План операции, разработанный с такой тщательностью, понравился и в один из дней, подготовившись морально и настроившись на его осуществление, она пошла на операцию. Подъезд был на кодовом замке, поэтому пришлось позвонить в первую попавшуюся квартиру и попросить открыть входную дверь подъезда, представившись почтальоном. Зайдя в подъезд, она надела свой маскарадный наряд цыганки и начала ждать приезда Дерягина. Катя нервничала и еле сдерживала дрожь в руках. Гулко стучало сердце и кровь сильно пульсировала в висках.
В этот день депутат задержался почти на полчаса и, увидев в окно между этажами, что подъехала его машина, Катя, опустив глаза и надвинув платок как можно ниже на лоб, пошла навстречу входившему в подъезд охраннику. Тот, взглянув на неё мимоходом, немного посторонился, пропуская на улицу, и направился к лифту.
Не поднимая глаз, Катя приблизилась к Дерягину, который удивлённо смотрел на неё, и вынула кистень из глубокого кармана юбки. Интуитивно почувствовав неладное, он отшатнулся в сторону и, увидев у цыганки в руках какой — то предмет, в панике взглянул на неё. Сколько раз она твердила себе, что нельзя смотреть в глаза жертве, но не удержалась и взглянула в его, наполненные паническим страхом, глаза. Он как будто почувствовал, что сейчас его будут убивать и стоял, парализованный ужасом.
Отработанным движением Катя послала гирьку ему в висок, но в последнее мгновение, увидев его глаза, дернула рукой и изменила траекторию. Гирька, скользнув по его плечу, пошла вниз и, при обратном движении по восьмёрке, ударила его в промежность. Ударила несильно, так как импульс уже угасал и Катя, выронив кистень, в панике бросилась бежать, ругая себя за слабость.
Заскочив в подъезд соседнего дома, она лихорадочно стала сбрасывать с себя наряд, чуть не плача от обиды за неудавшееся покушение, и, выходя из подъезда, краем глаза заметила вбегавшего во двор охранника. Выполнив обычную проверку, он вышел на улицу и увидел согнувшегося и стонавшего через сжатые зубы Дерябина. Тот с трудом в двух словах рассказал о нападении, и охранник помчался на розыски напавшей. Вбежав во двор, он вдруг подумал, что это, возможно, отвлекающий манёвр, чтобы его удалить и сейчас его подопечного заталкивают в багажник машины. Он резко остановился, намереваясь вернуться назад к Дерябину, и в это момент увидел, как из первого подъезда выходит девушка.
Сработала интуиция, и он кинулся в подъезд, где нашёл сброшенный второпях наряд цыганки. Выскочив во двор, он побежал за Катей и быстро её настигнув, схватил за руку. Свободной рукой он набирал номер милиции на мобильном телефоне, не обращая внимания на отчаянные Катины попытки вырваться. Силы были неравны и она не могла вырваться из его клешни.
Милиция приехала на удивление быстро, буквально через несколько минут, и вскоре Катя давала показания следователю райотдела милиции. Опытный следователь, "расколол" её быстро, тем более что она, потрясённая случившимся, была подавлена и на допросе расплакалась. После подписания протокола допроса, в котором Катя призналась в попытке убить Дерягина, её водворили в камеру предварительного заключения, а на следующий день предъявили постановление, подписанное следователем районной прокуратуры, о принятии в отношении неё меры пресечения "содержание под стражей" в виду её общественной опасности.
Первые два дня, которые Катя провела в следственном изоляторе, она пребывала в шоке, не будучи в состоянии осмыслить случившееся. Тщательно разработанный план бездарно провалился только потому, что она взглянула в глаза своей жертве. Когда он её насиловал и смотрел в её наполненные ужасом и болью глаза, он не остановился. Скорее наоборот, это его ещё больше возбуждало. А она струсила, не смогла убить это ничтожество, увидев ужас в его глазах! Она ненавидела себя и страдала от признания собственного бессилия.
Через пару дней мать принесла ей передачу, а ещё через день сообщили, что ей разрешено свидание с близким родственником. Она терялась в догадках, кто это мог быть, и была изумлена, увидев в комнате для свиданий Антона. Он узнал о случившемся от её матери, догадалась Катя, вспомнив, что дала ему номер своего телефона. Она решительно отказалась от свидания — ей было стыдно встречаться с ним. Да и что она ему могла сказать? Или чем он ей сможет помочь? Катя вспоминала первую встречу с ним, и она казалась ей настолько нереальной, что не верилось, что это когда — то было в действительности. Неужели они когда — то вместе сидели в кафе, гуляли по городу и рассуждали о высоких материях?
В камере СИЗО, в которую её поместили, содержались семь женщин. Восьмую, место которой она заняла, перед этим перевели в одиночку. Женщина убила своего ребёнка, и к ней в камере относились как к изгою и отщепенке. Когда у надзирателей случилась какая — то проблема и камера ненадолго осталась без присмотра, несколько женщин набросились на детоубийцу, зажали рот и бритвенным станком побрили ей голову наголо. Брили наспех, без мыла, она сопротивлялась, и голова покрылась кровоточащими порезами. Так как это может повториться и в другой камере, детоубийцу перевели в одиночку, а тех, кто участвовал в этом, ожидало наказание. Какое наказание придумает начальство, заключенные не знали и живо обсуждали свои предположения. Катя слушала прения безучастно, погруженная в свои мысли.
"Смотрящей" в камере была рецидивистка или "второходка" Катерина. Дородная женщина, лет около сорока, была уверена в себе и развязна. Её взгляд исподлобья, быстрый и цепкий, моментально "сфотографировал" Катю, и сразу же ушёл в сторону, когда та попыталась встретиться с нею глазами.
— Так ты, оказывается, моя тёзка? — усмехнулась Катерина и кратко информировала о правилах поведения в камере.
В камере отсутствовал кран с теплой водой, и женщины нагревали её кипятильниками. Поэтому к розетке образовывались очереди и зачастую вспыхивали мелкие скандалы. Катя в них не ввязывалась и держалась замкнуто. Это вначале раздражало соседок по камере, но потом они махнули рукой и не обращали на неё внимание.
За тем, чтобы никто не приставал к Кате, следила лично "смотрящая" Катерина. В камере сидели, в основном, женщины, уже побывавшие в тюрьме и принадлежащие к блатному миру. Новая же заключенная была первоходкой и совершенно не напоминала блатную, что несколько удивило "смотрящую". Обычно новеньких сажают не в "котловую хату", где сидят бывалые, а в смешанную или вообще к "первоходкам". Конечно, попасть в камеру к "первоходкам" очень плохо, особенно если там сидит деревенская голытьба — даже бывалые опасаются туда попадать.
Но эту посадили именно в "котловую" и "смотрящая" поняла почему, когда получила с воли маляву. В ней Проня — китаец, "смотрящий" за областью, предупреждал, что очень "серьёзные люди" хотят, чтобы Катерина лично проследила за безопасностью новенькой. Когда в малявах пишут о поручениях "серьёзных людей", то относиться к этому следует соответственно, поэтому "смотрящая" потихоньку присматривалась к новой заключенной и следила за тем, что бы никто её не задирал.
Проня — китаец, старый авторитетный вор — гастролер, не так давно вернулся из заключения. В колониях, в которых провел в общей сложности более 20 лет, он лишился здоровья и мучался колитом. Кроме того, часто болела печень и плохо обстояло дело с поджелудочной железой, из — за чего в последнее время он решил сесть на диету. Приготовленные на завтрак два яйца в всмятку не лезли в горло, а промочить спиртным строго — настрого запретил врач. Так он и мучился, жуя диетическую пищу, когда неожиданно пришли двое гостей.
Одного из них он знал — бывший мент из городского угро лет пять назад лично застрелил вора — рецидивиста Султана, когда тот, отстреливаясь, уходил после неудачной попытки взять небольшую сберкассу. Она находилась на первом этаже жилого дома, жильцы которого заметили взлом и вызвали милицию. Легавый мог просто ранить человека, выстрелив, например, в ногу, но не захотел. Прострелил Султану башку, мстя за то, что тот, уходя однажды от погони, застрелил мента, который оказался закадычным другом пришедшего.
Проня — китаец даже вспомнил его фамилию — Самохин. С ним пришел ещё один мужик, которого Проня сразу же определил, как мента — беспредельщика. Таких выдают глаза — пронзительный взгляд, не оставляющий никаких надежд на жалость. Раньше, при советах, для ментов существовали законы и инструкции, а сейчас идёт такой беспредел, что не действуют ни законы, ни понятия. И раньше стрелять в ментов было небезопасно, так как можно случайно попасть и тогда дадут большой срок. А сейчас вообще стало смертельно опасно, потому что менты потом мстят очень жестоко и даже на зоне от них не скроешься.
Конечно, можно кликнуть охрану и выбросить пришедших в два счета на улицу, только не хочется потом в ответ ждать пулю из — за угла. Правда, он вор не простой, а "смотрящий" и стоит ему только свистнуть, как со всех уголков области примчатся пацаны и замочат любого, на которого он укажет. Только начинать войну не желательно — много народа положат менты. Они распоясались нынче до того, что уже сами крышуют предпринимателей, отбирая хлеб у правильных пацанов. А Самохин, если верить молве, сейчас правая рука Мельникова, бывшего кагэбешника, а с кагэбешней связываться могут только самоубийцы.
