На российском Дальнем Востоке северокорейские лесозаготовители обосновались недавно. По соглашению между правительствами Российской Федерации и Корейской Народно-Демократической Республики в Хабаровский край в середине девяностых прибыли северокорейские лесорубы. Для обеих сторон дело выгодное: часть поваленного леса остается в России, а часть идет в безлесный Пхеньян. Для местных властей — полная выгода и никаких проблем с иностранцами. В поселках северных корейцев своя администрация, своя служба безопасности, даже свои суды. В общем, маленькое государство со своими законами внутри другого, своеобразное гетто. Выходить за пределы которого строжайше запрещено — только на работу. Чтобы следить за порядком в каждом поселке есть свои северокорейские гэбэшники — а то подопечные «русской буржуазной заразы нахватаются». Для России работа северных корейцев выгодна, ни копейки не стоит, а лес — он сам по себе растет. Рассчитываются с лесорубами в Пхеньяне, к тому же ничего не стоящими северокорейскими вонами. А работать в России на Дальнем Востоке для корейца за счастье. Накормлен, одет, а на родине, в Северной Корее, народ траву ест. Ким Чен Ир в это время ядерную программу разрабатывает, отцовские идеи чучхе в народ продвигает.
За такое отношение к жизни своих граждан КНДР была включена США в «черный список» наряду с Кубой, Туркменистаном и прочими диктатурами. А русским что от этого? Пусть себе туркменбаши и любимый руководитель — сукины дети, но это свои сукины дети. Только однажды русским пришлось пострадать от главного корейца, когда Ким Чен Иру вздумалось отправиться в Москву из Пхеньяна личным поездом — в результате железной дороге пришлось поломать весь график пассажирских поездов на Дальнем Востоке и в Сибири. Масса россиян опоздала по своим делам, и материли тогда товарища Ким Чен Ира на чем свет стоит. Прямой ущерб из-за капризов диктатора составил несколько миллионов долларов.
Самый большой деревянный барак в поселке лесорубов был забит до отказа. Здесь всегда происходили открытые партсобрания. Стол президиума, крытый кумачом, стоял на возвышении в конце просторного помещения, которому больше бы подходило название «сарай», если бы не две печки, сложенные умелыми корейскими руками, чего-чего, а дров в тайге хватало. Ряды самодельных стульев, табуреток с уложенными на них досками, заполнились — ни одного свободного места. А те, кто вернулся с дальних высечек, стояли, подпирая стены. Невысокий кореец, с зачесанными набок черными волосами, руководитель службы безопасности поселка, секретарь парторганизации — Ли Эр Йон, толкал речь. В моменты, когда он замолкал, слышно было, как жужжит ожившая в тепле муха, так внимательно слушали Ли Эр Йона, взвешивали каждое слово и время от времени синхронно кивали. Этакий съезд коммунистической партии из советского прошлого, только депутаты не в добротных костюмах, а в истертых ватниках и все узкоглазые. Оратор резко поднял руку, прокричал здравицу любимому руководителю всех корейцев, да так громко, что сидевшие в первом ряду чуть не позатыкали уши, но это было бы расценено как антикоммунистическая пропаганда. Потом обвел присутствующих хищным взглядом, прищурил и без того узкие глаза, наполнил стакан водой из графина. Ударил кулаком по столу и вновь ринулся в словесный бой.
Со слов парторга выходило, что бригадир лесорубов Чой Ен Сун — враг народа. Вчера во время работы он потерял в глубоком снегу значок с изображением Ким Ир Сена. Всем корейцам такие значки выдаются в обязательном порядке, и потерять его — то же самое, что предать Родину. Бригадиру было оказано доверие — парторг дал ему ночь на поиски, но священное изображение вождя так и не отыскалось.
У возвышения стоял немолодой кореец с поникшей головой и почерневшими, отмороженными за ночь бесплодных поисков ушами. Всю ночь провел в лесу — удирать к русским даже не помышлял, все равно милиция потом привезла бы его в поселок и сдала службе безопасности. Именно он и стал сегодняшним козлом отпущения. Оправдываться было нечем: глядя на портрет любимого руководителя Ким Чен Ира, висевший за спиной у оратора, он лишь шептал о полном признании вины и утрате революционной бдительности. В глазах читался страх, ноги подгибались, еще чуть-чуть, и он бы потерял сознание. Лица слушающих были суровы, десятки глаз с осуждением смотрели на бригадира, его готовы были разорвать на части, как беспомощную мышь, попавшую в лапы проголодавшегося кота. И не за то, что потерял значок, бригадир — все же шишка по лагерным понятиям, и он успел нажить себе врагов среди рядовых лесорубов.
Парторг остановился, в зале повисла тишина. Ли Эр Йон бросил испепеляющий взгляд на бригадира и начал зачитывать проект решения партсобрания, из которого следовало, что товарищ Чой Ен Сун утратил революционную бдительность и должен понести суровое наказание. Это могло означать лишь одно — дело врага народа передается в народный северокорейский суд, находящийся здесь же, в поселке. Мерзавец и пособник американских империалистов достоин сурового наказания — как минимум, тюремного заключения.
Собрание подошло к концу, настала финальная часть — голосование. Все присутствующие дружно подняли руки, бригадир Чой Ен Сун единогласно был признан виновным. И никого не удивило, что к врагу народа тут же подошли двое охранников, бригадир покорно заложил руки за спину, и его повели к выходу. Под гневные крики собравшихся бригадир покинул барак. Загремели доски, табуреты, составлялись к стенам стулья.
Выйдя на крыльцо, парторг закурил. Подняв меховой ворот кожаного плаща, он жадно затянулся. Буржуазные сигареты «Мальборо» с отломанными фильтрами были предусмотрительно переложены в корейскую бумажную пачку. Хлопья снега опускались на черные волосы. В небе послышался стрекот винтов, Ли Эр Йон запрокинул голову. Над поселком пронеслась «вертушка» непривычных очертаний — быстро скользнула по небесной глади и в считаные секунды исчезла из виду. Кореец проводил вертолет задумчивым взглядом.
* * *
Ветер, пришедший с моря, все еще бушевал над дальневосточным портовым городом. В зале, где собрались приехавшие из Москвы и с Нижнего Поволжья, царила легкая нервозность. Но несмотря на нее, в помещении чувствовался уют, ведь в окна бил мокрый снег, и даже сверкнула пара молний. Устроившись в одном из кресел, майор Лавров разглядывал присутствующих, среди которых были гражданские из «Ростехвооружения», полковники и подполковники, прибывшие на Дальний Восток из Москвы. Старший лейтенант Барханов сидел рядом с майором, и было понятно, что происходящее столпотворение его раздражает.
— Не люблю такие собрания. Шумно, как на базаре, — вполголоса произнес старлей.
— И не говори, — отозвался майор, — но иногда бывает полезно посмотреть на гостей из Москвы, строят из себя генералов, хотя сами и до полковников с трудом добрались. В такие моменты понимаешь, почему на один толковый приказ два дурацких приходят.
Присутствующие рассаживались, в зал вошел полковник Рылеев, руководитель испытаний. Тут же поднял руку, предупреждая традиционное в таких случаях «товарищи офицеры…». Пройдя к массивному столу, он запрокинул голову и попросил минутку молчания.
— Здравствуйте, господа и товарищи, — Рылеев откашлялся, — нас собрало здесь вместе совершенно выдающееся и секретное дело. Нам выпала честь участвовать в испытаниях нового вертолета, произведенного конструкторским бюро «Миля». Именно от нашей принципиальности, непредвзятости и будет зависеть дальнейшая судьба самого современного отечественного вертолета, «Барракуды». Россия находится на новом пороге… В «Барракуде» воплощены все новейшие достижения…
Старлей отвел взгляд и улыбнулся.
— Сейчас начнет про перспективы развития отечественного авиастроения заливать.
— Послушаем, может, что-нибудь конкретное и услышим, — произнес майор.
— …вертолет был доставлен по железной дороге в пенале, затем автотранспортной платформой в летную часть. Пробный полет прошел успешно, — продолжил полковник, — в последний момент в состав комиссии были включены и представители спецназа ВДВ ГРУ. Вертолет создавался как многоцелевой, и им предстоит оценить его преимущества на практике. Хотя использование «Барракуды» в качестве десантного средства при проведении диверсионных и антитеррористических операций лишь одна из возможностей. Заметим, не главная. Тем не менее: майор Лавров и старший лейтенант… — полковник тщетно искал в бумагах фамилию «Барханов», и старлею пришлось назваться самому, — а теперь, господа, — последнее слово Рылеев произнес фальшиво, с усилием, но одновременно и с удовольствием, — можете ознакомиться с техническими характеристиками «Барракуды», правда, пока только на бумаге, и с программой испытаний, — Рылеев указал рукой на стопку запакованных в пластик листов. — Если возникнут какие-нибудь вопросы, обращайтесь к представителям «Ростехвооружения». Спасибо за внимание.
