рассказала им, как заблудилась, собирая грибы с подругами, и вышла к Новой Жизни. А дальше помнит смутно — вроде жила дней пять или неделю у Малины, как под каким-то воздействием, как во сне. Та приучила называть её бабушкой, выполнять работу по дому. Сопротивляться она не могла. Очнулась только на забитом мертвяками дворе, внезапно — в тот самый момент, как понял Сеня, когда он ударил ведьму стулом по голове. Возможно, этот удар спас жизни им всем. Сеня в сотый раз поблагодарил свои кулинарные вкусы, ибо, придись ему чай по нраву, он бы заснул там вместе с остальными. Что-то подсказывало ему, что проснулся бы он уже разве что таким вот мертвяком, или — если бы повезло — отмороженным, себя не помнящим телом вроде Ольги, заманивающим новые жертвы.
Они шли и шли, и край болота был уже виден.
Над водой раздался низкий, тяжёлый вой, похожий на стон простудного больного, и прямо из болота, двойным кольцом угловатых теней, начали подниматься мертвецы.
Ахнув, Сеня одной рукой прижал к себе Ольгу и на каблуках повернулся, чувствуя себя внутри кинофильма. Страшная, серебристо — чёрная панорама плавно проплыла перед глазами, словно кинематографический эффект, и со всех сторон Сеня увидел одно и то же. Это была засада.
Мертвецы — числом не менее двадцати — выпростались из державшего их ила, с мокрым, глухим звуком. Бесстыдно полная луна не скрывала ничего, высвечивая распухшие от болотной воды лица, забитые белой слизью глазницы, отвалившиеся нижние губы, обнажающие кривые зубы, чёрные от болотной грязи, текущей из наполненных ею ртов. Они были почти одинаковы, и двигались одинаково, разнясь разве что в мелочах — у нескольких сохранились невыеденными один или оба глаза, и теперь, лишённые век, они отражали лунный свет мутной белизной, безумно суженными зрачками, казалось, излучая тьму. У одного блестела пряжка солдатского ремня, один путался в какой-то толстой сетке. Сеня не сразу понял, что это его внутренности, вывалившиеся из прохудившегося живота. Изломанные, вывернутые, распухшие в суставах пальцы потянулись к ним; все мёртвые — десяток во внутреннем кольце и столько же во внешнем — одновременно сделали шаг вперёд, синхронно, как пионеры на параде. Один утробно замычал, ещё некоторые захрипели, стараясь сомкнуть мёртвые голосовые связки. Было слышно, как в измочаленных гнилых альвеолах бурлила грязь — остаточные рефлексы нервной системы заставляли тела пытаться дышать.
Мертвецы шли к ним, сжимая кольцо.
Сеня поднял приклад к плечу, лёг щекой на ложе. Савка и Гришка же словно окаменели.
— Это торфодобытчики — заговорила вдруг Ольга жарким шёпотом, у самого его уха. — Говорят, тут ещё в пятидесятых партия изыскателей болотным газом отравилась, все до единого. Их и похоронили тут, не в болоте, конечно. Штрафбатовцы бывшие — зарыли их в лесу, да и всё. А болото потом расширилось. Вот мы на них и наткнулись.
— Один хрен, — сиплым шёпотом ответил Сеня и спустил курок.
Грохот взорвал болотную тишину, затылок одного из мертвецов разлетелся серым фонтаном, лицевая кость вмялась так, что глазницы остались смотреть друг на друга. Сеня выстрелил во второй раз, и ещё один мертвец, дёрнувшись, упал вперёд, на руки. Ему недоставало полголовы. Выблевав струю болотной воды в болотную же воду, мертвец рухнул на подломившиеся руки и затих. Сеня переломил ружьё об колено, и, обжигаясь, сменил патроны.
И тут, наконец, очнулись Савка с Гришкой. Синхронно рыкнули карабины, в кольце мертвецов, до которого оставалось шагов двадцать, осталось всего шестеро — один, почти скелет, полетел в грязь с перебитым позвоночником, второму пуля разорвала горло, и он, наступив на собственную скатившуюся в грязь голову, постоял секунду и упал, в глупом реверансе расстелив вокруг себя рваный плащ.
Сеня и мужики стреляли почти непрерывно, понимая, что уйти живыми им не удастся. Грохали выстрелы, визжали пули, иногда уходя рикошетом от дерева в тёмный лес; но пространство было слишком мало. Первое кольцо мертвецов, взяв на себя роль расходного материала, валялось, расстрелянное, в грязи, но второе уже сомкнулось вокруг них.
Тяжёлый, мосластый мертвяк схватил «Ижа» за ствол, ещё один сгрёб Сеню за плечи холодными мокрыми лапами. Третий выдернул в сторону отчаянно пинавшую его Ольгу. Остальные навалились на мужиков.
Сеня в ярости взревел. Переломив сжимаемое тупым мертвяком ружьё, пользуясь его руками, как зажимом, он ногтями выдернул один патрон и загнал внутрь другой. За спиной грохнул выстрел — это Савка или Гришка уложили кого — то из десятка мёртвых. Сеня защёлкнул ружьё, которое высокий мертвяк с одутловатым лицом тупо тянул на себя, и нажал на спуск.
Сломанные до костного мозга рёбра, торчащие сквозь мокрую рванину спецовки, размолотило в сторону, лопатки вместе с руками отделились от тела, которое рухнуло назад; Сеня извернулся из — под тяжёлых, но инертных рук мертвяка, отскочил в грязь. Кто — то схватил его за ногу, ещё один выдрал из рук ружьё. Снова грохнул выстрел, куча-мала из четырёх мертвецов, напавших на Савку и Гришку, на секунду застыла, потом трое из них снова навалились на мужиков, один же уткнулся в грязь и больше не шевелился.
Сеня вытащил нож и обеими руками засадил его снизу вверх в живот тому, который недавно держал его за плечи. Нож вошёл мягко, словно в варёную колбасу, на руки хлынула густая чёрная грязь с вязкими нитками гниющей органики; мертвец навалился на Сеню всем весом, и тот, выдернув лезвие, чувствуя, как кто — то мокрый и тяжёлый топит его за ногу, а другой, страшной пародией на котёнка, тычется липким гнилым лицом в шею, подумал, что сходит с ума.
Раздался глухой удар, и с ломким пустым звуком, будто разбили прошлогоднюю тыкву, исчезло воздействие на ногу. Наослеп ткнув ножом, Сеня вонзил его куда-то вверх, оказалось — под шею одному из мертвецов. Того, который пытался укусить его за горло, вдруг оттянуло в сторону, и на секунду Сеня увидел полную картину: оказывается, Ольга, вырвавшись из мёртвых рук, выдернула за стволы Сенин «Ижак» и теперь размахивала им, как битой для лапты. Мертвец, схвативший её — синий, лысый, с сутулой спиной — силился подняться с четверенек, шея его, свёрнутая к плечу, лопнула, разрыв топорщился белой проволокой сухожилий, рваная аорта вяло выплёвывала тёмную жидкую воду.
Тот, что тянул его за ногу, уже утопал в грязи с разбитым черепом. Кусачий, так и не успевший, слава богу, просто отброшенный в сторону, снова шёл к ним. Тот, которого Сеня дважды ткнул ножом — тоже.
— Кинь мне ружьё! — заорал Сеня, и
