От здания библиотеки к нему уже огромными прыжками неслись три одетые в камуфляж фигуры, на бегу грозно потрясая автоматами и оглашая округу гневными криками. Танкист же так и брел себе, глядя в никуда и будто не видя грозящей ему опасности, возможно, и правда не видел. Вот чеченцы уже в нескольких шагах от него, вот бегущий чуть впереди остальных молодой парень, поняв, что сопротивления не будет, на ходу закидывает за спину автомат и тянет из ножен на поясе широкий нож. Вот все еще продолжая по инерции бежать, он подпрыгивает, резко подается вперед, и из его распяленного в крике рта вылетает густой фонтан ярко-алой крови. Вот спотыкается и падает на колени, схватившись за живот, бегущий следом за ним верзила. Третий валится ничком на асфальт уже остановившись и начав недоуменно осматриваться, пытаясь понять откуда пришла смерть. Все происходит едва ли не за пару секунд.
— Мутный! Какого хрена?! — в голос, уже не скрываясь, орет Бес.
— Пошли вы все! — так же истерично отзывается снайпер, не отрываясь от оптики, продолжая выцеливать перебегающие фигурки врагов.
Несколько дудаевцев выскакивают на аллею, как чертики из табакерки, настороженные стволы смотрят вверх, ищут затаившегося врага. Чернявый пулеметчик с добрым позывным Хаттабыч (как иронично он будет звучать всего через несколько лет) меланхолично жевавший обломок спички, выплевывает его далеко в сторону и, перекрестившись, припадает к пулемету. "Господи, помоги! Господи, утверди душу мою и укрепи руку мою!" Короткая очередь выбивает каменную крошку из-под ног бегущих дудаевцев. "Господи дай мне силу пройти через это испытание достойно, не позволь страху ослабить душу мою!" — тихо шепчет пулеметчик, плавно ведя стволом за летящими со всех ног пятнистыми фигурами. Длинная, плетью хлещущая очередь, двое кувыркнувшись на бегу через голову, валятся на асфальт. Следующая очередь достает еще троих, один с вываливающимися из живота сизыми лохмами кишок, монотонно воет, волчком крутясь посреди аллеи. Остальные лежат молча — качественные «минуса».
— Вы что ж творите, волки?! — надрывает связки Бес. — Ходу, отсюда, ходу! Быстрее, пока не опомнились и не зажали!
Из здания выскочили за минуту, горохом ссыпаясь по лестницам, налетая друг на друга, путаясь в ногах и цепляясь оружием. Сломя голову понеслись толпой по парку, оскальзываясь на мокрой листве, падая в мягкие прелые кучи, гулко топоча по податливой сырой земле. Периодически то там, то тут мелькали группки людей в камуфляже, гремели направленные в их сторону выстрелы. Они, не останавливаясь, огрызались огнем и вновь летели вперед, оставляя противника позади. На дальней глухой аллейке человек десять бородачей неожиданно выскочили им наперерез. Схватились в рукопашную. Бес абсолютно на автомате, нырнул под летящую ему в горло руку с ножом и распрямившись четко ударил врага прикладом в висок, показалось, что физически ощутил, как проминается под пластиком приклада кость. Пинком отшвырнув в сторону обмякшее тело, он вновь ринулся вперед, задыхаясь и поминутно сплевывая густую и вязкую слюну из пересохшего рта. Вскоре парковая земля под выбивающими дробь каблуками сменилась асфальтом лабиринта кривых тесных улочек и дворов. В какой-то момент Бес осознал, что русоволосый танкист, невольно ставший причиной обнаружения группы, тоже бежит рядом. Натужно хрипящий Мутный в прямом смысле слова волок его за шиворот, заставляя держать заданный темп. "Ну, хоть не зря!" — шевельнулась в голове вялая мысль. В очередном дворе они нарвались на подготовленную огневую точку. Хорошо, что с той стороны не ждали никого, кроме своих. Несколько длинных неприцельных очередей пущенных с наскока расшвыряли, размели бородатых нохчей куривших сидя кружком около врытого в землю «Утеса». И снова бег вперед не разбирая дороги. В следующем дворе их обстрелял с крыши одинокий и бестолковый снайпер, так ни в кого и не попал, хотя и очень старался, пули злобно визжали, высекая искры из асфальта под ногами и уходя в сереющее к вечеру небо.
Уже к концу дня группе повезло. На какой-то глухой, застроенной старыми двухэтажными домами улице, им попался армейский грузовик с кузовом закрытым тентом. Водитель и охранник — молодые чеченцы лет по двадцать, вооруженные калашами 7,62, с плохо скрытым страхом наблюдали за вынырнувшими из сумерек вооруженными до зубов гасками. Бес сразу заметил чистенькие белые повязки на рукавах обоих — свои, «братья-оппозиционеры». Он сразу пожалел, о том, что такую же повязочку без особого сожаления оставил висеть где-то на парковых кустах. Докажи теперь, что ты не верблюд.
— Груши кюгал дал мнла ву дещь? (Кто командует группой?) — решив сразу взять быка за рога, по-чеченски гаркнул Бес, начальственно оглядывая притихших нохчей.
— Со! — глухим голосом отозвался охранник, опуская автомат, но все еще недоверчиво зыркая на спутников Беса.
— Со хога вист хила веза (Мне надо с тобой поговорить), — Бес мотнул головой в сторону предлагая охраннику следовать за собой и, подавая пример, тяжело затопал в сторону.
— Хума ешн шун? (Вам что-нибудь нужно?) — робко пискнул ему в спину охранник, пораженный тем, что славянин владеет его речью, но Бес вместо ответа лишь вновь мотнул головой, иди мол.
На ходу он лихорадочно размышлял, что бы такого навешать на уши этому юному лопуху, чтобы заставить его вместе с ними выбираться из города, не дожидаясь возвращения тех, кому транспорт принадлежал. В том, что они вообще смогут вернуться Бес глубоко сомневался, однако поди объясни эту очевидную вещь юному вайнаху для которого чувство долга перед соплеменниками превыше всего, даже собственной жизни. Издержки родоплеменного воспитания, что поделать, вот бы просвещенной русской нации такой рожденный дикостью и отсутствием цивилизованности недостаток! Требовалось что-то срочно придумать, а в голову, как назло ничего подходящего не лезло, и Бес все напрягал, и напрягал извилины, перебирая различные варианты спасительной лжи. Видимо поэтому первого выстрела он не услышал, и развернулся, лишь почувствовав резкое движение идущего следом чеченца. И вот тут до него уже долетел и хриплый выдох ПБ и металлический лязг затвора. Влажные теплые капли крови и мозга ударили по лицу, обжигая обветренную на холодном ветру кожу. Охранник медленно оседал прямо в глубокую лужу под ногами, темные миндалевидные глаза еще осмысленно, удивленно и жалобно смотрели на Беса, а вот лба над ними уже не было, вся верхняя часть черепа была сорвана тупоносой пистолетной пулей. Водитель, получивший свою порцию в живот, сучил ногами и скреб руками асфальт недалеко от машины.
— Адикел (До свидания), обезьяны. Встретимся в аду! — мрачно произнес Кот, опуская пистолет, и смачно харкнул зеленой соплей в искаженное смертельной мукой лицо водителя. — Такси свободен! Прошу садиться!
Примолкшие разведчики, стараясь не глядеть на Кота, обходя его массивную фигуру, как можно дальше, полезли в кузов.
Остановиться их заставило странное, непонятное зрелище, впечатление было такое, что у дороги стоит какая-то кособокая гротескная статуя. Лишь покинув машину и подойдя поближе, они разобрались, что к чему. Танкиста вывернуло, Мутный не переставая матерился, изобретая все новые и новые эпитеты применительно к Дудаеву лично и ко всему чеченскому народу в целом, Бес молчал до скрежета и боли в содранной эмали, стиснув зубы. На грубо сколоченном из бревен и врытом в землю у дороги кресте был распят человек. Молодой парень лет двадцати пяти. Лицо, распухшее и посиневшее от побоев с уже выклеванными воронами глазами, отрезанные сморщенные половые органы комком запихнуты в рот, на груди широкими размашистыми разрезами выведена неровная пятиконечная звезда, отрезаны уши и не хватает указательных пальцев на руках. Вот такая картина. Цвет кожи и светлые пшеничные волосы определенно говорили о том, что распятый принадлежит к славянской национальности.
Кое-какой инструмент нашелся в машине. Работали молча, не говоря ни слова, хмуро и быстро, лишь изредка натужно кряхтели и тяжело и громко дышали. Наконец импровизированный крест был повален, а ржавые гвозди-сотки пробившие руки и ноги несчастного с мясом вырваны из разбухшего мокрого дерева. Тело аккуратно положили на предусмотрительно расстеленную на земле плащ-палатку. Кот, брезгливо сплюнув, освободил рот распятого, и еще долго потом ожесточенно тер руки о штаны, сам того не замечая.
— Похоронить бы его надо, парни, — нерешительно начал Хаттабыч. — Страшную смерть мужчина принял. Надо, похоронить, как положено, молитву прочесть, чтобы душа успокоилась. И так ей досталось.
— Стойте, — справившийся с приступом тошноты танкист, протолкался вперед. Его пропустили, окидывая недоуменными взглядами. Опустившись перед мертвым телом на колени, танкист, отвел в сторону посиневшую, сжатую трупным окоченением руку, и пристально вглядевшись в открывшуюся под мышкой татуировку с группой крови, покачнулся громко застонав.
