— А что же было?
Соня слушала старшего лейтенанта с нескрываемым интересом. Александр, немного подумав, ответил:
— Привычка, наверное! И осознание того, что женат. Не более. По крайней мере разрыв с Ритой — так звали мою бывшую супругу — прошел легко. И одиноким я себя на родине чувствовал не из-за того, что потерял близкого человека, а потому… хочешь верь — хочешь — нет… что мне не хватало тебя! Да-да, Соня, именно тебя. Странно и неправдоподобно, да? Но так оно и было.
Калинин поднялся, спросив разрешения, закурил сигарету, в несколько нервных затяжек выкурил ее, затушил окурок в пепельнице.
Соня молчала, слегка качаясь на стуле и о чем-то думая. Александр подошел к кондиционеру, подставил под прохладные воздушные струи разгоряченное лицо.
— Вот на таком фоне мы и встретились с Сережей! Когда я узнал, что он твой сын, встречи с ним стали для меня необходимостью. Его глаза — это твои глаза. Общение с ним было как бы общением с тобой. И одно мучило меня все это время. Сознание вины. Вины за тот дикий поступок. Часто словно наяву я видел твое оскорбленное лицо и слышал страшное: «Знайте, я ненавижу вас!» Это приносило боль. Сережа гасил ее. Но только когда был рядом. Ночами я мечтал о встрече с тобой. Мне не хотелось расставаться с Сережей и Лидией Тимофеевной, но сердце стремилось сюда, в Афган, к тебе. Как хочешь воспринимай мои слова. Хочешь — верь, хочешь — нет. Завтра мне предстоит убыть в часть, а дальше вновь горы, рейды, столкновения с духами, в общем, повседневная работа, при выполнении которой может произойти что угодно. Поэтому сегодня я решил сказать, что полюбил тебя! Можешь прогнать меня! Уйду! И больше не появлюсь, но ты теперь знаешь, что я люблю тебя. А это главное!
Александр вновь закурил, отойдя к потемневшему окну.
Соня тихо спросила:
— Ты остался в гарнизоне для того, чтобы сказать мне это?
— Нет! Я не смог бы задержаться на базе, если бы не одно обстоятельство.
— И что за обстоятельство?
Подумав, Александр рассказал Соне о том, что произошло с его взводом и что стало причиной его задержки в гарнизоне.
Женщина очень внимательно выслушала старшего лейтенанта.
— Так это твои подчиненные попали в мясорубку в Кидрабском ущелье?
— Да! Ты слышала об этом случае?
— Не только слышала. Принимала тела погибших ребят. Здесь же по трем обгоревшим трупам проводили специальную экспертизу.
— Вот оно что? Тогда понятно!
Она взглянула на Александра, и в ее глазах мелькнула тревога:
— А если бы ты не улетел шестого числа, то седьмого сам оказался бы там?
— Конечно! Ведь это же был мой взвод!
— И тогда твое тело привезли бы на опознание?
— Не думаю! А там кто знает!
— У нас говорили, что в ущельях попала в засаду рота спецназа. Галка упоминала, что вы с ее другом — офицеры-разведчики. Оказывается, ты спецназовец?
— Все мы здесь в той или иной мере бойцы специального назначения.
Соня встала, прошлась по комнате, спросила:
— И часто тебе приходилось воевать? В прямом смысле этого слова?
— Часто, не часто, но приходилось. И ничего особенного в этом нет. Для подобных действий я и предназначен. Меня обучали воевать. И я выхожу на боевые задания так же спокойно и привычно, как ты выходишь к хирургическому столу. Каждый из нас выполняет свою работу.
— А в тех постоянных боях, что ведутся у Аяда вокруг блокпоста, ты тоже принимал непосредственное участие?
Александр вздохнул:
— Тот блокпост — наша головная боль. Там частенько нам приходится отбивать атаки духов. Не знаю, как сейчас, но до моего отпуска только за май моджахеды дважды пытались скинуть десантников с поста. И дважды мы громили их. Там действительно было месиво.
Соня еле слышно произнесла:
— Как это страшно!
Александр поправил ее:
— Скорее бессмысленно! Что там у Аяда происходит, это, с моей точки зрения, совершенно ненужный риск, неоправданно возведенный в степень какой-то стратегической необходимости. Клочок чужой земли, который мы обязаны отстаивать во что бы то ни стало. Вести тяжелые бои, нести потери, но отстаивать, будто какой-то важный плацдарм. Но таково решение командования. Таков приказ, и мы его выполняем!
Женщина произнесла:
— Здесь много бессмысленного и неоправданного. Вот и мой муж. Он только попал сюда. Рота, в которой он служил, совершала марш. Просто перемещалась из одной части в другую. Неожиданно откуда-то со стороны прозвучал выстрел. Всего один. Больше ничего не последовало. Один-единственный выстрел, и пуля попала Валере в шею. Он умер у бронетранспортера. Кто стрелял? Зачем? Почему? На это ответа нет. А про случай с мужем мне рассказал его сослуживец, доставивший домой гроб.
Александр подошел к Соне, немного помешкав, осторожно обнял ее за плечи:
— Я сожалею, Соня!
Она вдруг прильнула к нему.
— А теперь в любое мгновение могут убить тебя! И Сережа не увидит больше своего дядю Сашу!
Калинин прижал к себе Соню:
— Меня не убьют! Если я буду знать, что ты простила меня и я не безразличен тебе, я выживу! Обязательно выживу. Человека, которого хранит любовь, убить невозможно!
Соня вдруг высвободилась из объятий старшего лейтенанта, села на кушетку, закрыв лицо руками. Александр же остался стоять у окна.
Он слышал, как она прошептала:
— Боже! Какой сегодня сумасшедший день!
Калинин молчал, да и что он мог еще сказать ей? Соня же подняла заплаканное лицо, продолжая держать ладони на щеках:
— После гибели мужа мне казалось, что все кончилось. Жизнь ушла, осталась пустота. От этой пустоты и безнадежности я решила скрыться здесь, надеясь, что тяжелая работа развеет тоску. Но не все оказалось так просто. К пустоте и тоске прибавилась боль, обида за несложившуюся судьбу. Я держалась как могла, пока не появился ты. И то, что произошло после нашего знакомства, чуть не убило меня. Родилась ненависть. Она помогала мне подняться. Но, ненавидя, я думала о тебе. А теперь ненависть ушла. Ее сменило желание быть любимой, нужной, желанной. Я не могу больше быть одна. Не могу. Память о Валере всегда останется со мной, но жить прошлым нельзя. И я не хочу жить прошлым. Обними меня!
Александр сел рядом с женщиной, прижал ее слегка дрожащее тело к своей сильной груди.
— Пойдем ко мне, Саша. Сегодня в номере я одна. Пусть эта ночь наконец успокоит душу, иначе я просто сойду с ума! Согрей меня. Верни жизнь. И я буду твоей. Только твоей! И не надо ничего говорить. Оставим слова на будущее.
Они вышли из комнаты, прошли по отделению. И вновь их сопровождали взгляды обитателей лечебного учреждения. И в общежитие они вошли открыто. А ночь подарила им столько наслаждения, сколько они никогда раньше не испытывали. Звездная афганская ночь словно наградила их за все те страдания, что обоим пришлось испытать в своей еще короткой, но уже непростой и нелегкой жизни. Их истосковавшиеся по настоящей ласке тела не могли оторваться друг от друга до самого утра, захваченные в плен безумной, ненасытной страстью. Это была самая счастливая ночь в жизни Александра и Сони. Поэтому и пролетела она одним мгновением, как пуля, выпущенная из снайперской винтовки. Они так и не уснули. И встали хоть и уставшие, но радостные. Охваченные радостью обретенной гармонии. Радостью осознания того, что, сделав свой выбор, они не ошиблись в нем и теперь не одни в этом огненном круговороте войны.
В восемь утра Калинин был уже в штабе. И принял его на этот раз сам майор Гуреев. Он находился в своем кабинете, просматривая исписанные накануне Александром листы бумаги. Александр представился:
— Старший лейтенант Калинин по вашему приказанию прибыл!
— Проходи, Калинин, присаживайся.
Майор являл собой полную противоположность капитану: плотный мужчина в полевой форме, с добродушным лицом. Он указал на кипу листов:
— Это мой заместитель нагрузил тебя бумажной работой?
— Так точно!
— Его стиль. Что бы ребенок ни делал, лишь бы не забеременел. — Гуреев отодвинул бумаги в сторону. — Ты извини, что задержали тебя здесь. Мне вчера необходимо было отлучиться — сам понимаешь, служба. И разговор нам предстоит, в принципе, недолгий. Скажи, Калинин, как ты считаешь, одновременное столкновение с противником двух разведывательных взводов в разных ущельях — совпадение?
Александр, подумав, ответил:
— Учитывая то, что и по Аядскому ущелью на высоту в то же время вышла боевая группа моджахедов, можно предположить и совпадение. Если…
Майор нагнулся к старшему лейтенанту:
— Что «если»?
— Если… появление духов у Аяда не носило характер отвлекающего маневра.
Гуреев хлопнул ладонью по столу:
— Вот! В самую точку! Нападение на высоту скорее всего и было отвлекающим маневром. Духи, обстреляв ее, быстро отошли. Как бы лишь обозначив себя. Значит, в двух других ущельях могла иметь место засада?
