Думая в последние дни об этом подонке, Сержант не мог сдержать омерзения: таких сволочей он готов был отстреливать где угодно, в любом уголке мира — даже не ради выгоды российских криминальных структур, а во благо человечества. Акция устранения оливкового магната-убийцы была намечена на завтра.
Сержант прибыл в Рим неделю назад, в середине сентября, и его курсанты уже дожидались командира в городе. Конечно, на людях все четверо вместе не светились, связь держали только по сотовым телефонам — что для Домового, Сизого и Лесоповала было в диковинку: в тульском лесном лагере такую чудо-технику парни видели разве что на демонстрационных занятиях.
С мраморных ступенек лестницы, ведущей на бульвар, с шумом и гамом скатилась ватага цыганских детей, а следом такой же шумною толпою, но более степенно, сошли взрослые. Цыганки, как и в России, были одеты в длинные цветастые юбки и кофты непонятного покроя, на шеях у них болтались тяжелые бренчащие ожерелья. Ватага прошествовала к столикам кафе, расставленным прямо на тротуаре и защищенным от дождя и солнца большими зонтами.
Однако моросить, кажется, перестало. Впрочем, дождь с утра был таким мелким, что, привыкнув к нему, >же трудно было разобрать, чем дышишь: влажным ли воздухом или теплым дождем. Все прошедшие дни и трое курсантов, и сам Сержант по очереди следили за передвижениями Доницетти. В средствах они себя не ограничивали, поэтому каждый взял напрокат по машине — и привязали к лимузину Доницетти хвост.
Чаще всего тот просиживал целыми днями дома, но наблюдатели сразу же обнаружили за ним одну постоянную привычку, ставшую своего рода ритуалом повседневной жизни авторитетного мафиозо, — на ней-то Сержант и решил выстроить тактику заманивания зверя в западню. Выяснилось, что привычка дона Эудженио Доницетти связана с национальным характером. Наверное, поэтому ее и за слабость никто принять не мог: дон Доницетти обожал пиццу с анчоусами. И не мог прожить без нее буквально ни дня. Однако он любил не просто пиццу с анчоусами, которую ему могли подать в любой римской пиццерии, а именно приготовленную в маленькой забегаловке «Дель Пьеро», что притаилась на узкой улочке недалеко от Колизея. Ровно в тринадцать ноль-ноль каждый день, включая субботу и воскресенье, Доницетти приезжал сюда на своем черном «кадиллаке» и ровно через сорок пять минут отбывал.
Когда Сизый в первый день доложил, что Доницетти заехал днем перекусить в маленькую пиццерию «Дель Пьеро» на виа Коммунале, Сержант не придал этому значения. Когда же на следующий день то же самое сообщил и Лесоповал, он заинтересовался. И в половине первого пополудни следующего дня остановил свой «фиат» метрах в ста от «Дель Пьеро» и стал ждать.
Бронированный «кадиллак» синьора Доницетти плавно подрулил к пиццерии ровно в тринадцать ноль-ноль, и Сержант понял, что важный пожилой синьор, вошедший в дверь в окружении своих телохранителей, был уже, по существу, покойник. Он еще мог ходить, разговаривать, снисходительно здороваться с выбежавшим ему навстречу кругленьким хозяином пиццерии, как мог наслаждаться своей любимой пиццей, но все это уже не имело значения. Можно ли всерьез от-носиться к человеку, который через несколько дней умрет?
Ровно в полдень в «Дель Пьеро» вошел высокий мужчина в хорошем костюме, с угрюмым лицом — явно ішостранец. Хмуро оглядевшись по сторонам, он прошел в глубину небольшого зала, плюхнулся на плетеный стул, поерзал, усаживаясь поудобнее, и выразительно посмотрел на открытую дровяную печь, откуда доносился аппетитный аромат печеной пиццы. В тот момент, когда иностранец выбрал себе столик, официант скользнул в служебное помещение за занавеской, откуда вскоре появился, но уже не один, а с толстопузым хозяином, — на чьем круглом лице застыло озабоченное выражение. Толстяк поглядел на иностранца, потом перевел взгляд на настенные часы, успокоился и что-то торопливо прочирикал официанту.
Официант заторопился к иностранцу, быстро принял заказ и почти бегом принес поднос с дымящейся пиццей и высоким бокалом пива. С тем и оставил его в покое. Минут через двадцать выразительный взгляд официанта сигнализировал хозяину, что иностранец хоть и покончил с едой, но сидит, вытянув ноги, и уходить явно не торопится. Более того, поманив к себе пальцем официанта, он на ужасном итальянском попросил повторить бокал пива.
Прежде чем выполнить просьбу посетителя, официант вновь исчез в глубине пиццерии и вновь вернулся с хозяином, который начал подавать признаки беспокойства. Тем не менее иностранцу пиво принесли, и он с явным удовольствием пригубил пенный напиток. В половине первого толстяк хозяин повесил на дверь табличку «Chiuso», которую Сержант, наблюдавший из «фиата» за пиццерией и обедавшим там Домовым, прочитал в бинокль.
Из пиццерии уходили последние посетители. Официант с хозяином суетились у столика слева от печи — хозяин самолично накрыл столик белоснежной льняной скатертью и аккуратно, если не сказать бережно, положил начищенные приборы по обе стороны от огромной фарфоровой тарелки. Этот столик явно готовили для особого гостя. Иностранец искоса поглядывал на приготовления и явно не желал покидать понравившееся ему заведение. В другой раз это польстило бы самолюбию хозяина, но сейчас его явно заботили не интересы собственного бизнеса.
Чем ближе большая стрелка настенных часов подходила к двенадцати, тем больше волновался хозяин. Без семи минут час он не выдержал и подкатился к столику иностранца, жестами пытаясь втолковать тому, что пиццерия закрывается.
Домовой невозмутимо наблюдал за страданиями хозяина. Тот вновь повторил всю пантомиму, а потом стал медленно, страшно коверкая слова, объяснять иностранцу по-английски, что тому надо немедленно уйти. Еще с минуту потрепав нервы перепуганному толстячку, Домовой поднялся из-за столика. В его планы не входила встреча ни с доном Доницетти, ни с его телохранителями. От него требовалось лишь узнать, за каким столиком обычно сидит один из крестных отцов мафии.
Сержант проследил взглядом за Домовым, который медленно удалился в направлении Колизея, и возобновил наблюдение. Ровно в час дня все повторилось, как обычно. Черный «кадиллак» плавно подплыл к тротуару, одновременно распахнулась дверь пиццерии, оттуда вылетел взволнованный пережитым хозяин, и через минуту, одобрительно похлопав его по плечу, в «Дель Пьеро» вошел голодный Доницетти… Ну, вроде бы можно приступать, сделал вывод охотник.
Назавтра Сержант подошел к «Дель Пьеро» в четверть первого. Вчерашний визит сюда Домового показал, как рассчитать время, чтобы можно было совместить приятное с полезным: и пообедать, и осуществить задуманное. Отворив стеклянную дверь и плечом раздвинув волнистый дождь занавески, Сержант вошел в зальчик. На полках, за широкой стойкой, виднелась батарея разнокалиберных бутылок. За стойкой стоял бармен. Над головой у него лениво кружились лопасти вентилятора. Хозяин пиццерии, вытирая полотенцем коротенькие ручки, окинул вошедшего доброжелательным взглядом.
В этот час в пиццерии было занято несколько столиков. Возле барной стойки сидела парочка. Подошел официант с меню. Когда Сержант взял плотную промасленную картонку, официант, тревожно уставясь в окно, предупредил, что через полчаса пиццерия закрывается на технический перерыв, поэтому синьору надо поторопиться. Сержант выбрал пиццу с анчоусами и попросил принести стакан апельсинового сока.
Официант принес заказ и еще раз предупредил, что к часу заведение закроется. На вид парню было лет тридцать, и в черных глазах его читались задумчивость и тревога. Пицца, как и ожидал Сержант, действительно оказалась изумительная: не зря синьор Доницетти облюбовал себе эту невзрачную забегаловку. Тесто тонкое, сочное, отлично пропеченное, и топпинг на славу! Пицца просто таяла во рту.
Сержант покончил с пиццей и допил сок. Потом вытащил бумажник, раскрыл его и натренированным движением большого пальца выбил из отделения для мелочи металлический доллар, который, описав дугу в воздухе, приземлился аккурат под соседним столиком, уже накрытым белой накрахмаленной скатертью. Громко крякнув, Сержант проворно нагнулся, не выпуская из правой руки стакан с соком, и левой рукой незаметно выудил из кармана пиджака мину-шайбу и приложил ее к стальному исподу столика. Мина мгновенно прилипла к металлической поверхности и застыла в ожидании своей жертвы. А Сержант ловко поддел лежащую на полу монету и выпрямился. Ровно через час, когда трапеза синьора Доницетти будет в самом разгаре, мина раскроется в огненном вздохе и разорвет сицилийского дона в кровавые клочья…
Чтобы не маячить возле пиццерии, Сержант свернул в один из переулков и взглянул на часы — как медленно тянется время: ему казалось, что час уже промелькнул, но оставалось еще минут тридцать.
