Он замолчал на полуслове, разглядев наконец, что хозяин не один.
– Ого, – сказал работяга, – да у вас тут, оказывается, весело. И ребята знакомые…
Кеша, стоявший ближе к калитке, выбросил вперед руку с самопалом. Раздался трескучий звук. Прыщ застонал с досады, уверенный, что дурак Кеша с перепугу застрелил работягу из своего дурацкого самопала, но работяга, как ни странно, даже не покачнулся, зато Кеша, широко раскинув руки, вдруг оторвался от пола, пролетел несколько метров по воздуху, с глухим грохотом врезался спиной в дверь нужника и скрылся за ней. Дверь захлопнулась, в нужнике раздался гнилой треск, придушенный вопль, и Прыщ понял, что остался с каменным работягой один на один.
Дружелюбно улыбаясь, работяга сделал шаг вперед.
– Дай ему, Фома! – крикнул хозяин примерно таким же тоном, каким подают команду собаке.
Фома снова шагнул вперед. В его левой руке по-прежнему был пакет с продуктами, а в правой вместо бутылки Прыщ разглядел только зазубренное горлышко – все остальное, очевидно, разбилось вдребезги о голову Кеши. Манохин понял, что через секунду это зазубренное, острое как бритва стекло может вонзиться ему в кишки, а может быть, и в лицо – это уж как пожелает плечистый Фома.
«Вот так рэкет», – подумал Прыщ и, не отдавая себе отчета, вскинул револьвер. Он успел трижды нажать на курок, прежде чем сообразил, что занимается ерундой. Безобидная железка, взятая только для того, чтобы обмануть хозяина, обманула его самого – уж слишком она была похожа на настоящее оружие. Фома небрежно отбросил в сторону бутылочное горлышко, взял Прыща за поднятый воротник мокрой «варенки», развернулся всем корпусом и, крякнув, метнул его в стену, как ядро. Прыщ успел прикрыть голову скрещенными локтями за мгновение до того, как она должна была врезаться в бревна. Локти пронзила острая боль, револьвер выскочил из руки, как живой, брякнулся на пол и, вертясь волчком, отлетел под лавку, на которой сидел хозяин.
– Ох, сука, – простонал Прыщ, переворачиваясь на спину и делая попытку сесть. Он заметил в метре от себя невинно поблескивающее горлышко разбитой бутылки и потянулся к нему рукой. Фома быстро шагнул вперед и ударил его сапогом в промежность. Оказалось, что Фома обут в тяжеленные яловые сапожища, и удар получился таким, что Прыщ испугался за свое зрение: на мгновение ему показалось, что глаза выскочили из орбит и улетели в дальний угол. В следующую секунду он понял, что глаза остались на месте, но усомнился в том, что его еще когда-нибудь будут интересовать женщины.
Корчась на грязном дощатом настиле, он увидел, как дверь нужника распахнулась, и оттуда, придерживаясь за стену, нетвердым шагом выбрался Кеша.
Из-под его каскетки на лицо стекала кровь, на плечах мокрого драпового пальто остро поблескивали мелкие осколки бутылочного стекла.
Судя по его виду, Кеша не представлял, где он находится и что с ним произошло, но его ободранная пятерня по-прежнему крепко сжимала рукоятку самопала.
Фома обернулся на скрип ржавых дверных петель, страшно осклабился и двинулся навстречу Кеше. Пакет с продуктами все еще был у него в руке, и Прыщ заскрипел зубами от боли и унижения: этот чертов амбал уделал их обоих одной рукой, даже не потрудившись избавиться от своей авоськи.
Увидев приближавшегося Фому, Кеша заметно вздрогнул.
Взгляд у него прояснился, и в нем промелькнуло ясное понимание того, что должно было произойти в ближайшие секунды. Он снова поднял свой самопал, и скорчившийся на полу Прыщ вдруг увидел, что тот стоит на боевом взводе. Кешин палец напрягся, преодолевая сопротивление проволочного спускового крючка, туго натянутый резиновый бинт соскочил со скобы, и ржавый стомиллиметровый гвоздь с силой ударил острием по капсюлю единственного Кешиного мелкокалиберного патрона. Самопал в Кешиной руке высоко подпрыгнул, издав резкий звук, похожий на щелчок хлыста, каким цирковые укротители подгоняют скачущих по арене лошадей. В крытом дворике запахло жженым порохом.
Фома остановился, словно решая, как ему быть дальше, и Прыщ понял, что Кеша промазал. Он еще не сообразил, радоваться ему по этому поводу или грустить, но тут Фома вдруг покачнулся, его ноги подломились, и он мягко, неторопливо повалился на пол, глухо ударившись головой о дощатый настил. Его голова перекатилась к плечу, повернувшись к Прыщу удивленным лицом, и Манохин увидел маленькое черное отверстие, расположенное как раз над переносицей, из которого вдруг толчком выплеснулась кровь. «Сгорели, – понял он. – Это же мокруха! Сгорели, блин, сгорели…»
– А?! – выкрикнул Кеша, размахивая дымящимся самопалом. – Нравится, сука?! Между глаз, а?! Будешь теперь бутылками драться?!
Голос у него был безумный. Прыщ с трудом поднялся на ноги и тут же сложился пополам, схватившись обеими руками за пах. Он мучительно пытался сообразить, что им теперь делать. Получалось, что они влипли по самые уши, но кое-что еще можно было поправить. Например, убрать свидетеля.
Он посмотрел на хозяина и чуть не расплакался от бессильной ярости. Хозяин уже не сидел на лавке, смирно сложив на коленях перемазанные кровавыми соплями руки. Он стоял в двух шагах от Прыща, держа в руках старенькую двустволку. Глаза у него превратились в две черные щелочки, и эти щелочки очень внимательно наблюдали за Прыщом и Кешей, напоминая пулеметные амбразуры.
– Ну что, сопляки, влипли? – спокойно спросил хозяин, почти дословно повторяя мысли Прыща. – Допрыгались, рэкетиры сраные?! Вооруженное ограбление, разбой, мокруха…
Прыщ, не разгибаясь, головой вперед бросился мимо хозяина к спасительной калитке. Это была наивная попытка, и хозяин пресек ее, толкнув пробегавшего мимо на заплетающихся ногах Прыща в плечо стволами ружья. Прыщ потерял равновесие и с шумом упал под ноги Кеше.
– Чего это? – спросил Кеша, все еще не вполне пришедший в себя после своего, чересчур удачного выстрела.
– Это п…дец, – любезно проинформировал его хозяин. – Впрочем, можно договориться. Мое предложение насчет десяти процентов остается в силе. Будете делать, что скажу, и все будет нормально. А не хотите – тогда сушите сухари, подонки. Пока менты будут вас ловить, я успею навести у себя в подвале порядок, и все будет выглядеть как обыкновенная попытка вооруженного ограбления плюс умышленное убийство. Ну, что скажете, козлы?
– Бля буду, – сказал Кеша.
Прыщ промолчал, поскольку все было ясно без комментариев.
Президент торгово-посреднической фирмы «УМ & К»
Петр Николаевич Уманцев открыл глаза и посмотрел на монитор компьютера. В это самое мгновение текст на экране монитора сменился красочной заставкой, которая появлялась после того, как к клавишам компьютера никто не прикасался в течение пяти минут.
«Пять минут, – с улыбкой подумал Петр Николаевич. – Несчастных пять минут, а кажется, что заново прожил все десять лет. И каких лет!..»
Он снова улыбнулся, вдавливая в пепельницу окурок истлевшей до самого фильтра сигареты и прикуривая новую от настольной зажигалки. С того дождливого осеннего дня, когда к нему в дом вломились, потрясая пугачами, два самоуверенных и наглых сопляка, прошло десять лет. В тот день было заключено соглашение, которое ему самому тогда казалось смешным. Тем не менее с того дня дела вдруг, словно по мановению волшебной палочки, пошли в гору. Немного позже, как следует поразмыслив над секретом своих коммерческих успехов, Уманцев пришел к выводу, что застреленный Кешей Фома беззастенчиво обкрадывал его, но дело было не только в этом. Сколько, в конце концов, мог украсть Фома, не рискуя засыпаться? Нет, секрет тут был в другом.
Поначалу они работали втроем, но даже это был уже совсем другой коленкор. Уманцев больше не развозил водку по «точкам», предоставив это дело своим подручным, которые, как оказалось впоследствии, сумели-таки нагнать страху на реализаторов и взвинтить цены, уменьшив в то же время долю, которую оставляли себе бесчисленные содержатели «точек» и приторговывавшие водкой таксисты. Как ни странно, у Прыща и Кеши хватило ума довольствоваться тем, что они имели, и, насколько было известно Уманцеву, ни тот ни другой ни разу не запустили лапу в выручку.
Вместо этого Прыщ, оказавшийся довольно честолюбивым, занялся сколачиванием собственной группы, и через год о нем уже заговорили в городе как о набирающем силу авторитете. Как раз к этому времени опомнившаяся «братва» предприняла попытку «наехать» на Уманцева, но было уже поздно: в группе Прыща хватало людей и стволов, чтобы отразить любое нападение. И пошло-поехало…
Через два года Уманцеву пришлось легализовать свой бизнес: растущая денежная масса подпирала снизу, выталкивая его из тесного подвала на дневной свет.
Деньги требовали простора и движения, и ему пришлось взять патент частного предпринимателя. Путь от подвала в деревенском доме и ржавых «Жигулей» до офиса в центре города и белого «лексуса» занял десять лет и не был усеян розами, но Петр Николаевич не без оснований полагал, что все сложилось наилучшим образом. Дорога малого бизнеса в России была выстлана костями неудачников и густо обставлена могилами всевозможных кооперативов, малых предприятий и обществ с ограниченной ответственностью. Ему удалось пройти по этой дороге, не имея за плечами ни партийного прошлого, ни партийных денег, ни украденных у страны нефтяных шахт и рудных комбинатов, и ничего при этом не потерять. Он не спешил и копил силы, наблюдая за тем, как его менее удачливые и сообразительные конкуренты разоряются дотла, садятся в тюрьму, гибнут во время разборок или взрываются вместе со своими «опелями» и «мерседесами»…
