Сначала он услышал густой мужской смех, показавшийся ему очень знакомым. Дальше…
Свой голос он узнал с трудом, так как на слух собственный голос воспринимается непривычно, даже как-то отчужденно, есть в нем всегда что-то неприятное, неродное, но вот Лиза узнает родные интонации сразу.
« – Конечно, дорогая, я немедленно уберусь отсюда, но прежде ты ответишь мне за оскорбления и попросишь прощения.
– Пожалуйста… Денис, я прошу у тебя прощения. Я грубо разговаривала с тобой. А теперь уходи.
– Мне помнится, ты назвала меня козлом. В постели ты мне такого не говорила…»
– Подонок! – Денис ударил кулаком по клавишам магнитофона, на глаза навернулись слезы обиды. – Все подонки!
Он завел двигатель и рванул с места. Он ехал на работу.
Малыш проводил его до металлических ворот пожарной части и развернул свою субмарину на широкой асфальтированной площадке. Он тоже спешил на работу.
Маленькое детективное агентство не баловало своих клиентов широким спектром профессиональных приемов, но работало солидно, с подстраховкой. Пожалуй, Мельник не ошибся в выборе.
Игорь Развеев пошел тем же путем, что и Павел Мельник. И так же, как журналист, был один. Но цели у них были разные.
Прошел месяц с того ужасного дня, который Развеев будет помнить всю жизнь. Андрей Белуха был прав, наркоман узнал, что такое настоящий страх, а его приятель Ложкин познал больше. Что он чувствовал, какую боль, когда сердце в его груди разорвалось от страха?..
Руки Развеева до сих пор подрагивали, под глазом навсегда прижился нервный тик. Игорь две недели не выходил из дома, забыл о наркотиках. Ломка в сочетании со страхом довела его до полного исступления. Первые дни он ползком добирался до туалета, ему все время казалось, что он продвигается по тесному вольеру, со всех сторон на него давят прутья клетки.
Галлюцинации полностью подавили наркомана, он явственно ощущал себя затравленным, обреченным животным, и впереди даже не казнь – он так и не смог подобрать определения тому, от чего находился на волосок.
Первую неделю после освобождения в своих видениях он был животным. Вторую неделю – сравнивал себя с бессловесными тварями. В третью – отделился от них крупноячеистой решеткой. Но когда оглянулся, понял, что сам из вольера так и не выбрался. Освобождения не пришло. И сравнение осталось: он ничуть не лучше животных – кошек и собак, по соседству с которыми провел ужасную ночь. Может быть, хуже.
Воспаленный мозг наркомана постоянно находился в работе – и когда забывался в тяжелом сне, и когда бодрствовал. На какое-то время он перестал быть Игорем Развеевым и просто человеком, стал человеческой особью. И к нему пришло некое знание: он стоит на самой последней ступени, выше него обезьяны, кошки, собаки, кролики. Подняться до них ему мешал разум.
Развеев жалел себя, захлебывался от гнетущей тоски, мешал сам себе, бросался абсурдными мыслями: нужно остаться человеком. Для него это определение стало абсурдным.
Его мог понять Леня Ложкин, но он мертв. Могли понять кошки, в невозможных условиях вскармливающие котят. Но их тоже нет. А если б были? Понять поймут, но ничего не скажут. Бессловесные твари.
За этот месяц Развеев сумел купить только три дозы героина. Ему пришлось кое-что продать из дома.
Наркоман пошел тем же путем, что и журналист. Однако знал, что придорожная закусочная напрямую связана со зверофермой. Он нашел другой путь – через дачный массив, а дальше лесом. Машину он оставлял у небольшого озера, и его путь пешком до фермы составлял около трех километров.
И его не интересовал Алберт Ли и его эксперименты, о которых он не имел ни малейшего представления. Ему нужен был высокий импозантный человек, заманивший его в западню.
Развеев много чего прощал в этой жизни, были и предательства, измены, но то, что произошло с ним, не имело названия, не поддавалось никакому определению. Какая-то дикая смесь. Ломки, страх, галлюцинации, близость сумасшествия – все это сильно, глубоко, в какой-то степени понятно и даже переживаемо. Клетка в ангаре, ошейник с цепью, раскаленные щипцы – это все объяснимо, реально. Но вот один момент, пожалуй, самый жуткий, перед ним меркли все страхи: он падает на скользкий от испражнений пол, хватается рукой за металлические прутья, за ним закрывается дверь, он – в клетке. Этот момент, очень короткий, превзошел все остальное, которое, казалось, равно вечности. Но оказывается, один миг может затмить собой и целую вечность.
И вот за этот миг – необъяснимый, не имеющий временных границ – и должен поплатиться высокий импозантный человек. Он – никто Развееву, но сотворил с ним такое, что можно ждать вечно, но отплатить тем же.
И это не было навязчивой идеей. Тому простое объяснение – слова, сказанные высоким человеком в носовой платок: «Вот этот человек подсел ко мне в машину» – и словно ответ другого: «Завтра вы узнаете, что такое настоящий страх».
Простые вроде бы слова и сказаны ненавязчиво. Но и для Развеева они также послужили ответом – уже потом, когда прошел с того дня месяц, когда остальные чувства притупились, зарубцевались, кроме одного, того первого ощущения гнетущей пустоты.
И нужно вернуть эти слова: «Я подсел к тебе в машину. И ты узнаешь, что такое настоящий страх».
Уже третий день неизвестно каким образом заимствованными у хищных зверей чутьем и сдерживаемой напористостью следит и выжидает своего часа Игорь Развеев.
Намеченная им жертва часто бывает на ферме, нередко засиживается допоздна, иногда прогуливается по широкому двору, надевая брезгливую маску, заходит в будку туалета. Но почти всегда на виду охранник, по двору бегают сильные доберманы. И нет возможности поквитаться.
Однако другого места нет. Невозможно узнать адрес обидчика, выследить его. Вадим Барышников, может быть, в курсе, где живет его бывший поставщик наркотиков, но когда его избивали, он не сказал даже его имени. Сейчас Игорь знал, как зовут высокого импозантного человека: Вениамин. Этим именем его несколько раз окликал грузный человек, однажды пообещавший гостям культпоход в комнату страха, но он же и вывел из этой комнаты одного из своих гостей. Второй так и остался висеть на цепи. И вот Развеев припас для Вениамина кое-что получше наркотика, со зловещим названием чилибуха. Рвотные орехи, содержащие стрихнин и бруцин. Развеев, который мог приготовить наркотик из грибов, довольно легко получил «экстракт» из чилибухи, и пузырек с ядом постоянно находился при нем. И еще рулончик скотча и резиновая спринцовка.
В этот вечер в квартире Мельника царило оживление. Малыш, едва переступив порог и бегло оглядев комнату, начал снимать туфли. Неловко поджимая пальцы ног, он прошел по паласу и с вожделением уставился на профессиональную видеокамеру «Sony». Господи, он бы таких дел натворил с этой штукой!..
– Да, ценная вещь, – со вздохом проговорил сыщик, касаясь рукой темно-синей поверхности чехла, и более трепетно прикоснулся к бленде объектива.
– Вы о чем? – спросил хозяин.
– О видеокамере. Я бы не глядя поменял ее на свой фотоаппарат.
Мельник улыбнулся.
– Даю тебе слово, Валентин, что ты получишь ее в подарок, когда…
– Можешь не продолжать, Илья, я все понял. – Малыш хлопнул в ладоши. – За работу!
Хлопков посмотрел на своего детектива гневно.
– Валя, ты не против, если эту фразу скажу все-таки я?
Малыш разрешил.
Хлопков натужно и без воодушевления повторил, и обыск начался.
Через полчаса Елена Козина подала голос:
– По-моему, я что-то нашла. – Она перелистывала книги на полках. – Исписанные листы бумаги. В этой книге их четыре.
– Ну-ка, дай посмотреть. – Хлопков пробежал глазами первый лист и повернулся к Мельнику. – Илья, вы знаете человека по имени Ян Гудман?
– Да, – ответил хозяин. – Только его нет в живых. Он погиб на день раньше Павла.
Шеф детективного агентства присвистнул. Малыш бросил рыться в платяном шкафу и присоединился к партнеру.
– Сейчас прочтем, – прогудел Хлопков. – Похоже на интервью.
«Ян Гудман – биолог, выпускник Корнельского университета, 39 лет, высокий шатен с неестественно прямой спиной и длинными нервными руками. Я знаю Яна восемь лет, и мы на короткой ноге. Я спрашиваю Яна, что он знает об исследованиях терминальных состояний. Далее я ставлю кавычки, так как воспроизвожу наш разговор, записанный на магнитофон, дословно.
« – Это здоровенная проблема, старик. Чтобы тебе было понятней, рисую образ… С тех пор я не встречался с Ли, но и не слышал, что он стал выдающимся экстрасенсом. Но несомненно, что-то в нем есть».
Этими словами закончилась наша беседа. Мы попрощались. Уже выходя за дверь, я обернулся. Ян стоял у своего рабочего стола, заваленного бумагами. Его неподвижные глаза как-то по-особому грустно смотрели на меня.
