В мою сторону изредка посматривают, но без настороженности, а скорее из любопытства: жив еще, не помер?
Нет, не помер, хотя и чувствую себя препогано.
Дабы отвлечься от боли и кашля, представляю действия тех, кто вышел из субмарины. Канитель с заполнением шлюза забортной водой отняла минуты три-четыре. Из шлюза Питер, несомненно, вытолкнул женщину первой. Убедившись в том, что поблизости нет боевых пловцов, он покинул рубку и направился к корме. Освободить гребной винт нетрудно и в одиночку – на это уйдет минут десять-двенадцать. За это время Анна должна достичь поверхности…
Стоп! А кто же барабанил по корпусу?
От решения мистического ребуса отвлекает капитан. Сняв с головы гарнитуру, он дистанционно закрывает замок входной дверцы, после чего приводит в действие клапана и начинает продувку шлюза. Это означает, что узколобый подводный диверсант скоро спустится в центральный пост.
Время определяю навскидку.
Часа полтора подлодка идет в неизвестном направлении. Впрочем, курс – не единственный неизвестный мне параметр движения. Я не знаю ни скорости ее хода, ни глубины. Ни намерений господина капитана, занятого управлением своего корабля. В управлении ему помогает единственный оставшийся в живых морячок, заполучивший от меня огнетушителем по хребтине. Питер со свойственной ему вальяжностью расположился на рабочем месте акустика. Но не расслаблен и не отдыхает – не снимая с головы наушников, он прислушивается к звукам моря. Не доверяет и опасается погони.
За прошедшие полтора часа ко мне не подошла ни одна сволочь. Я потребовал у Питера бинт, чтобы хоть немного заткнуть кровоточащую рану, но тот в ответ лишь скривился. Просьба дать воды имела аналогичный результат.
Плохо дело. Не успел восстановиться от вчерашней кровопотери – сегодня новая дырка, и опять бельишко насквозь пропитано кровью. Что за дурацкая напасть на самом деле?..
Сунув под расстегнутый комбинезон руку, прижимаю ладонь к телу. И не замечаю, как от слабости накатывает сон…
* * *
В реальность возвращает удар по ноге.
Открываю глаза. Рядом ухмыляется Питер:
– Федор, ты проспишь свою остановку. Вставай и одевайся – через десять минут тебя здесь не должно быть.
Легко сказать: вставай и одевайся…
Кое-как поднялся. Подождал, покуда узколобый снимет с запястий наручники. Покачиваясь на ватных ногах, сделал три шага и встал у сложенного в кучу снаряжения.
Половину отпущенного времени промучился, застегивая комбинезон. Застегнул.
Хотел махнуть рукой на подвесную систему. Передумав, накинул ремни и защелкнул две пряжки.
– Не трогай нож. Он тебе ни к чему, – бесстрастным голосом пресекает мое намерение Питер.
Боится после поднятого мной бунта. Идиот. Мне сейчас удержаться бы на ногах…
Дыхательный аппарат я водрузить на себя не успеваю.
– Время! – властно командует узколобый.
Время так время. С трудом взваливаю на плечо ребризер, беру перчатки и ласты. Придерживая маску со встроенным загубником, двигаю к вертикальному трапу. Не доходя двух шагов, останавливаюсь.
– Дай воды.
– В шлюзе напьешься, – язвит он на прощание.
И подойдя вплотную, изымает несколько элементов моего снаряжения: фонарь, станцию связи и аккумулятор системы обогрева.
– Этого в нашем договоре не было, – киваю на аккумулятор. – Мы же не на экваторе!
– Открывай люк, – приказывает он сухим тоном. – Или хочешь остаться здесь?..
Сволочь, конечно. Но, глядя на его уголовную рожу, я не особенно удивляюсь его решениям.
Поднимаюсь на одну ступеньку. Левой рукой держусь за перекладины, правой открываю люк. Готово.
Лезу вверх…
– Эй! – слышу оклик Питера.
Останавливаюсь. Смотрю вниз…
На треугольной физиономии широченная улыбка, в руках – продолговатая металлическая хреновина с боковым наплывом в виде небольшой книжки. С гордостью показывая командный блок, он заявляет:
– Взгляни на него в последний раз.
Сука!
Отворачиваюсь и продолжаю нелегкий подъем…
– Если доплывешь до поверхности – передавай девчонке и своему командованию привет от экипажа «Косатки»!..
– Иди в жопу!..
Не задраивая люка, прислоняюсь к стенке и надеваю ласты. Вода в шлюз поступать не начнет, покуда крышка люка не закрыта.
Снизу напоминают, одергивают, кричат…
Я не реагирую. Покончив с ластами, приступаю к перчаткам. Останется ребризер, но с ним проще…
В круглом проеме появляется перемотанная бинтом башка. Выругавшись на двух языках, Питер захлопывает крышку и поворачивает замковый механизм.
Открывается клапан, и вода с шумом врывается в замкнутое пространство шлюза.
У меня не хватает сил закрепить на груди дыхательный аппарат. С трудом удерживая его одной рукой, другой неторопливо пристраиваю на лице маску…
Я и вправду не тороплюсь уткнуться носом в маску и открыть баллонный вентиль. Это всего лишь многолетняя привычка экономить то, от чего зависит жизнь. В данном случае я не хочу раньше времени расходовать дыхательную смесь, которой в баллонах не так уж много.
Уровень воды достигает пояса. Понемногу доходит до груди…
Пора.
Набрав в легкие воздуха, двигаю маску со лба на лицо и плотно прижимаю края резиновой окантовки. Открываю вентиль, делаю резкий выдох. Смесь поступает нормально. Более того, после воздуха подлодки, перенасыщенного углекислым газом, гелиево-кислородной смесью дышится гораздо легче.
Впрочем, сил мне это все равно не добавит.
Шум прибывающей воды стих, шлюз заполнен. Жду щелчка фиксатора, управляемого из центрального поста, сигнализирующего об открытии дверцы.
Щелчка нет.
В томительном ожидании проходит минута, другая, третья. А вместе с этими минутами из баллонов уходит драгоценная смесь…
Вспоминая злорадные ухмылки узколобого Питера, стучу кулаком по стене:
– Открывай же, ну! Или ты решил меня утопить, сука?!
Глава пятая. Море Лаптевых
Поднявшись в шлюз, Анна посторонилась – коренастый пловец, назвавшийся Питером, закрыл крышку люка, повернул замковый механизм и стукнул в переборку торцом массивного фонаря. Шлюз тотчас начал заполняться водой.
Анна поспешно надвинула на лицо маску и сделала, как учили на инструктаже пловцы из «Фрегата», – повернула вентиль на правом боку дыхательного аппарата. А потом стояла, не понимая – то ли на стекле маски разводы от капель морской воды, то ли слезы застилают глаза…
Очнулась от сильного толчка в плечо. Рядом пловец. В одной руке включенный фонарь, в другой – многоствольный пистолет, коим он указывает на приоткрывшуюся дверцу.
Она толкает ее, пригибает голову и выходит наружу.
Вокруг темно. И никого. Ни единой души.
Фонарь ей взять не позволили – осветить пространство нечем. Но Анна хорошо помнит последние наставления Черенкова: «Если не встретят – иди к поверхности самостоятельно».
И, оттолкнувшись от металлического корпуса, она устремляется к поверхности, не дожидаясь команды или разрешения Питера…
Осознание ошибочности действий приходит очень скоро – когда настигает усталость, а перед глазами появляются крохотные искорки.
– Стоп, – говорит она себе, – Евгений прошелся и по этому поводу.
«Дыхания не задерживай, поднимайся медленно. Через каждые две минуты выполняй «площадку» и контролируй давление в баллонах…» – вспоминаются его фразы.
Контролировать давления не получается.
Во-первых, темно. А во-вторых, при всей феноменальности ее памяти на цифры и формулы вспомнить нужные параметры сейчас не позволяет состояние.
Задержка на «площадке» длится ровно столько, сколько нужно для успокоения дыхания и для частичного восстановления сил. Отдыхая, женщина замечает внизу рыскающий луч фонаря. Сомнений нет – это Питер. Убедившись в безопасности выхода, он покинул шлюз и направляется к корме…
Прикинув расстояние, на которое удалось отплыть от лодки, Воронец приходит в ужас. Ей казалось, будто пройдена половина пути, а на самом деле до корпуса лодки не более пятнадцати метров. Пятнадцать метров – и такая дикая усталость! А сколько еще этих метров отделяют ее от поверхности?..
Со всех сторон ее окружает непроглядная черная мгла. Лишь сверху видна размытая, едва уловимая серость.
Запрокинув голову, Анна глядит туда, где холодная, темная вода соприкасается с таким же холодным, прозрачным воздухом. Глядит и постепенно возобновляет подъем. Однако теперь ее движения ритмичны и неторопливы.
Она во что бы то ни стало должна подняться на поверхность и рассказать Сергею Сергеевичу об условиях сделки с подводниками.
* * *
Дергаю ручку и, насколько хватает сил – долблю пяткой по рубочной переборке.