комендатуры своей, чтобы тихонько порасспросили медсестёр насчёт посетителей? Под видом расследования?
Тот кивнул.
– Лису и пошлю. Женщина, ей больше доверия. Но…
Он замялся.
Хозяин требовательно смотрел на него.
– Заплатить ей надо будет, – решился он. – Это как бы не входит в то, на что подряжал её. И засветится она. Так что надо заплатить…
Хозяин смотрел на него тяжело.
– Руководство моё операцию уже оплатило, – проговорил он значительно. – И немалые суммы. В том числе и вы получили. А у вас – косяк. Не у меня, отметь. У вас. Вы должны были завалить мужика. А вместо этого что? Взрыв квартиры, внимание милиции и, верняк, гэбухи. Не говоря о комендатуре. Какие, на хрен, ещё деньги? Я с какими глазами их буду у руководства требовать?
– Нет уж, ребятки, – прихлопнул он ладонью по столу. – Справляйтесь, как знаете. Из своих выделяйте, из того, что я вам заплатил. Но чтобы Бурана этого завтра же – нет, уже сегодня, – чтобы завалили его! А ещё лучше – живым взяли. Прямо в больничке. Тогда попробую вытребовать премию. И большу-ую… Поняли меня?
Оба недовольно, но покорно кивнули. С СБУ не потягаешься, читалось на их лицах.
Эти два участника ночного разговора истинного положения хозяина дома не знали. Они его представляли резидентом не одного из нацбатов, а самой украинской службы безопасности. И он не спешил просвещать их на эту тему. Тем более в данной ситуации он исполнял только заказ головки батальона «Айдар», струхнувшей от последовательного и безжалостного прореживания.
Впрочем, он был уверен, что СБУ в курсе ситуации и не вмешивается явно только потому, что считает такое прореживание полезным. Карательным батальонам нельзя давать много воли. Они должны быть на коротком поводке. И не у олигархов, типа Колобойского, а у них самих.
Кстати, премия премией, а дополнительную сумму с командования «Айдара» стребовать полезно будет. Под предлогом того, что фигурант оказался хитрее ожидаемого, и задание значительно осложнилось.
– Ладно, – разлив ещё по одной, сказал он. – Какие предложения есть, как нам этого мерзюка обезвредить?
Оба собеседника задумались. Через минуту заговорил комендантский:
– Правда, надо в больницу Лису послать. Чтобы порасспросила – да после и осталась. Как бы для охраны. Мол, от комендатуры приставлена, то да сё. Удостоверение у неё есть, приказ я ей выправлю. Потолкается там возле палаты, а как фигуранта увидит, отзвонится. Твоим ребятам, Лысый. А они пусть заховаются во дворе, а на выходе примут. Или завалят. Там охраны как таковой нет, один там ополченец в будочке на въезде стоит. Проблем не будет с отходом.
Лысый поджал губы, покатал желваки.
– А чего мои-то? – буркнул он. – Моих вычислят сразу. Тот же вояка, что в будке у больнички сидит, и вычислит. Вы кто такие, хлопчики, спросит. Чего тут трётесь? Валить его? Так сорвём дело. Коли уж брать Лису твою комендантскую, то тебе же к ней и комендачей своих приставить – всего и делов…
– Да? – ядовито осведомился Мышак. – Ты, может, думаешь, что я Сокол, командир полка комендантского? У меня полномочий нет патрули на задержания высылать. И так на соплях работать приходится. А тут я ещё бойцов пошлю офицера армейского валить! Ты хоть думай, что говоришь! Скажи ему! – обратился он к хозяину встречи.
Тот подумал. Вообще в идее Лысого был толк. На комендантских бойцов внимание хоть и обратят, но ничего не заподозрят. Ополченцы давно стали привычной частью луганского пейзажа. Да и лишнего вопроса не зададут: военные – значит, надо им. Опять же и оружие в их руках – законная вещь.
Но и Мышак прав – негоже ему светить с трудом сбитую и очень недостаточную сеть в комендатуре на таком стрёмном деле. Пригодится ещё.
– Слышь, Виталий, – он нечасто называл так Лысого, потому тот даже дёрнулся. – Майор дело говорит. Нельзя ему светиться. Ты это… Ты скажи: у бандитов твоих…
Он позволял себе называть бандитов бандитами, потому как и сам в ранешные времена немало проводил времени в компаниях сначала шпаны, а потом тех, кто поавторитетнее. Ничего особенного: среди не больно-то склонного к интеллигентности шахтёрского Донбасса такое было сплошь и рядом. Не говоря уже о чистых зэках, бесконвойных, что на шахтах впахивали. Вон, аккурат возле города Стаханова целый куст зон – в Алчевске, Брянке, Перевальске…
– У бандитов твоих две-три камуфляжки до утра найдутся? Лучше, если ополченские.
Лысый пожал плечами:
– Ну, какие-то комки найдутся, конечно. Вот только насчёт ополченских…
В последнее время армия сепаратистов стала одеваться однообразнее, чем раньше. По-армейски, а не как прежний сброд. Для простых боевиков характерна стала при этом не «цифра» или «флора» и даже не «вертикалка», а «горка» – костюм ровного брезентового цвета с тёмно-болотными накладками на плечах, локтях и коленях. Вот такую бы и достать. Надо было раньше позаботиться, чёрт!
В комендатуре, впрочем, носили как раз что покруче, так что и обычная камуфла особого внимания привлечь не должна была.
– Да и хрен с ними, – отмахнулся хозяин, словно это не он подал идею насчёт униформы рядовых бойцов. – Лишь бы не охотничьи. В общем, я бы предложил так. Выделяешь троих своих, кто посообразительнее, не быки, – он значительно поглядел на собеседника, подчёркивая обязательность этого требования. – Пусть подъедут к больничке, но внутрь не въезжают, а где-то дальше постоят. Телефон чтобы был и номер вон у его девки, – он кивнул на Мышака, – чтобы записан был. Как она гада этого увидит, что выходит он от бабы своей, – сразу звонит им. Они подъезжают, берут его на выходе и увозят. Как бы задержание. Ежели начнёт сопротивляться – валить его. А то он, лось спецназовский, вырваться может.
Он помолчал.
– Но лучше, конечно, живьём взять, – добавил. – Ох, как мечтают с ним живым поговорить важные люди…
– Ты теперь меня бросишь? – после паузы вдруг спросила Ирка.
Алексей воззрился на неё в удивлении:
– Это ты к чему?
– От тебя пахнет женщиной… Ты сегодня ночевал с женщиной!
Чёрт их поймёт, этих баб! Это что, экстрасенсия какая?
От него точно не могло пахнуть Настей – это Алексей знал твёрдо.
От него могло пахнуть мёртвой квартирой – он утром заглянул домой в сопровождении Томича, чтобы забрать свои и Иркины вещи.
Могло пахнуть оружием – с вечера он, вопреки привычке, пистолет свой не почистил, пришлось делать это утром. У Насти в прихожей.
Та исполнила своё слово, и утром была деловита и отстранённа. Попытку Алексея приласкать её отвергла мягко, но решительно. Посторонняя женщина, к такой нельзя приставать. Так она сказала.
Ещё от него могло
