Никита почувствовал, как он приблизил к нему свое лицо, и не удержался:
– Узнал?
– Ты?!
Но Никита уже крепко держал его автомат за цевье, а носок армейского ботинка печатался в пах.
Вскрикнув от боли, Хитрук рухнул на колени и повалился на бок.
– Чего там? – раздался встревоженный голос Шевы.
– Иди сюда! – велел Никита, выплевывая патроны.
– Берестов? – удивился каратель. – А ты каким ветром?
– Попутным!
– Сука! – сипел, загребая под себя землю, Хитрук.
– Ты чего? – догадавшись по звукам, что дружок на земле, изумился Шева. – Чего это он?
Но Никите было некогда разговаривать с негодяями. Он не представлял, как сможет сохранить им жизнь, но был уверен, что убивать не станет, ведь это не его война.
– Он что, упал? – медленно приближаясь, допытывался Шева. – Чего молчишь?
Наконец Никита отчетливо увидел его и присел. Выстрелы по ногам Шевы утонули в нечеловеческом рыке. Тупые пули превратили коленные чашечки в крошку. С этого момента негодяй до конца жизни останется инвалидом. После этого Никита разрядил остатки патронов в ноги Хитрука.
– Сюда! – раздался звонкий голос Кати.
Пленники не знали, что делать. Сбившись в кучку, они стояли на обочине и ничего не понимали.
Хитрук не закрыл за собой дверцу. Меняя в пистолете обойму на новую, Никита увидел, как водитель «санитарки» развернулся на сиденье, а его рука потянулась к закрепленному на перегородке автомату, и машинально дернул стволом, собираясь, как и карателям, прострелить бойцу ноги. В новой обойме полно патронов, а расстояние позволяет вести прицельный огонь из незнакомого оружия. Однако в последний момент он передумал. Одно дело – стрелять в Хитрука и Шеву: по большому счету эти два негодяя заслуживают даже смерть. Но калечить солдата он не стал, а бросил в него пистолет. Угодив в рулевое колесо, «макаров» отлетел солдату в грудь. От неожиданности тот подпрыгнул и отдернул от автомата руку.
Никита уже сидел рядом:
– Беги!
– Что? – выпучился на него солдат.
– Беги, говорю! – Никита перегнулся через него и открыл дверцу: – Живее!
– Понял! – Солдат выразительно кивнул и выскочил из машины.
Никита тоже выбрался из нее.
В бледном свете фар возникли Катя и какой-то мужчина.
– Что теперь? – в один голос спросили они.
– Соберите оружие и грузитесь. – С этими словами Никита вернулся к корчившемуся на земле Хитруку.
Каратель издавал звуки, словно ему в рот попал раскаленный уголь. Никита ткнул его ногой, и он просипел:
– Что-о!
– Вы ведь теперь оба «тяжелые», к тому же стали негодными к военной службе, – усмехнувшись, проговорил Никита и намекнул насчет «перспектив»: – Молитесь, чтобы вас на органы не отправили…
Отгоняя сломанной по дороге веткой мелких мушек, Грек вальяжной походкой подошел к минометчикам. Трое солдат чистили стоявшие в окопах минометы, остальные сгружали с грузовика ящики с минами.
– Здравствуйте, парни! – поприветствовал их на украинском Грек.
С опаской поглядывая на карателя из «Азова», они промолчали.
– Где ваш начальник?
– Который? – прищурился сидевший на бруствере сержант.
– Командир батареи в блиндаже, – показали в сторону беспорядочного нагромождения каких-то ящиков в яме бойцы. Сверху этой конструкции лежало бетонное перекрытие, на котором был слой грунта.
Капитан с покрасневшими глазами долго не мог взять в толк, чего от него хочет Грек.
– Ты зачем его туда тащишь? – в который раз спросил он и с нескрываемой злостью посмотрел на Балуна.
– Говорю же тебе, на брата двоюродного хочу поменять, – устало сказал Грек. – С «колорадами» уже договорились, обмен на этом участке.
– А от меня чего хочешь? – хлопал глазами капитан.
– Чтобы своим сообщил. Сам знаешь, какой сейчас бардак. Мы к «колорадам» навстречу выйдем, а кто-нибудь стрелять начнет.
– Почему я? Иди сам к Хрусту.
– А кто такой Хруст?
– Это и есть командир батальона, – стал объяснять капитан. – Без его команды стрелять никто не станет.
– И где мне его искать? – Всем своим видом показывая, что нервничает, Грек посмотрел на часы, потом в сторону позиций ополченцев. – Ты понимаешь, что там ждать не будут? Я через полчаса должен выйти на дорогу и дойти до нейтралки…
– Хорошо, – сдался капитан и исчез в блиндаже.
Балун сидел на перевернутом вверх дном ящике под присмотром троих ополченцев в масках с прорезями для глаз и рта – как выразился Грек, чтобы скрыть нежелательные эмоции. Балун понимал, ополченцы, конечно, волнуются, идя на такой отчаянный шаг, и это может броситься в глаза военным. Остальные стояли чуть поодаль, о чем-то тихо переговариваясь. На этот раз руки Балуну связали за спиной, а рот заклеили не куском скотча, а обмотали им несколько раз вокруг головы. Грек был хитер. Даже если у кого-то из украинских военных появится желание послушать пленника, он еще подумает, стоит ли возиться с клейкой лентой.
Щурясь от яркого света, вновь появился капитан. В руке у него была радиостанция.
– Ну чего? – поторопил его Грек.
– Он сказал, что находится рядом на позициях и сейчас подойдет.
Послышался шум трущихся об одежду веток, и прямо к блиндажу вышел крепко сложенный подполковник. Остановившись у бруствера, он приподнял за дужку солнечные очки и оглядел ополченцев:
– Кто старший?
– Я, – вальяжно ответил Грек.
– А имя у тебя есть?
– Позывной устроит? – нагло глядя ему в глаза, спросил Грек. – Самоса.
– Слышал в эфире такой позывной, – тусклым голосом признался подполковник. – И как это ты умудряешься своих менять?
– Было бы желание, – сплюнул себе под ноги Грек, – ответственность перед подчиненными.
– Подчиненными, – передразнил Хруст и посмотрел на капитана: – Насколько мне известно, наш боевой товарищ за родственника печется.
– Если бы я за него пекся, как ты говоришь, – повысил голос Грек, – то он в рейд по тылам противника не пошел бы. В следующий раз, прежде чем языком шевелить, подумай.
Балун наблюдал за происходящим с замиранием сердца. Такой блестящей игры он не видел даже у именитых артистов. С учетом того, что те работают перед камерой, а Грек перед пулеметами, он просто Станиславский. За короткий срок нахождения на войне Балун успел насмотреться на то, как ведут себя представители разного рода спецбатальонов и отрядов «Правого сектора». Созданные на деньги олигархов, они практически игнорировали субординацию и с презрением относились к солдатам и офицерам украинской армии. Те, в свою очередь, старались не иметь с ними никаких дел.
– Что за птица? – Проглотив обиду, командир батальона медленно подошел к Балуну. – Что-то он у вас слишком хорошо выглядит для плена.
– Видел бы ты его неделю назад. Пришлось откармливать и отмывать.
– Дрянь эту хотя бы сними. – Комбат наклонился, поддел пальцем георгиевскую ленту и рванул. Однако погон оторвался, и он едва не упал на спину.
– Оставь, – заволновался Грек, – мне край как надо забрать брата.
– Отдадут, – заверил комбат и неожиданно со всего размаху залепил Балуну ногой в подбородок.
В последний момент сработали инстинкты, и Балун прикрылся плечом, слегка развернув корпус.
Это взбесило комбата. Он сделался пунцовым и со злостью выкрикнул:
– «Москаль»!
Балун вскочил с ящика и, тут же получив кулаком в лоб, полетел на землю. Подполковник бросился к нему, но путь преградили Тайшет и Якут:
– Не надо!
– Как собираешься идти? – тяжело дыша, спросил Грека подполковник.
– Белую тряпку на палку, и вперед, – пожал тот плечами и снова посмотрел на часы. – Все, времени нет. Предупреди своих, чтобы не стреляли.
– Не будет обмена! – неожиданно зло заявил Хруст, наблюдая за тем, как Форос с Тайшетом прикрепляют к палке кусок белого материала.
– Что?
– Что слышал. Мы брата твоего заберем. А этого, – сверкнул он в сторону Балуна глазами, – не отдадим.
– Как это? – растерялся Грек.
– Дам я вам хороших хлопцев. Как только «колорады» подойдут, они их и положат.
– Ты думаешь, что говоришь? – округлил глаза Грек. – Нам ведь тоже уйти не дадут!
– Дадут, – уверенно заявил Хруст. – На этом направлении у нас огневое превосходство. Как только мои парни начнут стрелять, артиллерия из всех стволов ударит по переднему краю «колорадов», и вы спокойно отойдете.
– Я на это не соглашусь, – волновался Грек. – Не стоит так рисковать из-за какого-то солдата.
– Дело вовсе не в этом «колораде», – стоял на своем Хруст. – Они террористы, а с террористами не договариваются.
– Я не буду рисковать жизнью брата, – упорствовал Грек.
– Послушай меня. – Хруст подошел к нему вплотную. – Это не люди, с ними нельзя говорить. Они понимают только силу.