Нельзя сказать, что наши приятели не пытались впоследствии как-то поправить положение. По истечении некоторого времени Рудин посетил Каменку под предлогом возвращения «таблетки»[22], позаимствованной для транспортировки Гриши Толхаева. Каменка — это поселок неподалеку от усадьбы Лиховского, в которой наши приятели некоторое время скрывались после бегства из Белогорска. Так вот, Рудин вернул поселковому фельдшеру Михалычу «таблетку» и узнал следующее: по факту смерти Лиховского заведено уголовное дело, усадьба опечатана, а всю нашу славную компанию вяло ищут по приметам. Не ограничившись услышанным от Михалыча, Пес вечерком забрался в поместье опечатанное и произвел там обыск на предмет обнаружения. И, разумеется, ничего такого не обнаружил — все изъяли.
— Дело дохлое, — резюмировал Рудин по возвращении. — Я проконсультировался. О том, чтобы выкупить у следственных органов завещание и паспорт, не может быть и речи (это многоумный Гриша Толхаев предложил с ходу — выкупить, у них тогда еще деньги не кончились). И паспорт и завещание на учете в Интерполе — сунешься, сразу возьмут…
Алиса в таких тонкостях разбиралась неважно, но за два года успела изучить своего супруга досконально, а потому сделала соответствующие выводы. Рудин не хотел этого наследства. Человек войны, он всецело пребывал во власти некоей атавистической охотничьей доминанты, которая не оставляла места компромиссам.
Когда они удирали из усадьбы Лиховского, Пес распорядился, чтобы Алиса взяла из кабинета деньги Марта, и страшно негодовал, что дама сердца его ослушалась.
— Это военная добыча, трофей, взятый на поле боя! Мы имели на них безраздельное право и правом этим преступно не воспользовались…
А «правильные деньги», взятые Алисой из сейфа, душу сурового воина не грели. Серега страшно комплексовал из-за того, что становление их общего хозяйства на новом месте в постубегантный период осуществлялось именно на деньги Алисы. Он привык все брать от жизни сам и не желал быть у кого-то на иждивении.
Другое дело — архив. Архив, собственно, никому не принадлежал — товарищ Остерман А. И. сдвинул лыжи два столетия назад и свои бумаженции никому не завещал. И хотя архив был припрятан на территории усадьбы Лиховского, для Рудина это не имело совершенно никакого значения. Это он, Серега, нашел ларец со своими псами. Значит, что? Правильно — военная добыча. Трофей. Поэтому Рудин шибко и не возмущался, когда Алиса предложила ему свой авантюрный проект. Мужик притащил в пещеру убитого на охоте зверя, мясо съели, а шкура осталась. Теперь женщина пойдет к ручью и будет шкуру скоблить, чтобы сшить из нее одежду…
Погоревав слегка о нереализованных возможностях, Алиса посвятила десять минут изучению рекламных буклетов и отправилась прихорашиваться. В самом деле — не идти же к барону в джинсовом комбезе да с конским хвостом! Тем более данный пункт был обговорен с Рудиньш и он его одобрил.
Как вы думаете, сколько нужно даме, чтобы приобрести в Париже скромный, но приличный наряд и соорудить маломальскую прическу? Алиса, как женщина, воспитанная в социалистических канонах практицизма, запланировала на это неблагодарное дело полтора часа и сто баксов. Чем руководствовалась? Рекламными ценами в буклетах и обозначенными на атласе местами расположения магазинов. Все рядом, везде пешком можно прогуляться, цены вполне приемлемые, местами даже со скидкой. Подумав хорошенько, Алиса решила сделать прибавку в расчете на непредвиденное: еще десять-двадцать баксов и полчаса.
— Что у вас на голове, мадам? Да вы просто преступница! — вот так нашу замаскированную встретили в первом же салоне. — Только помыть и расчесать?! И слушать ничего не желаем! Немедленно садитесь, иначе мы вас заколем вот этими ножницами…
Примерно то же самое было в магазинах — с некоторыми разночтениями. В результате Алиса — безо всякой натуги, естественно и самопроизвольно, потратила на прихора-шивание несколько больше, чем планировала: около шести часов и почти все четыреста баксов резерва. А когда спохватилась, было уже поздно: в сумочке остались около ста долларов расходных, часы на башне показывали пять ноль пять пополудни — до отхода автобуса на Фонтенбло оставалось десять минут, а чтобы добраться до автовокзала, требовалось как минимум полчаса.
— Рудин меня убьет! — пискнула Алиса, влетая в вестибюль гостиницы — так получилось, что круг ее похождений замкнулся примерно на том же месте, откуда и начался — все магазины располагались рядышком. — Резерву — пиз… ой, чуть не оговорилась! Вызовите мне такси, — распорядилась Алиса, кидая на стойку пакет с комбезом и кроссовками и исследуя содержимое сумочки. — Ой! У вас таксисты доллары берут? У меня франки кончились!
Ответом ей было выразительное молчание. Портье с посыльным, открыв рты, смотрели на даму такими взглядами, словно она явилась в вестибюль как минимум неглиже, да вдобавок при ожерелье из засушенных моржовых фаллосов.
— Чего вы? — упавшим голосом спросила Алиса, автоматически оглядываясь на огромное зеркало, вмонтированное в стену при входе. — Ах, вот оно что… Не узнали, что ли?
А ведь и верно — не узнали! Наша дама, побывав в салоне и приодевшись при помощи французских продавцов, совершенно изменилась. Она была просто до неприличия хороша — хоть сейчас на обложку «Metropolitan»!
— Это вы, мадемуазель? — щелкнув челюстью, поинтересовался портье — посыльный, видимо, так и не пришел в себя.
— Это я, — не стала отпираться Алиса. — Меня спрашивали?
— Спрашивали, — подтвердил портье. — Руководитель группы. Был очень озабочен. Что вы с собой сделали, мадемуазель?
— Приняла душ, — буркнула Алиса. — Вызовите, черт возьми, мне такси — я опаздываю!!!
— Одно мгновение, мадемуазель! — подскочил портье, набрал номер, нарычал на диспетчера, кивнул подобострастно:
— Пожалуйста, мадемуазель, — такси будет через две минуты.
— Очень хорошо, — одобрила Алиса. — Вот пакет, пусть полежит у вас — некогда бегать в номер. Передайте руководителю — я буду вечером, все объясню, пусть не беспокоится. Все, я пошла.
— Мадемуазель?
— Ну что еще?!
— Я не буду говорить, что вы прекрасны, как первые розы Елисейских полей, — прожурчал портье. — Это очевидный факт. Мы… поражены, мадемуазель. Мы готовы умереть у ваших ног…
— Ох ты, хам наглый! — смущенно пробормотала Алиса, выскакивая за дверь. — Все вы, французы, такие вруны страшные — просто ужас…
По дороге к замку Алиса планировала любоваться видами и томно мечтать. Если уж разоряться на такси, так с максимально доступной выгодой! Таксист был человеком глубоко в возрасте, кое-что в людях понимал (а может, просто туристов часто возил) и сразу после того, как Алиса назвала адрес, поинтересовался:
— Как вы желаете ехать, дитя мое? Кратчайшим путем или так, чтобы все известные в мире исторические места нашего города с восхищением запечатлели на себе взор ваших прекрасных глаз?
— Даже и не знаю… — Алиса нерешительно пожала плечами, сканируя взглядом водителя на предмет выявления неких скрытых маньяческих задатков. — Если мы успеем к шести часам в Друа…
— Мы успеем, — успокоил таксист, трогая машину с места. — А насчет меня можете не беспокоиться, дитя мое: я уже не в том возрасте, чтобы позволять себе глупости даже с официантками в баре. А уж с такими красавицами, как вы… Я и в молодости всегда страшно робел в присутствии таких роскошных дам…
«Что за мужики здесь, — в немалой растерянности подумала Алиса. — Пусти в Париж любую обезьяну, ей обязательно внушат, что она — самая распрекрасная красавица и лучшая из лучших!»
Экскурсия получилась вполне занимательная: старый таксист наметил хороший маршрут и по ходу движения давал короткие, но исчерпывающие комментарии, не требуя от пассажирки внимания к своей персоне. Однако только лишь любоваться видами и томно мечтать не получилось: пассажирку тревожили мысли о предстоящей встрече с бароном.
Это был первый опыт такого рода в жизни нашей дамы. Она отдавала себе отчет в том, что архив Остермана имеет большую историческую ценность, но понятия не имела, каков эквивалент этой ценности в денежном исчислении. От того, как пройдет встреча с бароном, зависело очень многое. Барону де ла Торво, по сути, предстояло стать одно временно оценщиком, дегустатором и первооткрывателем нового блюда, именуемого «стародавние интриги и тайны, вроде бы безвестно канувшие в Лету…». Стародавние, но не утратившие своей прелести и насущной важности для определенного круга лиц (и каких лиц!). Недаром же самая изысканная аристократия нашего времени так ценит старинное вино, пролежавшее долгие годы в покрывшейся пылью бутылке на дне фамильного погреба какого-нибудь трактирщика, о передник которого ловкий мсье д'Артаньян в свое время небрежно вытирал окровавленную шпагу…
