Кирилл Казанцев - Последняя капля терпения

Тут уж и Хусейнов приумолк. Глотов хотел что-то сказать, но следующий сюжет заставил его податься к телевизору и забыть обо всем на свете. Он даже не услышал, как тихонько скрипнула дверь, ведущая на террасу, и качнулась штора. На экране возникла картинка. БТР таранил металлические ворота подворья в каком-то южном селении. А диктор бодро сообщил, что сегодня под Махачкалой была обнаружена и во время штурма ликвидирована банда известного полевого командира Тангаева. Для убедительности показали и вынесенные из дома на двор окровавленные трупы боевиков. Объектив задержался на самом Тангаеве. Не узнать его было невозможно.

– Какая, на хрен, Махачкала?! – воскликнул Хусейнов. – Да я сегодня с ним в Москве говорил. Что они творят?

Глотов нервно потянулся к стакану с виски. Он еще не понимал, каким образом были разрушены планы его и других заговорщиков, не понимал, какие рычаги были задействованы. Но то, что авантюре наступил конец, сомнений не вызывало.

– И все же это Тангаев, – прозвучало негромкое от двери, ведущей на террасу.

Глотов с Хусейновым одновременно повернули головы. В кабинет с террасы вошел Ларин. Ствол пистолета с массивным глушителем был направлен точно в середину промежутка, разделявшего двух мерзавцев.

– Папку с документами Масудова, – проговорил Андрей, переводя ствол на Глотова.

– Какая папка?

– Он ее уничтожил, – дернулся Хусейнов, – сжег документы.

– Не верю.

Ларин перевел ствол пистолета чуть в сторону, негромко хлопнул выстрел. Порученец упал на пол с простреленной головой.

– Следующим будешь ты. Но если отдашь папку, я не стану нажимать на спуск.

Дрожащими руками Глотов открыл сейф и, повинуясь Андрею, тут же отошел в сторону. Ларин взял потертую кожаную папку и негромко приказал:

– Пошли, – он указывал стволом на дверь, ведущую на темную террасу.

Глотов почти не слышал шагов за своей спиной, но ощущал маячивший за ним ствол пистолета. Он испуганно покосился и переступил через лежащего ничком на ступенях своего охранника.

– Вперед, – негромко подсказал Ларин, указывая в темноту парка.

Шуршала под ногами мокрая трава. Глотов был так напуган, что даже не сразу сообразил, куда ведет его бывший смотритель псарни. Он миновал какую-то калитку в проволочной изгороди, которая за ним тут же закрылась. Щелкнул замок. А затем ярко вспыхнули лампочки в жестяных конусах, подвешенных на проволоке над вольером. Хлопнуло дистанционное реле, открывая дверцы в загоны для собак.

– Ты же обещал, – Глотов вцепился пальцами в проволочную сетку.

– Я только обещал не нажимать на курок. Ты сам решил свою судьбу, и это станет уроком для твоих сообщников, – Ларин отступил в размытую дождем темноту.

Небо, казалось, раскололось напополам. Полыхнула молния. А когда смолкли раскаты грома, Глотов услышал грозное рычание бойцовых собак. Он обернулся. Псы уже мчались к нему, кусая друг друга. Ведь их долго тренировали, награждая того, кто первый доберется к добыче. Глотов пронзительно закричал.

Когда охрана сбежалась к вольеру и выстрелами разогнала обезумевших от человеческой крови псов, на мокром песке остались лежать пять застреленных собак и обезображенное, с погрызенным лицом бездыханное тело Александра Филипповича Глотова.

Мягкий свет настольной лампы переливался в державном малахитовом письменном приборе. Золотом поблескивал двуглавый орел. Последний листок из потертой кожаной папки Масудова был прочитан и отложен в сторону. Его место на президентском столе занял проект указа. Золотое перо ручки на секунду замерло, а затем уверенно прошлось в углу бумаги, выводя:

«Введение должности имама Северного Кавказа считаю нецелесообразным».