Но мы товарищи сведущие. Вася у нас уникум, как уже говорилось выше, даже среди мастеров войсковой разведки имеет репутацию этакого местного Бэтмена.
Этого у него не отнимешь: парень родился в семье сибирского охотника, с трех лет привык ножом в зубах ковыряться, пить сырую оленью кровь, наперегонки с волками бегать и ночевать в медвежьих берлогах.
— Не знаю, как он это делает, — с профессиональной ревностью заметил Петрушин — тоже отнюдь не дурак насчет тихо подкрасться и при случае притвориться сухостоем. — Может, потому что маленький, легкий...
Видите, даже Петрушин признает уникальные качества боевого брата. А мы, «головастики», дети асфальта — и подавно...
Вася вернулся минут через пятнадцать — мы уже волноваться начали, и не один. Из кустов бесшумно выросли три серые фигуры — две в лохматом засадном камуфляже. Петрушин и Серега рефлекторно повели в ту сторону стволами, остальные даже рта разинуть не успели. Люди тени.
— Ну, блин, напугали! Предупреждать надо, этак и до стрельбы недолго...
Хорошо, что такие люди тени — у нас. Плохо, что это не константа. Долго пробыв на войне, такие Васи перестают быть годными для мирных будней войск... и зачастую уходят на гражданку. Угадайте с трех раз, чем они там будут заниматься? Если кто подумал, что веники плести и подарки в универмаге заворачивать, — не угадали...
— Короче, ушли раньше, — доложил Вася, кивнув в сторону села.
— Насколько раньше? — уточнил Иванов.
— Когда выставились, движения уже не было, — сообщил один из разведчиков — видимо, старший в паре.
— Совсем?
— Оттуда — нет. В село заехала одна машина — «Нива». В шестнадцать с чем то. А оттуда — никого не было. Ни единой души.
— Да то понятно, — кивнул Петрушин. — Минимум четыре часа было. Только ленивый не уйдет... Пусто?
— Угу, — подтвердил разведчик. — Тишина.
— Пусто как обычно? — не отставал дотошный Петрушин.
— Пусто как удрали, — покачал головой старший разведчик. — Затаилось село. Никто не ходит. Тишина.
— Ясно, — Петрушин переглянулся с Васей и тут же выразил пожелание в связи с невесть откуда взявшимся личным составом:
— Вдвоем на прикрытии как то не того. А одного для обеспечения маловато. Пара лишних стволов нам бы не помешала...
— Согласен, — Вася перевел взгляд на разведчиков:
— Подстрахуете? Работы на пятнадцать минут. В село входить не надо.
— Как скажешь, командир, — разведчики синхронно растянули в улыбках разукрашенные под жуткие маски лица.
— Я вам уже не командир, — напомнил Вася. — У вас своя задача. Это просто просьба. Так что...
— Как скажешь, командир, — подтвердил старший разведчик. — Там все равно пусто. Куда нам?
— Давай на броню, — распорядился Вася. — Старшим будет Серега. То есть лейтенант Кочергин. Погнали, братья...
Село расположено хорошо как для «духов», так и для нас. Едешь — пусто, вдруг дорога ныряет в пологую обширную ложбину, и метров с двухсот село, полностью уместившееся в эту ложбину, предстает как на ладони. То есть поставил пост на взлобке, за километр увидят, кто подъезжает, и сообщат кому следует.
Пока враги подтянутся, весь отряд может уйти «огородами». А мы на этом взлобке, прямо на дороге, поставили пост прикрытия: «бардак», лейтенант Серега и двое разведчиков. Саня Жук — водитель «бардака», сел за пулеметы, и таким образом мы получили неплохую огневую точку на отличной позиции с круговым обзором.
Остальные набились в «УАЗ», как те сельди в банку. Самый габаритный, Петрушин, за рулем, Лиза, на правах дамы, на командирском месте. Умостились с грехом пополам, стекла спустили на всякий случай и поехали по центральной улице прямиком к указанной на схеме усадьбе — метрах в ста пятидесяти от въезда.
Село и в самом деле как будто вымерло. Затаилось. Центральная (она же единственная) улица пуста, в переулках никого не видно, даже собаки молчат...
Нет, кое где взлаивают, но не борзо, а как то вопросительно. Типа — это что за кукиши пожаловали, стоит на них брехать или ну их в задницу?
И тишина... Нездоровая такая, местами даже гробовая. Только редкие дымки из труб вьются.
Сектора наблюдения мы не распределили — Петрушин как то упустил этот момент, а остальные даже не почесались... И теперь все активно крутили головами, всматриваясь в каждое окно, фиксируя взгляд на калитках и крышах...
— Как то тут того... — неуютно передернул плечами восседавший на моих коленях Вася. — Не того...
— Тебе не нравится Костин парфюм? — хихикнул Глебыч.
— Сам такой, — буркнул Вася. — Я не про то...
— Хоть бы кто вышел, сказал чего, — высказал пожелание Петрушин. — Типа...
— С пулеметом, — подхватил Глебыч. — И сказал: смерть оккупантам! И — та та та...
— Пулемет мы увидим, — покачал головой Вася. — И сказать ничего не успеет. А вот снайпер на крыше — это да...
— Типа — все ушли, нечего вам тут делать, — завершился Петрушин. — Типа — геть, оккупанты! И сразу бы спокойнее стало на душе...
Увы, никто не вышел, не спешили нас порадовать местные товарищи. Люди присутствовали: в нескольких окнах я заметил шевеление занавесок, где то тихонько хлопали двери — на фоне мерного урчания мотора другие звуки скрадывались...
«Наша» усадьба явно принадлежала какой то зажиточной семье. Высокий забор из красного кирпича, с массивными металлическими воротами, большой дом из такого же кирпича, слева, в глубине двора, — домишко поменьше, крыши из нержавейки, сам двор наполовину крыт шифером. В том маленьком домике, судя по информации, и проживал наш красавец. С двумя женами.
Петрушин развернул «УАЗ» носом к выезду: если вдруг что, запрыгнем и рванем по прямой, не надо будет тратить время на маневры под огнем.
— К машине, — скомандовал Петрушин, покидая салон. — Полковник, Костя — справа. Лиза, Глебыч — слева... Мы с Васей — фронт. Пошли...
Мы рассредоточились по обеим сторонам от ворот, прикрытые сзади «УАЗом», Петрушин принялся застенчиво постукивать в калитку. Собаки не брехали — то ли просто отсутствовали вообще, то ли хозяева благоразумно закрыли их от греха подальше. Местные товарищи не всегда держат собак — у мусульман вообще это животное пользуется незаслуженным презрением. Но иногда встречаются. И зачастую не вовремя и очень большие — кавказские овчарки. Во время «зачисток» наши солдаты порой приговаривают этих благородных псин при первом же шаге по проверяемому подворью. И не из вредности, а по соображениям личной безопасности. Бывает, ломится толпа во двор, хозяева выпустят собак, а сами выходить не торопятся. Стоят у окон и с интересом наблюдают, как там все получится.
Получается обычно совсем скверно. Укусы, кровь, короткая очередь, предсмертный вой... жалость к добросовестному защитнику хозяйского добра, как следствие — враждебная предвзятость по отношению к хозяевам. Перспектива даже казенно вежливого обращения в таком случае автоматически отпадает. Потому что русские, в отличие от местных, к собакам относятся совсем иначе...
Вот так застенчиво постукивать можно было до бесконечности. Практика показывает, что в таких случаях двери по своей воле открывают редко. Нам же следовало торопиться: светлого времени оставалось всего ничего, а еще надо возвратиться на базу.
Глебыч достал двухсотграммовую тротиловую шашку, самопальную зажигательную трубку[31] с возмутительно коротким куском ОШ, пару спичек и терку от сорокамиллиметровой осветительной ракеты (у него в карманах постоянно хранится куча всякой дряни).
— Да, — одобрительно кивнул Вася. — Думаю — да.
— Не думаю, — покачал головой Иванов. — Лишний шум... Может, через забор?
— А ручку поворачивать не пробовали? — спросила гуманная Лиза.
— Думаешь? — Петрушин взялся за ручку, повернул ее и осторожно надавил на дверь...
И оказалось, точно — не заперто. И никаких тебе зловещих проволок — спутниц обычных в таких случаях растяжек. Вот новости!
— Так, — озабоченно буркнул Петрушин, бегло осмотрев видимый кусок двора.
— Ну ка, сдали все назад. Глебыч, давай...
Глебыч тихонько просочился в калитку и замер, осматриваясь. Учитывая тот факт, что здесь некоторое время проживал сапер маньяк, незапертая дверь и отсутствие хозяев могли свидетельствовать только об одном...
Дверь дома распахнулась, на пороге возникла бабка в платке и бараньем душегрее.
— Ушел, ушел! — крикнула бабка, махнув рукой. — Давно ушел. Никто нет, уходи! Уходи!
За бабкиной спиной виднелись еще несколько голов в платках — местные дамы.
— Уже лучше, — с некоторым облегчением вздохнул Петрушин, оттесняя Глебыча и вваливаясь во двор. — Пошли, ребята...
Дальше было так: Лиза общалась с дамами, я присутствовал, наблюдая за реакцией, а остальная публика бегло осмотрела двор и большой дом на предмет вражьего присутствия. Экскурсоводом выступал древний дед с клюкой, бородой до пояса и в смешанном рабоче деловом прикиде: затасканной до дыр телогрейке и почти новой папахе. Видимо, папаху специально для нас надел, местные обычно носят этот головной убор «на выход», вне дома. Дед отличался какой то странной апатичной податливостью — просто ковылял следом и все время говорил, что тут «никто нет». Был дед явно туг на ухо, все вопросы игнорировал, знай себе талдычит свое «никто нет», поправляет без надобности пояс и неодобрительно трясет бородой.
