Варенцов беспомощно посмотрел на Валентина.
— Мы постараемся, — пробормотал тот, презирая себя за то, что приходится так бессовестно врать. Объяснить что-то этой женщине было невозможно, да, наверно, это было и ни к чему.
— Ну я пойду, — сказала тетка, — еще увидимся.
— Рехнулась бедняга, — не без облегчения прокомментировал Варенцов. — Я ее знаю, местная сумасшедшая. В гостинице бесплатно живет. Песни поет. Она в Ингушетии в заложниках в какой-то больнице оказалась, ну и… Переехала сюда, вроде у нее тут какие-то родственники были, но никого не нашла. Одинокая.
— И много здесь таких?
— С десяток семей. Слава богу, для них работа нашлась — на химфабрике. Но это частности. Возьмем, например, Португалию.
— А что Португалия?
— Португалия находится на краю Евразии, она дальше от центра Европы, чем Прибалтика, Чехия, Венгрия. А значит, все их товары будут дороже, потому что приходится дальше везти. К тому же в ней уровень образования довольно низкий — там больше десяти процентов населения до сих пор не умеют читать, вдумайтесь! Но уже сейчас у них жизнь намного лучше, чем в России! Когда в семидесятых годах Португалия потеряла все колонии, оттуда бежали больше миллиона человек. Население у них тогда было девять миллионов. Но страна приняла всех этих людей и обустроила. И я не понимаю, почему Россия не сделает то же самое с теми русскими, которые хотят приехать из других республик?! С Северного Кавказа, наконец?! Ведь эти люди пережили войну и лишения, и теперь они будут работать с двойной энергией!
— У вас государственное мышление, — уважительно сказал Валентин.
— Возможно, — после паузы сказал Варенцов.
Через полчаса они сидели в укромной нише за столом мореного дерева, на скамьях с высокими спинками. Скатерть из толстой парчи тяжело спадала на колени. Поверх официант постелил другую — полотняную. Кабинет был тускло освещен красным стеклянным фонарем, свисавшим с низкого потолка на массивной цепи. Их окутывал теплый, влажный воздух, насыщенный ароматами сигар, крепкого кофе и жареного мяса.
— В нашем ресторане отличные улитки! — хозяин заведения поклонился.
— Да, вчера одна из них меня обслуживала, — кивнул Валентин, а Варенцов засмеялся.
— Так вы у нас не впервые? — растерянно спросил хозяин.
— Это шутка, — объяснил Варенцов. — Мы у вас впервые и рассчитываем на ваше гостеприимство.
Валентин вытащил смятую пачку сигарет, но передумал и сунул в карман.
— Знаете, я ведь был игроком, — сказал Варенцов несколько минут спустя. — Страшным игроком. Все деньги на блек-джек и покер спускал. До рулетки даже не добирался. Конченый человек. Так многие считали. Но я нашел выход. Угадайте какой?
— Наверно, сделали так, чтобы вас перестали в казино пускать. Например, въехали туда на машине.
У Варенцова вытянулось лицо.
— Кажется, я знаю вашу историю, — объяснил Валентин.
— Откуда?
— Магистр Роберт просветил.
— Вот как, — протянул Варенцов. — Кажется, я все-таки зря на это трепло деньги трачу.
— Не трогайте его, — вступился Валентин. — Он же безвредный.
— Вы полагаете? Ну что ж… Кое за что я ему, конечно, благодарен, не стоит забывать. Это ведь он надоумил меня купить радиостанцию. Пристал как банный лист — радио, говорит, сильная вещь, и все тут.
— А как вам удалось заполучить частоту?
— Ну, — широко улыбнулся Варенцов. — Почему вы не спрашиваете, как мне удается заполучить того или иного артиста? Вот скоро в Россию приедет один армянин — потрясающий скрипач. Виртуоз. Угадайте, где он будет первым делом выступать? То-то же.
Некоторое время они ели молча. Потом Варенцов сказал:
— Валентин, я хочу задать вопрос. Вам приходилось нарушать закон?
— Как и всем, наверно, — легкомысленно ответил Валентин.
— Ну так уж и всем.
— Знаете, — сказал Валентин, — были ведь времена, когда жить было совсем туго, например в начале девяностых. Помню, одно время я работал на пищевой базе — развозил еду по точкам. И воровали на таком месте все, в особенности когда речь шла о деликатесах — икре, красной рыбе. А у меня дочка только-только родилась. Жена молодая. Вот и приходилось выкручиваться.
— Расскажите, — заинтересовался Варенцов.
— Я закурю все-таки, вы не против? Помню, красную рыбу выдавали на базе в деревянных бочках литров по двадцать. Проверка массы шла по брутто, то есть взвешивали всю бочку целиком, не открывая. На приемке то же самое. Разумеется, на пути от базы до точки каждый ушлый водитель вскрывал бочку, вынимал пару рыбин и доливал недостачу водой.
— Вы тоже?
Валентин кивнул.
— Я тоже. Ради своей дочурки я был готов на все, а уж такая мелочь меня точно не смущала. Не знаю, поймете ли вы меня с вашими железными принципами и моральным кодексом.
— Я вас перебил, продолжайте, пожалуйста, — не ответил Варенцов.
— И появился как-то новый приемщик. Увидел такое положение вещей, думал-думал и нашел выход, как ушлых шоферов обойти. В крышке бочки стали делать дырки, которые забивали пробкой. Открыл пробку, сунул палец — если плотно лежит, значит, все в порядке. Если палец проваливался, значит, что-то уже сперли. И тогда бочку открывали и перепроверяли. Казалось бы, ситуация безвыходная, не своруешь. Но и я был не лыком шит. Придумал выход. Делал так: открыл крышку, вынул рыбу, долил воды. Потом взял молоток, гвозди, рыбину пожирнее и… прибил рыбину гвоздями с обратной стороны крышки, прямо напротив дырки. Суй пальчик, приемщик! Чувствуешь, как плотно рыбка лежит?
Варенцов расхохотался:
— Я в вас не ошибся, вы молодец, даже больше, вы — талант.
— Я польщен, — пробормотал Валентин, глядя в сторону. — Но знаете, как-то неловко слушать комплименты за дела давно минувших дней.
— Вы полагаете?
— Полагаю.
— Но разве не восхищаемся мы годы и десятилетия спустя работами художников или творениями композиторов?
Валентин задумался. Потом честно сказал:
— Не знаю.
Варенцов снова рассмеялся:
— Вы меня снова удивляете. Вот эта ваша история про рыбу, с моей точки зрения, маленький шедевр, — но это не важно, важно то, что я был удивлен, изумлен. А ведь если человек повергнут в изумление, он доволен: ничего более необычного ему увидеть не дано. Наша беда в том, что люди обычно не удовлетворяются содержанием феномена, им подавай то, что кроется за ним, в этом они похожи на детей, которые, глянув в зеркало, тотчас же переворачивают его — посмотреть, что с другой стороны.
— Только быть человеком одаренным недостаточно, — возразил Валентин. — Чтобы набраться ума, нужно еще многое, например жить в полном достатке. Уметь заглядывать в карты тех, кто ведет крупную игру, самому быть готовым к большому выигрышу и такому же проигрышу…
Вечером после своей смены Валентин пошел в центр — на углу улицы Радищева и площади Ильича в «Прибамбасах для настоящих мужчин» купил себе бельгийский нож за тринадцать тысяч рублей. Потом зашел в Интернет-кафе, взял в баре кофе и увидел там Аллу. Она сидела перед монитором, на котором было какое-то упражнение по английской грамматике.
— Ты же говорила, что можешь по-английски, — сказал он, подобравшись сзади.
— Фу, напугал… Я им соврала, чтобы на работу взяли.
— Ну и как, нужен тебе английский?
— Говорят, скоро понадобится, — отчего-то вздохнула она.
— Тогда вот что. — Он присел рядом. — Ты мне сейчас поможешь. — Он ввел какой-то адрес и прошел значительное количество ссылок, выключая назойливо выпирающую рекламу.
— Лихо ты управляешься, — не удержалась она.
Он молчал, закусив губу. Он оказался на каком-то порносайте. Алла посмотрела на него внимательно, потом снова на экран. Там на фотографии была обнаженная девушка, в непристойной позе демонстрирующая свои прелести. Рядом небольшой текст по-английски, с указанием ее возраста, имени и еще каких-то данных.
— Красивая, — осторожно заметила Алла, ничего больше не комментируя.
Валентин вытер вспотевший лоб.
— Зачем тебе это? — все-таки не удержалась она.
— Надо по работе, — пробормотал он.
— Неужели?
— Сделай перевод, детка, — попросил Валентин.
— Я же не знаю по-английски, — сказала Алла.
— Но компьютер-то знает?
— Тут должна быть программа, но предупреждаю, это будет просто подстрочник, понимаешь, слово в слово.
— Ладно.
— Что ладно? Делать, что ли?
— Да.
Она запустила программу перевода, выбрала функцию «направление перевода: английский — русский», затем — «перевести текущий абзац». И через несколько секунд компьютер выдал нечто малограмотное, но достаточно вразумительное по своей страшной, уродливой сути, при этом некоторые слова продолжали оставаться английскими:
