– Ладно, я домой побегу, у меня работы полно, – твердо сказала Даша.
– Погоди, я тебя провожу, – остановил ее Чащин, снимая с огня вскипевший котелок. – Борис, завари траву и чай.
Пройдясь с ними немного, Комбат вернулся к костру. Сейчас он неуловимо напоминал маленького ребенка. Во всяком случае, выражение лица было как у карапуза, случайно обнаружившего под кроватью затерявшуюся любимую игрушку. Он щедро насыпал заварку на дно кружки, залил ее кипятком и с наслаждением вдохнул знакомый аромат. Слегка охладив кружку в холодной воде, он зажег сигарету и стал отхлебывать чай, перемежая чаепитие с глубокими затяжками. При этом Комбат напряженно размышлял о чем-то и, затушив сигарету, по старой привычке произнес вслух: “Нет, Петрович, ты не прав”.
Свою мысль Комбат развил вернувшемуся Чащину:
– Ты норовишь сплавить меня из лесу, даже сам хочешь сдаться властям, а я тебе говорю – успеется.
– Неужели, Борис, тебе здесь так понравилось, что решил провести в лесу остаток жизни? – поддел его егерь.
Комбат проигнорировал дурацкий вопрос, не требующий серьезного ответа. Он твердо сказал:
– Тот убийца, которого мы упустили, – наемник. Я знаю об этом по Москве. Он не поедет от нечего делать за тридевять земель людей стрелять. И действует он не сам, а по заданию уголовников, имеющих к национальному заповеднику огромный интерес. Настолько огромный, что они как мух убивают случайных людей.
– Думаешь, к Междуреченску? Но в городе они ведь тоже двоих убили.
– Они прислали киллера, когда ты зарезал Ремезова. Наверное, давно точили зубы на Междуреченск, а ты им невольно помог, развязал руки. Я все думал, что им здесь надо, и так прикидывал и эдак. Понимаешь, тут ведь нет ничего, кроме рыбы и зверя. Видимо, они хотят возить сюда иностранцев на охоту и рыбалку. Но иностранцы – люди капризные, им комфорт подавай. Значит, в заказнике скоро начнется большое строительство.
– Надо немедленно сообщить в районную администрацию или самому губернатору, – ляпнул наивный егерь.
– Думаешь, без их ведома кто-нибудь решится на такое? Смешной ты человек! С ними организаторы договорились в первую очередь. Сначала превратили тебя в серийного маньяка-убийцу, а затем пообещали убрать, чтобы начальники могли спокойно охотиться. Разумеется, выторговали себе за это лакомый кусочек заказника. Если ты теперь сдашься властям, то в тюрьме можешь не дожить даже до первого допроса. У таких серьезных деятелей наверняка все схвачено. Мы с тобой можем попробовать пробраться в Москву. Там у меня есть надежные друзья, они тебя в буквальном смысле сделают другим человеком. Но тогда Междуреченску конец. Мало было здесь начальничков с ружьями, так еще иностранцы объявятся! Знаю я их. У себя дома каждую травинку берегут, а у нас за свои деньги готовы после себя лунную пыль оставить. Не все, конечно, но и таких хватает. Я вот думаю, ты же, Петрович, целый полк солдат за нос водил, неужели мы с десятком бандитов не совладаем? Нам бы того киллера живым взять и хорошенько допросить, выбить у него имена заказчиков или хотя бы посредника. Если выведем мерзавцев на чистую воду, то и с тебя снимем подозрения, и строительство прекратим. С четырьмя трупами им никакой губернатор не поможет…
После того разговора прошло несколько дней. Рана уже почти не беспокоила Комбата, хотя внешне она смотрелась устрашающе. Не хватало иглы хирурга, чтобы привести ее в порядок. Рублев утешил себя тем, что собачьи укусы тоже не зашивают – и ничего, затягиваются. Они много ходили по лесу, то вместе, то по отдельности, однако всякий раз безуспешно. И наконец, когда Рублев в порядке очереди стряпал незатейливый ужин, из-за темнеющих деревьев, подобно громадной летучей мыши, вынырнул Чащин и, задыхаясь от быстрой ходьбы и возбуждения, выпалил только одно слово:
– Нашел!
Новое место произвело на прибывших рабочих удручающее впечатление. Из автобуса их выгрузили посреди чащи, где деревья тесно обступили дорогу, оставив просвет лишь для легкового автомобиля. С вещами в руках они долго шли по лесу и наконец оказались у неширокой быстрой реки. Чуть поодаль от берега стояли два кирпичных домика. Один, поменьше, – для охраны, второй, побольше, – для рабочих. Дома возвели торопливо, за неделю, они лишь укрывали людей от дождя и холода. Ни электричества, ни воды к ним не подводили. Дом рабочих состоял из прихожей, кухни и трех комнат, двух больших и одной маленькой – для Райхлина. В комнатах стояли добротные русские печи, которые должны были спасать людей от лютых зимних морозов. Спасать их от скуки хозяева даже не подумали или посчитали напрасным занятием. Они ведь сюда работать приехали, а не развлекаться. Впрочем, с десяток оснащенных удочек были свалены в углу прихожей.
В комнатах для рабочих стояли простые панцирные кровати, некоторые с настолько ослабшими пружинами, что под тяжестью людей они прогибались до самого пола. Казалось, кровати взяли на свалке, куда их вышвырнули после первого за последние сорок лет обновления интерьеров в доме отдыха. Постельные принадлежности, видимо, подобрали на той же свалке. В комнате Райхлина все было гораздо пристойнее: нормальный диван, благоухающее белье, даже однотумбовый письменный стол. Владельцы сразу продемонстрировали, что инженер – белая кость и рабочие должны не дружить с ним, а завидовать ему. Разобщить инженера и рабочих решили на всякий случай – вдруг Райхлин опять вздумает обокрасть хозяев.
Из охранников с персоналом напрямую контактировал Тарзан, остальные могли лишь приказывать и наблюдать. Да и Тарзан не был уверен, что за ним не следит пара цепких глаз. Ведь сами по себе рабочие не могли красть рубины. То есть они были способны сунуть найденный самоцвет в карман и любоваться им под одеялом. Или устроить тайник и прятать туда камни. А как их оттуда достать? Рабочие даже ориентировочно не знали, куда их привезли. В дороге были зашторены не только боковые окна, но и кабина водителя. Можно было, конечно, забрать камни из тайника сразу перед отъездом, но их пригрозили обыскать и накормить слабительным. Взглянув на рожи охранников, можно было легко догадаться, какая судьба ждет человека, попытайся он украсть драгоценности. Хорошо, если сразу убьют, а то ведь могут дать волю своим садистским наклонностям.
Лишь связка “рабочий – охранник”, когда один крадет, а другой вывозит, таила реальную угрозу. Поэтому охране было категорически запрещено контактировать с рабочими. На этом настоял Коровин, хотя Тарзан отнесся к его словам скептически. В уголовной среде за крысятничество, то есть за кражу у своих, всегда наказывали жестоко. Посягнуть же на добро авторитета было равнозначно самоубийству. Коровина мало кто из бандитов воспринимал всерьез. По некоторым признакам они определили, что делами скрытно руководят очень серьезные люди, скорее всего те самые, которые позволили кормиться им на своей территории. Подчиненные Тарзану братки скорее дали бы отрубить себе руку, чем протянули ее за драгоценностями. К тому же охрана понятия не имела, какие именно сокровища таит междуреченская земля.
Выстроив рабочих перед домом, Тарзан произнес небольшую речь. Начал он ее с услышанного где-то и запомнившегося выражения:
– Бог велел человеку шесть дней работать в поте лица своего, а на седьмой отдыхать. Поэтому и мы пошлем на хрен всякие демократические фокусы. С понедельника по субботу будете вкалывать, а в воскресенье оттягиваться по полной программе. За хорошую работу в субботу вечером будет выдаваться водка, по бутылке на рыло. Со временем подвезем книги, газеты. Вот только про телевизор забудьте, электричества нет, извините. Бежать отсюда бесполезно, на сто километров вокруг дикие леса с болотами, волчьими стаями и другими примочками для отчаюг. Да вы и не побежите, мы же за это с ваших родственников спросим. Среди вас оказался предатель, я сначала хотел его наказать, но передумал. Они с дружком будут делать самую грязную работу по лагерю, лишь бы не сдохнуть с голоду. Если кому-то их примера покажется мало, следующего нарушителя скормим псам.
Огромные псы, вывалив языки, стояли рядом. Кавказская овчарка, две немецких и питбультерьер. С последним Тарзан дал маху. Конечно, пацаны взяли то, что у них было, но питбуля вообще не стоило брать. Бойцовский пес мало подходил для охраны рабочих и выслеживания людей. Его породу выводили, чтобы драться с другими собаками на потеху зрителям, чем он и попытался заняться еще в дороге. Сначала питбуль мирно дремал, а потом его словно какая-то муха укусила. Сперва он грозно рыкнул на лежащую рядом немецкую овчарку. Та, хоть и была несколько крупнее, поджала хвост и жалобно заскулила. Удовлетворенный питбуль слегка куснул ее, так, для порядка, чтоб знала, кто здесь хозяин, и смерил оценивающим взглядом других собак. Вторая немецкая овчарка тоже дала знать о своей покорности, а вот могучий “кавказец” завелся с пол-оборота. Он был раза в два больше питбуля и гораздо сильнее державшего его человека. Он тут же вскочил, оскалив желтоватые клыки. Через мгновение могла вспыхнуть неуправляемая схватка двух могучих псов. К счастью, хозяин питбуля знал, как обращаться со своим маленьким дьяволом, хотя его методы вызвали бы гнев у любителей животных. После сокрушительного пинка в бок собака отчаянно взвизгнула и покорно уселась на место. Тем, кто оценил силу удара, могло даже показаться, что она легла умирать, хотя на самом деле в любой схватке питбулям достается куда больше. “Кавказец” убедился, что соперник не настаивает на поединке, и успокоился.
