Недавно она отпраздновала свой тридцать третий день рождения (Морис, как и миллиарды других поклонников, отправил ей поздравление и подарок) и по-прежнему обитала на сияющих небесах, где движутся по головокружительным орбитам галактические знаменитости.
Знал он и о том, что не все в ее жизни было безоблачно. Однажды какие-то сумасшедшие террористы стреляли в нее кислотой, но, к счастью, промазали. Да еще у нее украли жениха, и даже Космопол ничего не мог сделать, а потом этот парень нашелся сам и сознался, что в действительности его не похищали, это была инсценировка, и бросил Веронику ради никому не известной невзрачной девчонки с тощей косичкой.
Вдобавок та темная история с сестрой-близняшкой. Ходили слухи, что перед тем, как в первый раз выйти на подиум, Вероника была любовницей скандально известного авантюриста, вместе с ним принимала участие в криминальных разборках и в ходе одной из стычек перестреляла ни много ни мало полтора десятка человек. Опубликовал эти сенсационные сведения некий Люш, репортер с Ниара.
Сама Вероника все отрицала и в интервью «Гонгу Вселенной» заявила, что в это самое время лечилась от стресса в силарской больнице на Незе, персонал больницы может подтвердить ее слова, а свои видеозаписи Люш сфабриковал. Тот возмутился и принялся доказывать, что записи подлинные, ссылаясь на кучу свидетелей. В конце концов дело уладили Вероникины адвокаты: объяснили, что у топ-модели была сестра-близнец, в раннем детстве потерявшаяся, звали ее Кристина, с ней-то и столкнулся Люш, и через некоторое время после этого она бесследно исчезла – скорее всего, погибла.
Люшу даже устроили встречу с Вероникой, хотя, по мнению Мориса, бессовестный репортеришка не заслуживал такого подарка. Побеседовав с топ-моделью, он публично признал свою ошибку: да, уже через пять минут ясно, что это не Кристина.
Все порадовались тому, что недоразумение разрешилось, а Люш, вернувшись на Ниар, начал взахлеб делиться впечатлениями: якобы разница между Кристиной и Вероникой такая же, как между особой королевских кровей и умственно отсталой уличной девчонкой – просто поразительно, что они однояйцевые близнецы, внешне неотличимые друг от друга! Правда, безнаказанным он не остался, ниарские фанаты Вероники Ло сожгли его аэрокар и снизу доверху исписали угрозами стены дома, где он снимал квартиру.
Иногда Морис мечтал о том, как найдет сбежавшего подлеца-жениха и беспринципного Люша, в каком бы дальнем уголке Галактики те ни спрятались, жестко разберется с обоими, докажет Веронике, что у нее есть защитник…
А потом накатывало беспросветное уныние: мечтать не вредно, да только никуда он не полетит и не будет ни с кем разбираться – он ведь не может покинуть Парк. В том-то и проблема, что он намертво привязан к этой планете.
– Драться будешь? – деловито осведомилась Дигна, поблескивая глазами из-под низко надвинутой ковбойской шляпы.
– С кем?
– С кем угодно. Тут вон сколько народа, кто-нибудь да найдется. Давай скорее решай, ты хочешь подраться или нет?
В задымленном воздухе салуна лица в трех-четырех шагах становились зыбкими, как плохие голограммы, но звуки и запахи не позволяли усомниться в реальности окружающей массовки. Пахло потом, кожей, порохом, алкоголем – крепкая, агрессивная смесь. Громкие голоса гомонили вразнобой, вдобавок кто-то самозабвенно наигрывал на расстроенном пианино. Вокруг захватанных масляных ламп вилась мошкара – интересно, настоящая или биомеханическая?
– Не хочу, – решил Генри.
– Тогда возьми это и повяжи на шею, – Дигна протянула ему белый шейный платок, такой же, как у нее. – Это означает, что мы не деремся.
Он выполнил инструкцию и спросил:
– А если бы я не повязал эту штуку?
– Тогда кто-нибудь, кто хочет подраться в салуне, к тебе полезет. Это условный знак. Об этом написано в объявлениях на здешней станции подземки и в путеводителе, ты зря не читаешь объявления. Можно еще заказать драку, тогда пришлют мордобойщика-профессионала. Это безопасней, чем с кем попало, потому что профи ничего тебе не сломает и фингал поставит, только если это оговорено в бланке заказа. Он сперва немного тебя побьет, чтобы все по-настоящему, а потом поддастся, и ты его красиво нокаутируешь. Некоторым нравится. Но у любителей ковбойских драк это считается непрестижным, вроде как для неженок.
Принесли виски. Дигне налили безалкогольного, и она украдкой плеснула себе немного из стакана Генри. В просторной клетчатой ковбойке и шляпе с лихо заломленными полями она выглядела как тощий, вертлявый, дочерна загорелый мальчишка-подросток. Какое-то высоконравственное семейство уже приняло их за парочку геев и отсело подальше.
Дигну окружал ореол неопределенности. Она все больше нравилась Генри, только ее слишком звонкий, моментами пронзительный голос школьницы, привыкшей перекрикивать на переменах своих вопящих одноклассников, порой немного раздражал.
Что в ней доминирует: свое собственное или типичное для Мегареала? Генри не мог в этом разобраться, так как почти ничего не знал о Мегареале. Он не смотрел реалити-шоу, полагая, что существуют тысячи более интересных способов убивать время, а сейчас решил, что это, пожалуй, пробел в образовании: можно было потратить хотя бы несколько часов на ознакомление, тогда бы он достаточно быстро понял, что представляет собой Дигна.
Впрочем, Мегареал со всеми его «реальными» страстями никогда не вызывал у Генри даже проблеска любопытства. Это слишком слабо по сравнению с тем, что ему нужно. Даже не подобие, даже не бледное. Его мучило и сжигало чувство, родственное ностальгии, и он вот уже тринадцать лет жил тем, что собирал по кусочкам осколки чужой жизни – завораживающе-яркой и печально-противоречивой, во многом жестокой, оборвавшейся нелепо и странно. Знакомые называли его «увлеченным исследователем».
Один из осколков находится здесь, на Парке. Генри чувствовал себя вампиром, выслеживающим жертву. Эта аналогия усугублялась еще и тем, что человеку, с которым он хотел встретиться, беседа на интересующую его тему могла стоить жизни.
«Вы должны понять», «два инфаркта», «он и так не совсем адекватен», «самые страшные из его воспоминаний», «несем ответственность за душевное здоровье нашего подопечного», «не можем допустить»… Это из ответа штатного психолога «Иллюзориума» на его официальный запрос.
Не имеет значения. Генри все равно собирался добраться до их подопечного и получить то нематериальное, жгучее, слепяще-радужное, что хотя бы на некоторое время утолит его жажду. Во что бы то ни стало, даже если этот разговор информанта убьет.
В душном золотистом мареве, заполняющем салун, завязалось сразу две драки. Сначала стрельба из «парковых» револьверов (капсулы с кровавой краской плюс пороховой дым), потом опрокидывание столов и потасовка. Тяжелые деревянные стулья тоже пошли в дело. Знать бы, это отрабатывают свою зарплату штатные мордобойщики, выполняющие заказ, или дилетанты разгулялись?
Генри и Дигна выскочили наружу. Их провожало бренчание облезлого пианино – незатейливое «кантри», вплетенное в какофонию ругани, оглушительных хлопков, топота, звона бутылок и грохота.
– Все было очень мило, – пробормотал Генри.
По дороге с него сбили шляпу. Ее стоимость будет вычтена из залога, оставленного в костюмерной на станции «Дикий Запад». Можно дождаться, когда дебош закончится, и вернуться за ней в салун, но, представив, во что шляпа превратилась, Генри отказался от этой мысли. Искать на полу, а потом все оставшееся время носить с собой растоптанный грязный ошметок… Усмехнувшись, он машинально пригладил растрепавшиеся волосы.
За коновязью стоял длинный, ребристый, как грудная клетка, фургон, крытый парусиной, и возле него – две невозмутимые монахини с красными крестами на белых накрахмаленных платках.
– Всякая медицинская аппаратура, – ткнув пальцем в сторону фургона, вполголоса пояснила Дигна. – Еще внутри мониторы, а в салуне замаскированные видеокамеры. Обычно пострадавших спасают, всего несколько раз не успели откачать.
