка в церковь Святой Екатерины и поговорите с отцом Иоанном. Он был здесь в те времена.
Ломакс удивленно взглянул на него.
– Вы имеете в виду отца Иоанна Микали? Но я встречал его во время войны, и ему уже тогда было по крайней мере семьдесят лет.
– Он замечательный старик.
Ломакс, поднявшись со стула, направился к выходу.
– Спасибо за совет. Увидимся позже.
– На пристани в четыре часа, – уточнил Китрос. – И помните, мистер Ломакс, время работает против вас.
Он придвинул к себе стопку бумаг и потянулся за ручкой, а Ломакс вышел на набережную.
Глава 3
Две свечки для Святой Екатерины
Маленькая церковь была тускло освещена, и от мерцания свечей на алтаре образ Святой Екатерины, казалось, парил в воздухе в лучах мягкого белого света.
От сильного запаха ладана в первый момент Ломакс почувствовал некоторое головокружение. Он так давно не бывал в церкви и, чтобы освоиться здесь, протянул руку и коснулся шершавой поверхности колонны, а уж потом прошел в придел.
Отец Иоанн Микали молился на коленях у алтаря. Его по-детски чистое лицо было обращено к небесам, и в свете свечей борода блестела серебром на фоне черных одежд.
Ломакс сел на одну из деревянных скамей в ожидании конца молитвы. Когда наконец старый священник, перекрестившись, поднялся на ноги и обернулся, то совсем ему не удивился.
Ломакс медленно встал.
– Сколько времени прошло, святой отец.
– Мне уже сказали, что вы здесь, – отозвался священник.
Ломакс пожал плечами.
– Новости быстро расходятся в маленьких городах.
Старый священник кивнул:
– Особенно плохие новости.
– И вы тоже? – с горечью заметил Ломакс. – Вот теперь я понимаю, что на самом деле попал в беду.
– Я вам не судья, – сказал отец Иоанн. – Но для вас просто глупо было возвращаться сюда. Нехорошо беспокоить выросшую на могиле траву.
– Но я лишь хочу найти ответы на некоторые вопросы, – возразил Ломакс. – И если не вы, то кто мне поможет?
Отец Иоанн присел на одну из скамей.
– Сначала позвольте мне задать вам вопрос. Почему вы вернулись на Кирос теперь, когда прошло столько времени?
Ломакс пожал плечами:
– Думаю, по порыву души.
Но на самом деле это было что-то другое, гораздо большее. Он сжал руки и нахмурился, стараясь прояснить это для самого себя.
Немного погодя он задумчиво произнес:
– Мне кажется, я сюда приехал, чтобы кое в чем разобраться.
– Интересно, в чем, – спросил старик.
Ломакс замялся:
– Трудно сформулировать. Может быть, найти самого себя, каким я был в прошлом, много лет назад.
– И вы рассчитывали найти его здесь, на Киросе?
– Но он как раз где-то здесь и существовал, святой отец. Разве вы не понимаете? В последние два-три года со мной происходили странные вещи. События на островах, в которые тогда был вовлечен тот человек, представляются мне куда более реальными, чем те, что случились потом. Более важными во всех отношениях. Разве это не могло оказать какого-то влияния на мое решение?
Старый священник вздохнул.
– Капитан Ломакс, для этих людей тот человек уже семнадцать лет, как мертв. И было бы лучше, если бы вы не воскрешали его.
– Хорошо, святой отец. Вернемся к неумолимым фактам. Последний раз я смотрел на остров Кирос с палубы военного катера, на котором немцы увезли меня на Крит. А что случилось после этого?
– Каждый, кто помогал вам, был арестован. Включая их ближайших родственников. Некоторых расстреляли в качестве назидания на главной площади, остальных послали в концентрационные лагеря в Греции. Из них выжили очень немногие.
– И люди считают, что я ответствен за все это? Что я предал их?
– Если рассуждать логически, то так и выходит. И лишнее тому подтверждение – немцы вас не уничтожили. Ведь, как правило, они расстреливали каждого схваченного ими британского офицера, работавшего в горах в рядах Сопротивления.
– Но все это просто смешно, – возразил Ломакс.
– Но вы были тяжело ранены, может быть, находились в бреду. Как вы можете быть уверены? В таком состоянии человек иногда за себя не отвечает.
– Ни в коем случае, – упорствовал Ломакс. – Я не проговорился, святой отец, поверьте мне.
Старик вздохнул.
– Как мне ни тяжко, но, вижу, я должен это сказать. Полковник Штайнер не делал секрета из того факта, что вынудил вас дать всю необходимую ему информацию в обмен на жизнь.
Ломакс почувствовал, будто холодным ветром пахнуло ему в лицо.
– Но это не так, – запротестовал он. – Этого не могло быть. Я не сказал Штайнеру ни единого слова.
– А кто же тогда, капитан Ломакс? Ведь больше некому. А они были точно информированы обо всех. Включая меня.
Ломакс недоверчиво посмотрел на него:
– И они арестовали вас?
Отец Иоанн кротко улыбнулся:
– О да. Я тоже вкусил все прелести их концентрационного лагеря в Фончи.
Ломакс закрыл лицо руками.
– Все это становится похожим на пробуждение после ночного кошмара. А вы знаете, что Алексиас Павло только что пытался меня убить?
На лице старого священника отразилась боль:
– Так, значит, это уже началось? Но насилие рождает насилие. Вот чего я боюсь больше всего.
Ломакс нервно заходил по приделу церкви. Потом вдруг остановился, нахмурившись, глядя куда-то вдаль, и быстро обернулся.
– Но если бы я и в самом деле был виноват в этом ужасном преступлении, как вы думаете, осмелился ли я сунуться сюда снова, даже после семнадцати лет? Я знаю эти острова и живущий здесь народ. Как-никак четыре года провел с ним в горах. Они высоко чтят закон мести «око за око», и у них самая длинная память в мире.
– Это хороший довод, – ответил отец Иоанн. – Но можно возразить, что здешняя ситуация оказалась для вас неожиданной. Вы могли и не знать, к каким последствиям приведут ваши тогдашние поступки.
Ломакс смотрел на него, ощущая свою беспомощность, и вдруг слабость громадной волной охватила его. Он тяжело осел на пол, и плечи его опустились.
– Но что же мне теперь делать, ради всего святого?
Старый священник поднялся.
– Поверьте мне, сын мой. Я не держу обиды на вас, но боюсь той злобы, которая возникнет из-за вашего присутствия. Думаю, что для всех нас будет лучше, если вы покинете остров на том же пароходе, на котором приехали. У вас еще есть время.
Ломакс кивнул.
– Может быть, вы и правы.
Священник пробормотал благословение.
– Теперь я пойду. Мое присутствие на улицах может помочь предотвратить выражения насилия в момент, когда вы будете покидать нас.
Он прошел по приделу, а Ломакс остался сидеть, уронив голову на руки. Он был в полной растерянности, разум затуманился, охваченный какой-то стихией, с которой он не мог совладать. Его покинули последние силы, и он прислонил голову к колонне.
В это время кто-то вбежал в церковь, и после небольшой паузы он услышал, как шаги зазвучали уже по каменным плитам самого придела, где он сидел.
Прежде всего его удивил запах духов, странный и какой-то чужеродный в таком месте, словно аромат сирени после дождя, он защекотал его ноздри и заставил резко поднять голову.
Перед ним в полутьме стояла молодая женщина, с повязанным на крестьянский манер шарфом на голове. Она молча смотрела на него, тяжело дыша, будто долго бежала сюда.
