– Что скажешь?
– У меня нет слов. Ты только представь, что неподалеку отсюда, в королевском дворце, меркнет былая слава «Большой звезды Африки», вправленная в скипетр. И мне, ей-богу, кажется, что, представь мы камень публично, падет британская монархия. И это не громкие слова. Не знаю, почему я чувствую себя вором, укравшим этот камень.
– То есть ты счастлив? – рассмеялся Хинштейн, одетый в рубашку и брюки от костюма.
– Если бы так, если бы так, – дважды повторил ювелир. – Но ты прав – я счастлив, что не только увидел его, но и прикасался к нему.
Хинштейн буквально оттер ювелира от станка – так он называл настольную лупу с подсветкой. «Это он». Уже во второй раз Хинштейн повторился. Он мог поклясться, что почувствовал его подлинность, не видя его, но обшаривая глазами одежду Сергея Красина и мысленно залезая ему в карман. Большая игра, подумалось ему тогда.
Цвет, прозрачность, огранка, количество ступенчатых граней – это слова… записанные на бумаге. Они режут слух. Камень был живой. Только живая материя могла играть цветами, недоступными радуге.
Наконец Хинштейн оторвался от камня и повернулся к Сергею Красину.
– Я не буду спрашивать, сколько ты хочешь за камень. Я бы сам затруднился назвать цену.
– Для меня все имеет цену – время, обещание, дружба, любовь, ненависть. Я не стану утверждать, что камень стоит столько, во сколько я его оценил, но я знаю цену себе, работе, которую я проделал. Я дисконты не принимаю.
– Пятьдесят миллионов, – прозвучал ровный голос Хинштейна.
«Ему легко произносить такие цифры», – подумал Красин. Его пока не ошеломила огромная сумма, может быть, потому, что ему было с чем сравнивать. Хинштейн был обладателем яхты, цена которой приближалась к названной им сумме. Скорее всего, вдали от него, от этих мест полста миллионов приведут Красина в чувство, опьянят и только тогда ошарашат.
– Пятьдесят миллионов?
– Да, – подтвердил Хинштейн.
– Сколько стоит эта картина? – Красин указал за спину Хинштейна, где висела на стене картина: здоровенная синяя клякса в середине неровного красного треугольника. Тот, не поворачивая головы, ответил:
– Это работа нонконформиста Эдуарда Мунка. С каждым годом нонконформисты дорожают.
– Мне наплевать на автора, я хочу узнать цену.
– Я купил ее на аукционе за одиннадцать миллионов.
– Дай-ка я угадаю название. – Сергей дурашливо наморщил лоб. – «Страшный сон Никиты Хрущева»? Я угадал?
Хинштейн промолчал.
– Теперь сравни эту мазню с «Шаммураматом». Дай мне кисти, краски и холст, и я за сутки намалюю два десятка таких картин. И ты можешь назвать меня нонконформистом.
– Все?
– Не все. В лотерею выигрывают по полста миллионов. В лотерею. Я не гадал, пальцем в небо не тыкал. Я не дельце провернул, как ты, наверное, думаешь. Я провел сложную силовую операцию, родину предал.
– Ты это серьезно?
– Ты удивишься, если я скажу «нет». Для меня может 37-й год вернуться. Меня или здесь хлопнут, или выкрадут и переправят в Москву.
– Но не сегодня.
– Не сегодня. Я планировал нагрянуть к тебе с командой, но в силу обстоятельств пришел один. И скоро я узнаю, не напрасно ли.
– Ладно. Мы деловые люди. Привыкай разговаривать цифрами. Это треп. Но я понял тебя. Ты привык все познавать в сравнении. Ты себя успокаиваешь, но считаешь, что грузишь меня. Мы сошлись в цене? Да или нет?
– Сто миллионов фунтов стерлингов. Мы в Англии. И мне жаль, что ты не назначил встречу в России. До того, как ты переведешь деньги на мой банковский счет, камень останется у меня.
Красин встал и, подойдя к столу, забрал бриллиант. Демонстративно медленно вынул замшевый мешочек, положил в него камень и завязал шелковые тесемки.
Хинштейн остался безучастным. Но ювелира чуть удар не хватил. Так грубо обращаться с камнем, лапать его, небрежно совать, как монету в щель, в мешок.
– Не торопись, – остановил Красина хозяин дома. – Останься моим гостем до завтра. А когда ты убедишься, что твой счет с десяти центов прибавил в весе на пятьдесят миллионов долларов – да, ты не ослышался: долларов, – вот тогда ты сможешь валить на все четыре стороны.
– Где состоится сделка? – сдался Сергей.
– На Каймановых островах. Здесь при переводе больше десяти тысяч информация уйдет в Минфин. В рамках борьбы с терроризмом. Подробности узнаешь завтра. А сейчас отдыхай. Мой человек проводит тебя в гостевую комнату.
Человек оказался похожим на человекообразную обезьяну, одетую в деловой костюм. Самец весом под сто двадцать килограммов вытянул руку в сторону двери. Дальше скомандовал по-русски:
– Поднимайся наверх по лестнице.
– На «вы». – Красин одарил его усмешкой. – Будь со мной на «вы», обезьяна. Я из принципа могу подпортить тебе жизнь. Однажды ты уснешь в Эдинбурге, а проснешься в Екатеринбурге.
– Поднимайтесь наверх. – Телохранителя не задели оскорбления, он избегал даже маленького конфликта с боссом.
Хинштейн тем временем перечитывал свежую прессу. Даже английские газеты отдали первые страницы теме убийства Анвара Эбеля и назвали это покушение террористическим актом. Количество жертв впечатляло: двадцать человек. Другой термин – осквернение – газеты применили к взлому компьютеров и сейфа, откуда, скорее всего, были похищены деньги и ценности египетского миллионера.
Хинштейн легко подсчитал, сколько времени потребовалось Красину на то, чтобы привести себя в порядок после диверсии и прибыть в аэропорт: считаные часы. И три часа – это разница во времени между Хургадой и Лондоном – растянулись на четыре часа полета. Собственно, Хинштейн думал о контрмерах, не представляя себе, что можно предпринять за считаные часы. Подлинность «Шаммурамата» – он снова вернулся к этой теме, он почувствовал, что все правда, понял это по уставшим глазам Сергея Красина, заметил по его словно натруженным рукам; от него только что не пахло порохом. И вот теперь пришла очередь удивляться. «Неужели, – думал Хинштейн, – этот человек совершил невообразимое, рискуя головой, сдержал слово, достал камень. Невероятный человек».
Дикарка дожидалась Красина в огромном холле, декорированном цветами, который по праву мог называться залом цветов. В вазах – на столах, на полу, на полках – знакомые Тамире розы, незнакомые – похожие на яблоневый цвет, крупные яркие ирисы и гладиолусы семейства ирисов…
Пожилой мужчина с крашенными в вырвиглазный цвет волосами, одетый в черный костюм, принес ей чай, пирожные. Он был услужлив, но забыл убрать с лица пренебрежительную ухмылку. Тамира явилась в сопровождении Красина, одетая в бриджи и тенниску; из нижнего белья на ней были только трусики. Отсутствие лифчика сразу бросилось в глаза мажордому, что означало отсутствие у гостьи такта. В том, что ей неведомо чувство меры, он также убедился. Наблюдательная Тамира приковала его внимание, демонстративно поглаживая сосок через тонкую ткань тенниски.
– А спиртное на ваших вшивых полках водится? Только не говори, что не понимаешь по-русски. Уверена, что у тебя не одно высшее образование. Ты одеваешься как англичанин, но морда у тебя рязанская. Я всегда говорю прямо, приятно это людям или нет. Так что насчет порции виски со льдом, Дживс?
– Я принесу. – Мажордом послушно наклонил голову. – Разрешите узнать, миледи, чем вы будете закусывать?
Дикарка звонко рассмеялась и подставила ладонь, по которой мажордом, опасливо оглянувшись, все же ударил своей ладонью.
Он вернулся через пару минут с подносом, на котором стоял низкий стакан с виски и маленькая бутылочка со столовой водой.
Девушка подняла стакан и произнесла тост:
– За царицу Египта Тамиру. – Она отпила глоток и поморщилась: «Самогон». – Веришь или нет, но я была царицей. Я ездила на «Роллс-Ройсе», носила здоровенные «гайки» с брюликами. Как и положено царице, я участвовала в заговоре и в конце концов оказалась в опале.
Дикарка внезапно замолчала. Она вспомнила вопрос Красина на борту самолета и свой ответ. «Анвар относился к тебе хорошо? Он любил тебя?» – «Скорее не любил себя. И мне его жалко. Он был хорошим человеком и отцом – когда чувствовал себя таковым».
Она подняла глаза на мажордома, остановившегося в двух шагах от нее: «Что?»
– Ваш спутник ждет вас в гостевой комнате. Я провожу.
– Говори проще: тебя ждут, топай за мной.
Гостевая комната имела две спальни, две ванные комнаты, будуар и детскую. Расположившись в кресле в просторной гостиной, стены которой были стилизованы под бутовую кладку, Красин встретил Тамиру вопросом:
– Тебя конвоировал самец гориллы?
– Я бы так не сказала. Как твои успехи? – Девушка присела на подлокотник кресла. Красин посмотрел на нее снизу вверх и притянул к себе. Он долго ждал этого момента. Тамира первой нашла его губы, потом отдала инициативу ему. Сергей снял с нее тенниску и коснулся груди.
