– Ой, а я сам тебя хотел об этом попросить! – обрадовался Алик.
– Что же я – законов дружбы не почитаю?! – искренне обиделся бригадир...
Чич вывел Зойку спустя минут десять после ухода ребят – ее уже начало трясти, а зубы не попадали один на один. Она ничего не могла сказать и только тазами, полными мольбы и боли, обводила каждого по очереди. Вдруг протянула дрожащую руку к мочке уха, рванула – на маленькой ладони, протянутой к ним, тускло блестела сережка с блестящим камешком.
– Мамин... подарок... золотая, – только и смогла выговорить прыгающими губами.
Хачик тут же подскочил, выхватил. Взамен положил на ладошку маленькую ампулку и шприц.
– Молодец, ченч мы уважаем!
– Что же ты делаешь, паскуда?! – тихо спросил его Чич. – Ты понимаешь, что ты сейчас утворил? Она же завтра половину лагеря сюда за морфином пришлет! И сама придет! А если ты не дашь, они тебя со всеми потрохами в ближайшую ментовку сдадут!
Зойка между тем перестала обращать на них внимание. Мир ее замкнулся на ампуле с наркотиком и шприце. Отломив стеклянную головку, она последним, видимо, усилием воли уняла дрожь в руках и, высосав морфин из сосудика в шприц, судорожным движением дернула «молнию» на джинсах и спустила их до колен, не сознавая уже, что стоит не среди своих друзей и подруг по лагерю, но среди волков, готовых в любой момент растерзать любого, кто заблудится и забредет в чащу леса – их владения...
Обнажились великолепные, упругие, смуглые еще после летнего загара бедра и ягодицы, слегка прикрытые ажурными черными трусиками. В бедро и всадила шприц Зойка. Медленно, сдерживаясь, вдавила поршень до упора и закрыла глаза – в ожидании «прихода»...
Жорик почувствовал, как сразу вдруг запершило и пересохло в горле. Он кашлянул:
– Тебе лет... сколько?
– Пятнадцать! – с облегчением выдохнула Зойка, не открывая глаз, и добавила, немного погодя, мечтательно и замедленно: – С по... ло... виной!
Чич уже принял решение, твердое, окончательное, не подлежащее обжалованию. И его понял и «бригадир», и вся остальная «бригада» – напружинились, приготовились к прыжку...
– Стоять! – тихо приказал Чич, раздергивая молнию на своей куртке и отводя ее левую полу, чтобы всем было видно высветившуюся из‑за пояса брюк рукоять «ТТ». – Стоять, гниды, и ждать своего часа!
Затем осторожно положил ладонь на Зойкину теплую ягодицу.
– Хочешь, маленькая, я тебе сказку расскажу?
– Хочу, – томно улыбнулась Зойка и слабеющими руками попыталась потянуть джинсы кверху.
– Не стоит, – мягко отвел ее руки Жорик. – Я сам отнесу тебя в кроватку.
Он подхватил Зойку на руки. Взгляды присутствующих жгли их, сжигали!
– Отнеси... папа! – она мягко охватила руками шею. – И, пожалуйста, раздень! Мне сейчас... так... хорошо!
С доброй отеческой улыбкой на лице Жорик Чич толкнул ногой дверь в соседнюю комнату. Ногой же и захлопнул ее...
«Шабашники», тяжело выдохнув, опустились на лавки – кто где стоял. Хачик обвел всех прищуренным оценивающим взглядом, затем подошел к стоящему в углу магнитофону, врубил его на полную мощность.
– Наливай, братва! Сегодня отвязываемся!
Пили стаканами, прислушиваясь к доносящимся из спальни девичьим вскрикам, стонам и утробному рычанию Жорика.
Примерно через полчаса он появился, наконец, из черноты дверного проема, на ходу застегивая брюки. Присев к столу, махом выцедил услужливо поднесенный стакан водяры, затянулся сигаретой, негромко обронил:
– Хороша конфетка! Следующий!
Хачик козлом скаканул к двери, ощерился.
– По старшинству, мальчики!
В темноте смутно угадывалось девичье тело, раскинувшееся поперек двух составленных вместе кроватей. На ходу стаскивая штаны, Хачик ринулся на него, с маху вошел и завыл, дергаясь, кончая после долгого воздержания в возбужденном состоянии. Затем замер, отходя, и вдруг ощутил – что‑то не то в этом неподвижно лежащем под ним теле. Одновременно почувствовав под руками влажное, липкое, рывком вскочил, ударил кулаком по выключателю на стене и... отшатнулся от увиденного. Кровь была повсюду – на теле Зойки, во всех мыслимых и немыслимых местах, на простынях, наволочке, даже на спинках кроватей остались кровавые отпечатки ладоней. А само ее тело было изгрызано и исцарапано, словно изорвано собачьими клыками, тем более страшной казалась застывшая на лице блаженная улыбка удовлетворения. Застывшая уже навечно...
Как был, в трусах – рванулся на свет и... наткнулся на жесткий металл ствола – «ТТ» уперся ему под ребро. Чич щелкнул взводимым курком.
– Ты что, гад? – заколотился Хачик. – Она же мертвая!
– А ты думал, козел, я вам ее отдам?! – издевательски ухмыльнулся ему в лицо Жорик. – Хрен вам, что мое – то мое насовсем! Я не хотел, видит Бог, устраивать весь этот спектакль – его затеял ты, когда сунул «морфин». После этого ее нельзя было уже упускать! Ты подписал ей смертный приговор! А я просто сделал Зойкину смерть более легкой и приятной – двойная доза и перепихон напоследок. Так что душа ее отошла в мир иной, кайфуя в пути. А ты что, хочешь догнать ее? – невинно поинтересовался Чич, вдавив ствол посильнее и кладя палец на спусковую скобу.
– Нет!! – заорал Хачик. – Но... труп... что с ним делать?
– А это уже ваши проблемы! Меня здесь никогда не видели и даже не знают, что я с вами знаком... Moгу только подсказать, если у тебя котелок не варит, – проектная глубина жижесборника возле вашей хазы – восемь метров... Плюс‑минус пару метров на таких «шабашников»‑долбуев, как вы! И вот еще один бесплатный сорвет: не дожидаясь утра, дергайте отсюда по всем углам России, а лучше СНГ. Документов вы еще в правление не сдавали... Да вас и искать не станут – доказательств нет... то есть не будет, я надеюсь. Засим – чао, мальчики! – Жорик спиной пошел к двери, проводя стволом из стороны в сторону.
– Хряй, падла! – Хачик упал на лавку и присосался к горлышку наполовину опорожненной бутылки.
...Мягкое урчание двигателя арендованного МАЗа не потревожило даже собак в крайних домах станицы. Многометровый вылет стрелы автокрана позволил опустить упакованное в два пластиковых мешка тело Зойки с привязанными железобетонными перемычками точно в середину вонючей лагуны. Жижа сытно чавкнула, поглотив жертву. Хачику пришлось лезть по стреле – обрезать веревку...
У него еще хватило ума создать некое подобие алиби – поднять среди ночи заместителя председателя и сообщить ему, что они уезжают по телеграмме на срочный объект под Москвой и сюда вернутся через пару месяцев. Зампред не очень уважал нацменов, тем более, что из «навара» при расчетах с ним ему ничего не перепадало, поэтому, зевнув, от всей души послал на... к черту и Хачика, и весь его кодляк...
А Зойку так и не искали. Правда, участковый для очистки совести потыкал шестом у края обеих лагун... То ли друзья и родители посчитали, что она сбежала в конце концов в Лиепаю, как постоянно обещала всем, «поймав кайф», то ли... В общем – в станице Российской после отъезда тургруппы так больше никто из Тулы и не появился.
Зато Жорик в ту ночь чуть не плясал от радости. Если у этих козлов еще осталось масло в голове, они‑таки свалят из станицы не мешкая. А это означает, что, провернув операцию с куплей‑продажей до конца в одиночку, он отхватывает солидный навар... Чич с детства не приучен был расставаться с понравившейся ему вещью – так уж воспитал его папа‑фарцовщик. Вскоре папа ушел в тюрьму на неопределенное количество лет, ибо, освобожденный по амнистии, взялся за старое и снова влип, а дурная привычка у Жорика осталась. Только теперь он для достижения желаемого за неимением денег использовал силу, ум и хитрость. И всегда достигал положительного результата – сказывался, вероятно, какой‑то процент наследственности...
Глава V
Драма в российской глубинке
Яша Тимкин на ощупь пробрался в сарай, отсыпал из закрома полмешка комбикорма и, шикнув на кобеля, прокрался на улицу, где его поджидал кум Гришка, пританцовывающий от желания опохмелиться. Время было позднее, ночное, все «комки» позакрывались до десяти утра, и заветное «лекарство» найти можно было только у Алки‑вдовушки – самогон у нее не переводился. Денег Алка не признавала, только бартер – мешок корма на четверть зелья. Кумовьям и полмешка за глаза хватало на опохмелку до самого утра. А там – будет день – будет пища! Зятья Яша и Гришка были никчемными – запойными, а потому и перепадало им частенько – и от жен, и от тещ. Зато ночь была их! Операцию «комбикорм» они проводили не в первый раз – и пока благополучно. Все дело в конспирации. Кумовья не перли, как другие дурни, мешок по улице: ночь ночью, а вдруг кто встретится из одностаничников – тогда завтра каюк. По станице новости разносятся со скоростью прямо‑таки космической... Так было и в этот раз.
