А потом все вернется на круги своя.
Сыро и холодно. Не май месяц. Одно утешение – ощущение чужого взгляда на себе пропало. Совсем. Теперь как идиот буду рассказывать Хорунжему, что это мне с пьяных глаз примерещилось, печально подумал Гаврилин.
– Как дела? – раздалось за спиной. Гаврилин поздравил себя с тем, что не подпрыгнул от неожиданности. Любит Хорунжий иногда дешевые трюки. Ой, любит.
– Немного попустило, – не оборачиваясь, ответил Гаврилин. – Я наблюдения больше не чувствую.
– А был ли мальчик? – риторически поинтересовался Хорунжий.
– По-моему, был.
– Тогда – «ой». Пошли отведем тебя домой, а потом я тут пошукаю.
– Пошукай, пошукай, – согласился Гаврилин.
В подъезде засады не было. В лифте и в квартире – тоже. Гаврилин поймал на себе ироничный взгляд Хорунжего и отправился в ванную.
– Дверь за мной закрой! – крикнул ему вдогонку Хорунжий.
– Захлопни, – через плечо бросил Гаврилин и стал раздеваться.
Вот пусть кто-нибудь попытается сохранить к себе уважение в подобных условиях. Вот пусть попробует. Когда вдруг наваливается все сразу – тупое начальство, непредсказуемый Палач, нереальные задания и мания преследования. И еще холод и сырость.
Хочу морозец. И снег. И лыжи. Лыжи, правда, хочу гораздо меньше, чем просто морозец и снежок. Еще можно иней, солнце, мангальчик и шашлычок. И все это под водочку. Только не нужно закатывать глаза. Мы не полные идиоты, знаем, что шашлычок нужно есть под вино, но это вы сами на морозе пейте вино. Водочку.
Гаврилин с сожалением вылез из-под душа. А он все-таки молодец. Хоть и параноик. После такого количества выпитого за ночь, он может рассуждать о водочке без тошноты. Орел.
Сейчас вытереться, одеться и позавтракать. Готовить ничего не хочется, ограничимся ветчиной и овощами. И сыром. Он ведь позавчера купил совершенно обалденный сыр. Надо еще не забыть приготовить бутерброды для злого Хорунжего.
Самой лучшей приправой к хорошей еде является приятная беседа. А самой хреновой – плохие мысли. Поскольку приятно побеседовать было не с кем, пришлось отбиваться от плохих мыслей.
Уж полдень близится. А с ним и запланированный неприятный разговор с Артемом Олеговичем. И ничего здесь не поделаешь – сам напросился. Ну почему ему не поступить просто, не написать рапорт, внятно изложить свои резоны и отдать все это боссу. И все. И спи-отдыхай. Только отговорить Нину и Лину от празднования рождества в Центре досуга. Пригласить их к себе. Или поехать к ним. И пусть Палач хоть всех на свете перестреляет. Пусть сам погибнет.
А там будь что будет. Зачем ему… А действительно – зачем? Что его толкает на обострение отношений с начальством в тот момент, когда есть очень большая степень вероятности, что после ликвидации Палача придут и к нему с той же утилитарной целью?
В дверь позвонили. Гаврилин механически взглянул на часы. Однако! Прошел уже почти час с тех пор, как Хорунжий отправился погулять и посмотреть. Сейчас, наверное, придет совершенно мокрый, замерзший и злой.
Глянув предварительно в глазок, Гаврилин открыл дверь и впустил Хорунжего.
– Чай или кофе?
Хорунжий молча разделся, снял ботинки и отправился в ванную мыть руки.
– Так чай или кофе? – переспросил Гаврилин.
– Кофе. Крепкий. Без сахара. Очень горячий.
– Из тазика, – сказал Гаврилин.
– Из очень большой чашки, – невозмутимо закончил Хорунжий и сел на табуретку возле кухонного стола.
– Еда на столе, кофе я сейчас налью, – Гаврилин не то, чтобы засуетился, просто… Чем позже Хорунжий выскажет свое мнение о его умственных способностях, тем лучше.
Правда, Хорунжий и сам не очень рвался начинать разборку. Он побарабанил пальцами по столу, отрезал себе ветчины, разрезал свежий огурец вдоль, посолил, потом потер половинки друг о друга.
– Ночью с бабой был? – спросил Хорунжий и откусил от огурца.
– С двумя.
– Серьезно?
– Зовут Нина и Лина. А что?
– Ничего, тебе же хуже.
– Это почему же? Все было нормально.
– В том смысле, что тебе придется делать два подарка вместо одного.
– Подарка? – Гаврилин поставил перед Хорунжим дымящуюся чашку и сел напротив.
– Ну, ты же человек благодарный?
– Это уже вопрос почти интимный, и со своими женщинами я как-нибудь сам разберусь.
– Тогда передашь им шоколадку от меня. Две шоколадки.
– Это еще почему?
– А потому, что я человек благодарный. Если кто-то выполняет мою работу – я ему компенсирую затраты.
– Ты меня, Миша, конечно, прости, но то, что делали этой ночью девушки, в твои обязанности не войдет никогда. Во всяком случае, по отношению ко мне.
– Уже.
– Что?
– Уже вошло.
– Это объяснение в любви?
– Это объяснение ситуации, – Хорунжий отхлебнул из чашки.
– А можно без двусмысленностей?
– Можно. Твои дамы, похоже, вчера спасли тебе жизнь. А это, помимо всего прочего, входит в мои обязанности.
Гаврилин попытался переварить услышанное. Потом еще раз попытался. Потом…
– Я с утра сегодня плохо соображаю, переведи мне все это на общедоступный язык.
– Ну что, я поинтересовался тем, кого это у тебя во дворе застрелили.
– Местных мальчиков.
– Двоих. А третий… Третий, если я не совсем еще отупел, это Жук.
– Жук?
– Ну не тот жук, который насекомый, а тот, который в группе Палача. Жук.
– Жук…
– Документов у него не обнаружили, лицо не рассмотреть, но татуировка на правом запястье очень характерная. И потом еще одежда очень знакомая. Он единственный, кого вначале пырнули ножом, а потом разнесли голову выстрелом из пистолета в упор.
Гаврилин прислонился в стене. Жук. Жук этой ночью был у него во дворе. А где Жук там и Бес, а ничего другого, кроме как убивать, эта пара толком не умеет, а убивать они могут отправиться только по приказу Палача, а приказ Палач может отдать только…
– Стоп.
– Стою.
– Подожди. Ты хочешь сказать, что Жук был здесь для того, чтобы меня?..
– Придумай что-нибудь другое. Я тут на всякий случай вызвал своих ребят. Тебе лучше всего будет на время переехать на другую квартиру.
– Шутишь?
– Я подозреваю, что в следующий раз здесь может не оказаться местных мальчиков с ножами. И пулю схлопочет молодой, подающий надежды коммерсант. Я доступно излагаю?
– А?
– Понял. Тогда у тебя есть время на то, чтобы собрать вещички. Особо можешь не торопиться, – Хорунжий встал из-за стола. – Я пока пройдусь возле дома. Дверь откроешь только мне.
Пессимист, это хорошо информированный оптимист. Всю сознательную жизнь помнил эту мудрость, а только сейчас она развернулась перед Гаврилиным во всей своей красоте. Вас мучил вопрос о своей дальнейшей судьбе? Больше можете не мучиться. Больному стало легче – он умер.
Нет, все совершенно понятно. Нужно хватать вещи и прятаться как можно глубже. И дальше. Чтобы не нашли. Хорунжий совершенно прав – следующий раз во дворе может не оказаться мальчиков с ножами. Или еще проще – вместо Беса придет Стрелок. И все. Снайперская винтовка есть снайперская винтовка. Вон хоть у Кеннеди спросите.
Гаврилин так проникся этой мыслью, что чуть действительно не стал собирать вещички. Его удержала на месте врожденная склонность к анализу. Все просто – ему очень повезло, местные оторвались не на того, на кого стоило отрываться. В результате господину Гаврилину удалось остаться в живых. Это настолько явно, что заслоняет собой кое-что другое.
Палач естественно мог направить пару своих ребят убить наблюдателя. Мог. Только для этого ему нужно было, как минимум, знать две вещи: что на свете существует наблюдатель, и что он существует именно по этому адресу.
И наблюдением этого выяснить было нельзя, ибо Гаврилин уже довольно давно перестал лично присутствовать на акциях группы Палача. К тому же, если бы за ним следили этой ночью, то не было бы смысла ждать его возле дома. Гораздо проще шлепнуть неудачника где-нибудь по дороге. И меньше риска, и больше шансов выдать все за случайность.
Так нет же! Гаврилин медленно, будто во сне, вымыл посуду и убрал со стола, выбрал в шкафу чистую рубашку, прошелся щеткой по костюму. Откуда у Палача такая информированность? И откуда такое желание убрать Гаврилина. И почему это, собственно, они с Хорунжим решили, что это Жук и что приходил он по совершенно конкретному вопросу. Может, это вовсе и не Жук.
Может. А если все-таки? Гаврилин завязал галстук и остановился перед зеркалом. Неплохо выглядим. Следы разгула на лице почти не заметны, испуга тоже почти не видно. Очень серьезный и представительный кавалер. С мишенью на лбу. Или на спине. Или вообще одна сплошная мишень. Ростовая.
