Однако получаемая им информация о Пуштренко, как допинг, давала ему новые силы, заставляла выкладываться как умственно, так и физически.
Теперь Савельевич знал дом, в котором жил Рыба под чужим именем — Рокмашенченко Ипполит Тарасович. В своем огромном доме он жил один, если не считать огромной сторожевой собаки.
Со слов соседа Рыбы, Савельевич узнал, что иногда к Рокмашенченко приезжают его фронтовые друзья, загоняют свои машины к нему во двор и кутят до утра. А иногда сам Рокмашенченко по несколько дней не появляется дома.
Закончив сбор информации, Савельевич уединился в отдаленной аллее городского парка и, сидя на скамейке, занялся анализом собранного материала и разработкой плана предстоящей операции.
«Рыба живет под чужой фамилией, имеет друзей. Я с ним один справиться не смогу, поэтому мне для осуществления своей задумки потребуется не менее двух человек».
Появилась мысль привлечь к участию в операции сына Николая, чтобы при дележе добычи меньшая часть досталась чужим. Но он был вынужден сразу отказаться от такой мысли, так как Николай не очень-то уважал его как личность и мог не только отказаться участвовать в операции, но и сообщить о ней в милицию.
«Родной сын, а хуже чужого. Пускай ходит в передовиках производства и живет на мизерную зарплату. Я ему из своей доли и ломаного гроша не дам, — горько усмехнувшись, решил Савельевич. — Мне нужны такие помощники, которые могут пойти на мокрое, не болтливы и, самое главное, чтобы не были глупы. В годы моей молодости такой братии было хоть вагон грузи. Сейчас такие люди стали большой редкостью. Времена стали не те, — с сожалением думал Савельевич, — да и молодежь стала не та. Я могу задействовать пару прохиндеев из села, есть такие на примете, но им можно доверить разве только кого-нибудь побить, разбить стекло в доме у старушки, ну в крайнем случае кого-нибудь посадить на перо, но на серьезное дело с ними идти рискованно».
Он стал перебирать в памяти своих знакомых, останавливаясь на тех, которые могли и согласились бы участвовать в осуществлении задуманной им щекотливой операции.
Выбор был небольшой, а поэтому после некоторого раздумья он остановился на Ломе и Стасе — старых рецидивистах, которые давно уже лежали на дне по только им известным причинам, не занимаясь уголовщиной, а поэтому молодым работникам милиции не были известны.
Савельевич познакомился с ними на рыбалке, они были заядлыми рыбаками и со знанием дела могли говорить только о рыбной ловле.
С ними он рыбачил неоднократно, заметив одну закономерность: ни одна рыбалка не проходила без спиртных напитков, поэтому трудно было определить, что они больше любили — рыбную ловлю или коллективную пьянку.
После нескольких рюмок между ними часто завязывались непринужденные задушевные беседы, из которых Савельевич узнал, что его новые знакомые с удовольствием вспоминают свое преступное прошлое и недовольны своей серой, неинтересной жизнью.
«Более подходящие кандидатуры я вряд ли смогу найти. Но согласятся ли они пристегнуться к моей упряжке? — с сомнением подумал он. — Им почти столько же лет, сколько и мне, а в таком возрасте не так легко раскачать человека на «подвиг»… Раскачаю! Я знаю к их сердцам такой ключ, который сделает каждого из них сговорчивым».
Таким ключом для Лома и Стаса были деньги, которые давно уже им в крупных суммах не перепадали. «Что ж, придется немного поиздержаться, но, как говорится, цель оправдывает средства».
Поняв неизбежность предстоящих затрат, Савельевич расстроился, обозленно бросил на землю недокуренную сигарету и, поднявшись со скамьи, пошел домой к сыну.
На поросшей зеленой травой лужайке около пруда, берег которого был одет в зеленую корону камыша, под раскидистой ивой расположилось трое мужчин.
Их рыболовные принадлежности лежали в стороне неразобранной кучей, тогда как три пустых бутылки водки и остатки пищи говорили, что «рыбаки» находятся около пруда уже давно.
По оживленной беседе, которая происходила между ними, можно было с уверенностью утверждать, что тема их разговора далека от рыбной ловли и вряд ли они сегодня к ней приступят.
— Сегодня больше пить не будем, иначе разговор, на который я вас пригласил, не получится, — решительно потребовал Савельевич, внимательно посмотрев по сторонам.
Лом и Стас, а это были они, выжидательно уставились на необычно расщедрившегося Савельевича, заинтригованные обильным бесплатным угощением и предстоящим разговором.
После того, как Савельевич выложил друзьям, не вдаваясь в подробности, суть своего предложения, наступила пауза, в течение которой каждый обдумывал свое решение, прежде чем его высказать.
Откинув сигарету в сторону, Стас решительно заявил:
— Как хотите меня называйте, но я вор и на мокрое дело не пойду.
— Стасик, проверь свои штанишки, — ехидно пробасил ему Лом. — Боишься, что могут лоб зеленкой намазать? Ты же слышал, Савельевич сказал, что мочить никого не будем, а если клиент вздумает выбрыкиваться, то нам придется ему всего лишь слегка пообломать рога и копыта.
Свои слова Лом сопровождал жестами как будто он уже ломал рога своему противнику. Глядя на внушительную фигуру Лома, пышущую здоровьем и силой, можно было не сомневаться, что он и у быка без особого усилия скрутит рога.
В противоположность ему Стас был низкого роста, худощав, слабосилен, а поэтому у знавших его своим внешним видом уважения не вызывал. Но он был намного хитрее и умнее Лома. Свои физические недостатки Стас восполнял большой изворотливостью ума, а если учесть к тому же, что он был мнителен, труслив, корыстолюбив, то можно легко понять, что принимаемые им решения были не всегда окончательными, а поступки — не всегда предсказуемыми.
— Эх, Лом, Лом, рога ломать и дурак сумеет, а ты подумал, кто за рога отвечать будет? — скептически заметил Стас.
Савельевич, не давая дальше развивать мысли Стасу, считая его потерянным для себя, попытался уберечь Лома от воздействия Стаса, а поэтому перебил его:
— Ты не скули, как пришибленный пес, — обиженно и с досадой потребовал он. — Не хочешь участвовать в деле, не надо, барыша больше на двоих достанется.
— А какой будет барыш? — наивно спросил Лом, всем корпусом поворачиваясь к Савельевичу.
Подумав, глубоко все взвесив, Савельевич обронил:
— Теперь тебе достанется штук десять-пятнадцать. Стас же не захотел участвовать в деле.
По расширенным, удивленным глазам собеседников Савельевич понял, что разговор еще не окончен и не все потеряно.
— Где вы возьмете такую кучу денег? — с сомнением спросил Стас, а потом добавил: — Прошло столько лет, столько утекло воды. Может быть, у вашего знакомого что-то когда-то и было, но за четыре-пять десятков лет можно такие капиталы спустить, что и от накоплений с шестью нулями ничего не останется. Ты подумай, Лом, прежде чем соглашаться, а то потом поздно будет.
Лом озадаченно посмотрел на Савельевича, ожидая от него поддержки и защиты от словесного нападения Стаса.
— Я знаю, на что его беру, и думаю, мы не прогадаем. За свои обязательства перед ним я отвечу своей долей в добыче. Но тогда все, что будет сверху, будет принадлежать мне. Так что ты, Лом, свои десять кусков за день работы получишь наверняка.
Лом, мечтательно потянувшись, заверил:
— Мы с тобой вдвоем такой провернем кайф, о котором Стас не читал в книжках. То, что он отшился от нас, даже к лучшему. От такого хлюпика все равно никакого навара не будет, только воздух попортит своими мокрыми штанами.
— Ты, Лом, не борзей. Мы сейчас занимаемся обсуждением серьезной операции, чтобы потом не надо думать над разными мелочами. Может быть, я и соглашусь идти с вами на дело, — Стас сдавал позиции, боясь упустить из-под носа солидный куш, в реальность которого он уже начал верить.
— Он своей трусостью может испортить нам всю малину, и я, Савельевич, на твоем месте его бы не брал, — Лом явно рассчитывал на получение доли Стаса.
— Ты не наглей, дорогой, и много на себя не бери, — обиженно фыркнул Стас, готовый обложить Лома многоэтажным матом, но такое желание сдерживалось кулаками «друга», которыми тот пользовался лучше и грамотнее, чем языком, что он неоднократно уже доказывал.
— Его, конечно, лучше не брать с собой, — обращаясь к Лому и игнорируя Стаса, протянул Савельевич, — но он уже посвящен в существо операции, а поэтому заменять его другим вроде бы не с руки. А без третьего нам все равно не обойтись.
— Ну, если так, поступай как знаешь, — вынужден был согласиться Лом, сожалея об упущенной возможной выгоде.
Окрыленный поддержкой Савельевича, Стас воспрянул духом и оживился. Не утерпев, он язвительно обронил:
— Хватит выступать, я посмотрю, какой ты храбрец на деле.
— Ребята, не будем бакланить, но давайте договоримся сейчас, чтобы потом разговоров не было: кто сдрейфит, лишается части добычи, а какой, мы потом решим.
