Подходя к повозке, каждый заключенный сначала жадно пил из оловянной кружки, прикрепленной на цепи к баку с водой, затем бросал кружку и получал у Окуня что-то вроде галеты, политой соусом или подливой, после чего отходил к краю насыпи и поглощал ее, наслаждаясь краткими минутами отдыха. Из этого и состоял весь обед, но Эрлу он показался пышной трапезой.
Однако когда наконец подошел его черед, Окунь смерил его холодным взглядом.
— Эта очередь для цветных, — строго заметил он.
Охранники, которые, спешившись, поглощали куда более сытную и аппетитную пищу, громко расхохотались. Засмеялся и кое-кто из заключенных.
— Парень, ступай ищи очередь для белых, — продолжал Окунь.
— Старик, не тяни, — сказал Эрл. — Я голоден.
Схватив кружку, он поднес ее к крану, но Окунь накренил бак, и тот опрокинулся на землю. Остатки воды вылились в пыль.
— Это не для белых, — строго заметил Окунь. — Ты должен найти место специально для белых.
— А где здесь такое?
— Не знаю. Белые мне об этом ничего не сказали!
Его слова были встречены новым взрывом хохота.
Эрл посмотрел на пустой бак из-под воды, окруженный темным пятном промокшей пыли. Казалось, никогда в жизни ему еще не приходилось видеть такого трагического зрелища. В горле у него пересохло, растрескавшиеся губы онемели. Эрл перешел к корзине с галетами, но, когда он протянул руку, Окунь вручил ему нечто особенное — галету, вымазанную дерьмом какого-то животного.
— Это для вас, сэр. Специальное блюдо. Ну же, парень, давай кушай, потом расскажешь мне, какой у этой галеты вкус.
— Дай мне другую галету.
— О, а теперь ты говоришь как босс. Сэр, — крикнул Окунь начальнику участка, — это наш новый босс?
— Нет, это обыкновенный ниггер. Ты ничего ему не должен, ни сейчас, ни впредь.
Окунь пнул ногой корзину. Она упала на землю, и галеты вывалившись, скатились по склону насыпи в густую, черную зловонную жижу у основания.
— Вот твой обед, парень. Даже с добавкой, потому что ты особенный, понял? У нас здесь никто не получает добавку.
Эрлу неудержимо захотелось свернуть коротышке шею. И он мог бы это сделать меньше чем за секунду, ибо силы у него еще остались. Но только зачем?
Эрл отошел от повозки, терзаемый голодом и жаждой. Однако он не собирался умолять, из того ослиного упрямства, в котором уже нет ничего героического, а только безумное. Эрл стоически прошел вдоль ряда заключенных, которые, разлегшись на склоне насыпи, жадно жевали галеты, наслаждаясь мгновением отдыха и вполголоса переговариваясь между собой. Для него здесь места не было, впрочем, он и не надеялся его найти. Эрл просто присел на корточки с краю, уставившись в пустоту.
Бум!
Ощутив резкую боль в области ягодиц, Эрл резко подскочил. Поскользнувшись, он не удержал равновесия и в облаке пыли скатился по откосу насыпи до лужи липкой грязи у подножия.
— О-го-го! Вы видели, как подпрыгнул этот белый парень? Я и не предполагал, что белые могут так прыгать!
Это был старик Окунь. Его худое черное лицо было искажено в усмешке демонического злорадства, которой удавалось лишь наполовину скрыть переполнявшую его злобу. Именно удар тяжелым тупым носком его ботинка, нанесенный с большой силой и ловкостью, только что отправил Эрла в грязь.
Эрл с огромным трудом сдержался, чтобы не выругаться и не обозвать старика самым грязным словом, каким только можно оскорбить негра. Он уже готов был взобраться на насыпь и хорошенько оттузить Окуня, но вовремя спохватился.
Так поступают в нормальном мире, когда кто-то лягнул тебя под зад. Однако сейчас Эрл находился не в нормальном мире; он был в Фивах. Подняв взгляд, он увидел горстку осужденных, с любопытством таращившихся на него.
— Ну же, белый парень, иди, покажи ему! Да, сэр, иди, покажи ему, и посмотрим, чем это для тебя обернется!
Внезапно рядом с Окунем появился начальник участка верхом на коне, направивший пистолет-пулемет на Эрла.
— Окунь, что здесь происходит?
— Вот этот человек только что обозвал вас старым ублюдком, босс, — солгал пожилой негр, обнажая в ухмылке редкие гнилые зубы, спрятавшиеся за сморщенными старческими губами. — Поэтому я хорошенько лягнул его под зад.
Он уставился на Эрла злобными желтыми глазами.
— Это правда, осужденный? — спросил начальник участка.
Эрл молча покачал головой.
Внезапно начальник участка выстрелил из пистолета-пулемета. Дал длинную очередь из десяти патронов. Пули выбили фонтанчики земли рядом с Эрлом, прошив аккуратную строчку свинцовыми стежками. Воздух огласился громом выстрелов, который отразился от деревьев, растущих вдоль реки, и вернулся раскатистым эхом. Все негры, лежавшие на земле, испуганно повскакивали. Пулеметная очередь призвана была напугать Эрла, заставить его задрожать от ужаса. Однако Эрлу уже не раз приходилось бывать под пулями, поэтому он просто поморщился от резкого звука выстрелов, вытер с лица капли грязи и сказал:
— Если хочешь, чтобы я научил тебя обращаться с этим оружием, так прямо и скажи. А то можешь ненароком зацепить кого-нибудь.
Глаза начальника участка зажглись злобной яростью; судя по всему, он очень кичился своим умением владеть «томпсоном». Вероятно, он сам поддерживал эту легенду среди заключенных, и именно в ней и был источник его власти. Начальник участка ждал от тех, кем повелевал, уважения, восхищения и страха.
Он развернул коня, натянул поводья, осаживая его, и, удерживая пистолет-пулемет одной рукой, дал еще одну оглушительную очередь. На этот раз фонтанчики земли поднялись с другой стороны от Эрла.
Но тот даже не шелохнулся.
Помолчав, Эрл сказал:
— Не думаю, что Великан уже хочет моей смерти. Так что если ты всадишь в меня хоть одну пулю, он надерет твою задницу так, что она не пройдет и к Новому году. То есть лично я считаю, что ты впустую расходуешь патроны.
— Парень, кажется, ты хочешь попробовать вкус моей палки!
— Если у тебя есть желание меня угостить, спускайся сюда.
— Парень, здесь от твоего дерзкого языка у тебя будут одни неприятности. Обещаю!
Натянув поводья, начальник участка повернулся к заключенным.
— Поскольку вы все нашли это таким увлекательным, я отменяю перерыв на воду в три часа, черт побери, и вам придется работать без отдыха до самого наступления темноты. А если кто-то захочет жаловаться, обращайтесь к белому парню. Ну а теперь все за работу!
— Всем вниз! — послышался крик.
Со стонами, вздохами и приглушенной руганью заключенные поднялись с земли и стали спускаться с насыпи.
Эрл вернулся к пню. Его окружили чернокожие осужденные, и работа возобновилась. В один момент кто-то налетел сзади на Эрла, и тот повалился на четвереньки. Эрл быстро встал, готовый к новой драке, однако вместо этого ему незаметно вложили что-то в руку. Опустив взгляд, Эрл увидел, что это недоеденная галета. Он запихнул ее в рот, перемолол зубами и ощутил наслаждение пищей.
Наконец с пнем было покончено, и бригада снова взялась за лопаты.
Девочка, стань моей, а я буду твоим,
Девочка, стань моей, а я буду твоим,
Каждый день я буду вкладывать доллар в твою руку,
В твою руку, клянусь господом, в твою руку.
Каждый день я буду вкладывать доллар в твою руку.
Это была бесконечная песнь про Рози. Про Рози, мечту, любовь, вдохновение. Именно Рози позволяла осужденным пережить монотонные часы непосильного труда, которые лишь как-то скрашивались какими-то происшествиями.
Один из заключенных убил лопатой змею.
Охранник ударил палкой бездельника, а может быть, заключенный вовсе и не бездельничал, а ему просто стало нехорошо.
Начальник участка выругал ленивого ниггера.
Люди работали, только и всего, без передышки, не убыстряя и не замедляя темп, повинуясь строгим порядкам и находя хоть какую-то отдушину в мыслях о Рози.
Когда она идет, она покачивает бедрами,
Когда она идет, она покачивает бедрами,
Разве этого недостаточно, чтобы свести с ума
заключенного?
Разве этого недостаточно, чтобы свести с ума
заключенного?
За то ее и любили, что она сводила с ума, ибо, думая о Рози, заключенные могли на время забыть о начальнике участка с палкой и пистолетом-пулеметом, о собаках, жаждущих вцепиться им в горло, о подхалиме Окуне, лизавшем охранникам задницу и носившем свое обособленное положение, словно корону. Они могли не думать о жаре, грязи, солнце, москитах; они могли не думать о завтрашнем дне и всех последующих днях, которые будут бесконечно приносить одно и то же.
Эрл дважды поскользнулся в скользкой грязи и один раз больно разбил колено о валун. Его распухшие руки горели от боли, и, взглянув на ладони, он увидел кровавые мозоли.
— Эй ты, белый парень, не отлынивай, копай, — крикнул ему начальник участка, — а на свои нежные ручки тебе смотреть незачем, потому что теперь они уже совсем не нежные!
