Максаков широко улыбнулся, придерживая шляпу. Антон покачал головой и поднял вверх большой палец.
– Беру назад все свои слова про педагогов и католиков!
В воздухе носился запах холодного ноябрьского шторма.
* * *
Оконные стекла гудели и вздрагивали под ударами ветра.
– Еще судака?
Улыбка на безупречно накрашенном лице казалась рисунком.
– С удовольствием.
– Рекомендую с винным соусом.
– Непременно. Благодарю. Вы кулинарная кудесница.
Цыбин улыбнулся одним ртом.
Хозяйка благодарно кивнула и поплыла с блюдом вокруг стола. У нее была полноватая талия и кривые ноги, чего не скрывал дорогой серебристый костюм из прозрачного шелка.
– Людочка, может, покажешь поэту библиотеку?!
Хозяин – крепкий, спортивный, одетый в черную свободную рубашку и кремовые брюки – удобно восседал на кожаном диване, незаметно, но уверенно поглаживая под столом загорелое колено Анны. Демонстрация библиотеки явно входила в его текущие планы. Цыбин с трудом оторвался от ее манящего лица в обрамлении платиновых волос, скользнул взглядом по благородной линии рук и плеч, подчеркнутых ярко-алым платьем, и, подавив стылое, могильное нытье под сердцем, встал.
– С удовольствием посмотрю. Надеюсь, там продукция только ваших издательств?
Анна тревожно стрельнула глазами в его сторону, он успокоил ее одним взглядом, и она снова мечтательно уставилась в потолок.
– Прошу! – Людмила не скрывала своей радости от роли гида.
Цыбин снова машинально пробежал в голове все комнаты. Из пяти он уже побывал в четырех. Желание хозяев похвастаться интерьером еще в первые полчаса визита продемонстрировало ему всю квартиру. Всю, кроме одной комнаты в дальнем конце коридора. Она беспокоила его. Там могла скрываться охрана. Телохранителей Юрия они не встретили ни на улице, ни на лестнице.
Может, он отпускал их по приезде домой, а может?..
– Эти издания Юрий начал собирать еще до нашей совместной жизни.
Библиотека поражала всем, кроме книг. Массивные стеллажи из дуба, старинные кресла, письменный стол из красного дерева, за который никто никогда не садился. Книг много. В основном новые, ни разу не открытые собрания сочинений. Есть старые фолианты, приобретенные явно для престижа.
– Потрясающе! – выдохнул он.
– В этом доме собрано все самое лучшее! – пафосно произнесла Людмила, недвусмысленно кладя ему руку сзади на плечо.
Он обернулся. Она попыталась его поцеловать. Он в последний момент подставил щеку и изобразил замешательство:
– Услышат.
Она, закрыв глаза, искала его губы и качала головой:
– Н-нет, он занят, они заняты!
Чем – уточнять не стала.
«Занятная семейка», – пронеслась издевательская мысль.
– Может, туда! – Он взял ее за руку и показал на дверь в конце коридора.
– Нет! Нельзя! – Она снова покачала головой.
– Еще один любовник?
Смешок.
– Маленький семейный секрет!
В гостиной со звоном разбился бокал.
– Не сейчас! – услышал Цыбин нарочито громкий шепот Анны. – Я позвоню тебе завтра!
Она знала, что «завтра» для НЕГО никогда не наступит. Цыбин знал немного больше.
– Дорогой!
– Иду!
Он, извинясь, погладил Людмилу по плечу.
В гостиной хозяин неловко одергивал рубаху. Анна грациозно соскользнула с дивана и обняла Цыбина за шею.
– Дорогой, может, ты почитаешь что-нибудь. Я обещала ребятам.
– Конечно, пора, – поддержал ее хозяин, хотя было видно, что ему хочется совсем другого. – Людочка, иди скорее сюда.
– Ну раз просите. – Цыбин посмотрел глубокоглубоко Анне в глаза и поцеловал ее крепко-крепко с тем значением, которое знал только он.
Людмила погасила свет и зажгла свечу. Ветер снаружи завыл, как тоскующий пес.
– Я вообще-то как испанист стараюсь писать в стиле латинской поэзии, но сегодня хочется прочитать юношеское посвящение любимой в стиле городской романтической лирики.
Анна улыбнулась. Жестко и зловеще. Хозяин пожирал глазами ее ноги.
«Как она спокойно ждет того, что должно произойти, – подумал Цыбин. – Потому что не все знает. А если все? Она догадалась и ждет. Сможет ли он…»
– Просим, просим, – захлопала в ладоши Людмила.
Цыбин вдохнул.
Унылое серое небо,
холодная клетка дождя.
Меж двух мокрых машин из-под хлеба
ты целовала меня.
Это врезалось в память четко,
словно было еще вчера:
бесконечная капель чечетка,
мокрой парадной дыра.
Хозяин подавил зевок и потянулся к бутылке коньяку. Людмила с глупой, отсутствующей улыбкой прижимала ладони к груди. Анна привычно облизала губы кончиком языка.
Какой-то смешной прохожий замер, разинув рот.
На ящиках молча щурился рыжий, облезлый кот.
Стылое утро тихо подкрадывалось к нам.
Я глотал дождевые капли, с дыханием твоим пополам.
Цыбин протянул дамам руки. Они синхронно поднялись с кресел и взялись за них. Тени плясали на потолке в свете свечи.
И не смея поверить в счастье,
в эту безумную ночь,
я благословлял ненастье,
отсылал все печали прочь.
Он привлек их к себе и полуобнял за плечи. Людмила возбужденно подрагивала. Анна улыбалась неуловимо и непонятно. Запахи тел и парфюмов смешались.
Ты дрожала в моих объятьях,
уткнувшись лицом мне в грудь.
Я целовал тебя, как распятие
перед отправлением в дальний путь.
Круговым движением правой руки себе за спину он мгновенно сломал Людмиле шейные позвонки, одновременно костяшками левой нанеся Анне резкий удар в область сердца. Не дав им упасть, подхватил обеих за талию и бережно опустил на ковер, боковым зрением фиксируя неподвижную фигуру хозяина за столом. Голова Людмилы болталась как тряпичная. Тело Анны вздрогнуло, губы шевельнулись. Непроизвольно он склонился к ней.
– Браво, Цыбин, – еле слышно прошелестело в воздухе.
Последний выдох теплым язычком коснулся его лица. Глаза остекленели.
Подавив поднимающееся от живота и груди горлом в мозг желание крушить, уняв коверкающую пальцы судорогу, загнав в подкорку все эмоции до единой, он распрямился для того, чтобы посмотреть в глаза тому, о встрече с кем не мечтал, но на встречу с кем надеялся бы до гроба. Тому, кто отнял у него сны, тому, кто отнял у него любовь, тому, который должен за все ответить. Он хотел рассказать ему, кто он. Хотел рассказать про московскую метель. Хотел рассказать про женщину, которой пожертвовал, чтобы добраться сюда. Хотел спросить, что он должен теперь с ним сделать? Хотел, очень хотел, но вместо этого бросился вперед, пощупал шею, приподнял веки и молча опустился рядом на диван. Сердечный приступ, вызванный шоком от увиденного минуту назад, был мгновенным. Юрий Ловчий умер, так и не узнав, за что умирает, не испытав страха, не пережив боли. Ушел. Убежал. Скрылся за недостижимыми границами.
В бокалах на столе плясало пламя свечи. Где-то в соседней комнате звонко и переливчато раздался часовой бой. Цыбин подошел к окну и раскрыл его. Холодный, злой ветер наполнил комнату звуками гремящих железных крыш и шуршания низвергающейся потоками воды. Где-то внизу хлопнула дверь. Зацокали каблучки. Кто-то засмеялся.
– Не прижимайся!
– Так я под зонтик…
– Хитренький какой…
Несколько минут он курил. Лицо и сорочка стали влажным от дождя. Выбросив окурок, по привычке прислушался к себе. Голова была предельно ясной. Боли, страдания, разочарования – все осталось позади. Он посмотрел на часы. Пять минут девятого. До отлета самолета оставался двадцать один час. Он подумал, что глупо держать себя под контролем почти одиннадцать лет, чтобы позволить эмоциям сгубить себя за сутки. В камине лежали аккуратные, подобранные одно к одному полешки, напиленные на какой-нибудь финской лесопилке. Он разложил их на полу. Принес из библиотеки книг и газет. Открыв бар, откупорил несколько бутылок виски, вылив их содержимое на пол. Затем взял стоящую у камина бутылочку с жидкостью для розжига дров и углей и начал поливать все сверху.
Первый раз этот звук побеспокоил его, когда он ходил в библиотеку. Второй раз, когда доставал спиртное. Словно кто-то, всхлипывая и покашливая, елозил чем-то липким по начищенному паркету. Бросив бутылочку из-под жидкости, Цыбин прислушался. Звук не исчезал. Он вышел в коридор. Вид закрытой комнаты в конце коридора неприятно кольнул его. Забывать о таких вещах было нельзя при любых обстоятельствах. Мягко и бесшумно он добрался до двери. Звук определенно доносился из-за нее. Теперь к нему добавилось непонятное попискивание. Цыбин полностью расслабил мышцы и взялся за дверную ручку. Неожиданно его осенило. Он улыбнулся и отошел от двери. Там была собака. Собака, запертая перед приходом гостей. «Маленький семейный секрет». В принципе можно было и не открывать, но привычка во всем убеждаться победила. Цыбин прошел на кухню, выбрал широкий «золингеновский» нож и намотал на руку покрывало с одного из диванов. Дверь подалась легко и тихо. Он сделал шаг и остановился на пороге, ожидая нападения.
