В глазах у женщины стояли слезы. Сквозь их пелену она изучала мое лицо, явно пытаясь понять, как я воспринял всю эту историю. Я ничего не сказал.
– Вот это вам было нужно? – спросила она.
– В общем, да, – ответил Нунан. Он подошел к ней сбоку. – О чем говорил с вами Талер сегодня днем?
– Он советовал мне молчать. – Голос у нее стал тихим и бесцветным. – Он сказал – если узнают, что мы там были, нас заподозрят, поодиночке или обоих. Потому что Дональда убили возле дома этой женщины после того, как он отдал ей деньги.
– С какой стороны стреляли? – спросил шеф.
– Не знаю. Я ничего не видела... Только посмотрела... а Дональд уже падает.
– Это Талер стрелял?
– Нет, – быстро ответила она. Тут глаза у нее затуманились. Она приложила руку к груди. – Не знаю. Не думаю. Он ведь сказал, что стрелял кто-то другой, а где он был в тот момент – не знаю. Мне в голову не пришло, что это мог сделать он.
– А теперь вы как думаете? – поинтересовался Нунан.
– Может быть... Может быть, он.
Шеф, сделав мощное усилие, подмигнул мне так, что в этом приняли участие сразу все лицевые мускулы, и двинулся дальше:
– Так вы не знаете, кто вам звонил?
– Он не назвался.
– Голос не узнали.
– Нет.
– А какой был голос?
– Тихий такой, словно этот человек боялся, что его подслушивают. Я с трудом разбирала слова.
– Он говорил шепотом? – Промолвив это, шеф застыл с открытым ртом. Зеленоватые глаза на жирном лице алчно заискрились.
– Да, хриплым шепотом.
Шеф звучно захлопнул рот и открыл его снова, чтобы вкрадчиво пробормотать:
– Вы говорили с Талером...
Миссис Уилсон вздрогнула и перевела широко раскрытые глаза с шефа на меня.
– Это был он! – вскричала она. – Это был он!
Когда я вернулся в гостиницу, Роберт Олбури, молодой помощник кассира из Первого Национального банка, сидел в вестибюле. Мы поднялись ко мне в комнату и попросили воды со льдом, – лед был нужен, чтобы охладить смесь виски, лимонного сока и гранатового сиропа. Потом мы спустились в ресторан.
– Расскажите мне про эту даму, – сказал я, когда мы приступили к супу.
– А вы ее видели? – спросил он.
– Нет еще.
– Но слышали о ней?
– Слышал только, что она мастерица своего дела.
– Это да, – согласился он. – Вы, наверное, с ней познакомитесь. Сперва вы будете разочарованы. Потом, не понимая, как это случилось, вы вдруг забудете о разочаровании и поймаете себя на том, что уже рассказываете ей всю свою жизнь и поверяете все беды и надежды. – Он засмеялся по-мальчишески застенчиво. – Вот тут-то вы и попались окончательно.
– Спасибо за предупреждение. А у вас откуда такие сведения?
Он пристыженно улыбнулся, застыв с ложкой у рта, и сознался:
– Купил.
– Наверное, недешево? По слухам, она любит деньги.
– Она и правда помешана на деньгах, но это почему-то не вызывает протеста. Она настолько не скрывает своей алчности, что на это как-то нечего и возразить. Сами увидите, когда познакомитесь.
– Вероятно, увижу. Можно спросить, почему вы с ней расстались?
– Можно. У меня кончились деньги, вот и все.
– Так просто?
Он слегка покраснел и кивнул.
– Кажется, вы легко это пережили, – сказал я.
– А что было делать? – По его симпатичному юному лицу еще шире разлилась краска. Он заговорил, запинаясь: – Собственно, я ей кое-чем обязан. Она... Пожалуй, я вам расскажу. Я хочу, чтобы вы знали ее и с этой стороны. У меня было немного денег. Когда от них ничего не осталось... Учтите, я был молод и сходил по ней с ума. У меня деньги кончились, но в банке их было много. Тогда я... Неважно, сделал я что-то или просто подумал... В общем, она про это узнала. От нее ничего не скроешь. Тут и наступил конец.
– Она с вами порвала?
– Да, слава Богу! Если бы не она, может быть, сейчас вы разыскивали бы меня за кражу. Я ей обязан! – Он сосредоточенно наморщил лоб. – Пусть это останется между нами. Ладно? Просто я хотел, чтобы вы знали – в ней есть не только плохое. О нем вам и без меня наговорят.
– Возможно, что-то в ней есть и хорошее. А возможно, она рассчитала, что не стоит рисковать и впутываться в историю за такую цену.
Он поразмышлял над этим и покачал головой.
– Может быть, вы и правы, но не совсем.
– Я так понял, что к ней вход строго по оплаченным билетам.
– А как же Дэн Ролф? – спросил Олбури.
– Это кто такой?
– Считается, что он ей не то родной брат, не то сводный. Но это неправда. Он смертник – чахоточный. Живет у нее. Дина его содержит. Она в него не влюблена и ничего такого. Просто подобрала где-то и привела к себе.
– Еще примеры есть?
– Еще она с радикалом встречалась. Хотя вряд ли ей было от него много выгоды.
– С каким радикалом?
– Который приехал сюда во время стачки. Куинт его зовут.
– Значит, он тоже был у нее в списке?
– Похоже, из-за этого он и остался здесь, когда стачка кончилась.
– Куинт до сих пор значится в списке?
– Нет. Она мне говорила, что боится его. Он грозил ее убить.
– В этом списке, кажется, в свое время перебывали все, – заметил я.
– Ей стоило только захотеть, – сказал он, и это прозвучало серьезно.
– Кто был последним – Дональд Уилсон? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Олбури. – Я про них никогда не слышал и ничего такого не видел. Шеф полиции велел нам проверить, не выписывал ли он ей чеков раньше, до вчерашнего дня, но мы ничего не нашли. И никто таких чеков не помнит.
– Кто, по-вашему, был ее последним клиентом?
– Я часто видел ее в городе с парнем по имени Талер, у него тут пара игорных домов. Кличка Шепот. Вы, наверное, про него слыхали.
В восемь тридцать я расстался с Олбури и направился в гостиницу «Шахтерская» на Форест-стрит. За полквартала от гостиницы я встретил Билла Куинта.
– Привет! – окликнул я его. – А я к тебе шел.
Он остановился, оглядел меня с ног до головы и проворчал:
– Так ты легавый.
– Вот невезуха, – пожаловался я. – Иду тебя заарканивать, а тебе уже настучали.
– Что ты теперь хочешь знать? – спросил он.
– Про Дональда Уилсона. Вы были знакомы?
– Были.
– Хорошо?
– Нет.
– Как ты к нему относился?
Куинт выпятил толстые губы, издал звук, словно рвется тряпка, и заявил:
– Либерал он был паршивый.
– Ты знаешь Дину Бранд? – спросил я.
– Знаю. – Шея у него сделалась короче и толще.
– Могла она убить Уилсона?
– Запросто. Это уж точно.
– Значит, не ты его убил?
– Кто же, как не я, – сказал он. – Мы с ней вместе, на пару. Еще вопросы есть?
– Есть, но не стану тратиться попусту. Ты же все равно соврешь.
Я вернулся на Бродвей, нашел такси и велел водителю отвезти меня на Харрикейн-стрит, дом 1232.
Пунктом моего назначения оказался серый сборный домик. На мой звонок дверь открыл худой человек. В усталом его лице не было ни кровинки, только яркие пятна величиной с полдоллара розовели на каждой скуле. Это, подумал я, и есть чахоточный Дэн Ролф.
– Я бы хотел видеть мисс Бранд, – сказал я ему.
– Как передать – кто ее спрашивает? – Голос тоже выдавал в нем больного человека – и, кстати, образованного.
– Моя фамилия ей ничего не скажет. Я по поводу смерти Уилсона.
Чахоточный посмотрел на меня усталыми темными глазами и сказал:
– И что же?
– Я из сан-францисского отделения сыскного агентства «Континентал». Нас интересует это убийство.
– Очень любезно с вашей стороны, – заметил он иронически. – Входите.
В комнате на первом этаже, за столом, заваленным бумагами, сидела молодая женщина. Кипами лежали бюллетени финансовых контор, биржевые сводки и облигации. Была здесь и программа лошадиных бегов.
Комната выглядела неприбранной и захламленной. Мебели было слишком много, и казалось, что все стоит не на месте.
– Вот, – кивнул в мою сторону чахоточный, – этот джентльмен приехал из Сан-Франциско по поручению сыскного агентства «Континентал». Он будет расследовать обстоятельства смерти мистера Дональда Уилсона.
Молодая женщина встала, отшвырнула ногой с прохода несколько газет и подошла ко мне, протягивая руку.
Росту в ней было сантиметров на три-четыре больше моего, из чего следовало, что она тянет примерно на метр семьдесят. Широкоплечая, полногрудая женщина с округлыми бедрами, крупными мускулистыми ногами. Я пожал ей руку – мягкую, теплую и сильную. Судя по внешности, ей было лет двадцать пять, но на лице уже появились признаки усталости: от углов крупного сочного рта разбегались явственные морщинки, вокруг больших голубых, слегка воспаленных глаз с накрашенными ресницами уже начали собираться морщинки потоньше.
Жесткие каштановые волосы давно пора было подровнять, пробор шел криво. Губная помада с одной стороны была наложена выше, чем с другой. Платье винного цвета удивительно ей не шло, и местами на нем виднелись прорехи – там, где пуговицы отлетели и она забыла их застегнуть. Спереди на левом чулке спустилась петля.
