— Примерно за полтора часа до того момента, как начала вспучиваться вода, километрах в пяти от нас прошло судно „Витязь“ в сопровождении какого-то военного корабля, название которого мы прочитать не смогли…»
Показания подобранных в океане людей идентичны по содержащейся в них информации.
Японская береговая служба провела дозиметрический контроль одежды охотников и установила аномально высокий уровень радиации, что является главным аргументом в поддержку версии об атомном заряде, взорванном нашим министерством на дне океана.
— Но это же явная неправда, Сережа! — воскликнула я. — Ведь цунами, как мне объяснил геофизик, имело локальный фронт волны. А по этим рассказам выходит, что у волны, поднятой взрывом, должен быть круговой фронт. Это же можно доказать!
— К сожалению, этого-то как раз и нельзя доказать, — со вздохом возразил мне Евграфов. — Я, конечно, не геофизик, но я понимаю, что отсутствие измерений оставляет громадное поле для всякого рода домыслов и ложных утверждений. То, что цунами зарегистрировали только на Шикотане, не доказывает, что его не было в других местах. Тебе всегда могут возразить, что волна ослабла, сгладилась и прошла почти незаметно. И опровергнуть это невозможно.
— Но ведь там написано о радиации! — возразила я. — Вы проверяли одежду старика-айна на радиацию?
— Специально не проверяли, — ответил Сергей. — Но радиационный контроль у нас автоматический. Датчики четко зафиксируют, если кто-то из личного состава схватит дозу. Я уверен, что старик чист абсолютно.
— Так это и есть доказательство! — воскликнула я. — Только вот я не поняла из его ответов почти ничего, он очень плохо говорит по-русски. У вас кто-нибудь на заставе знает язык айнов?
— Я знаю, — улыбнулся Сергей. — Я чуть было не женился на девушке из их деревни, когда первый год служил на этой заставе. О-Кари ее звали… Пришлось выучить язык, на котором она говорила.
— А почему же не женился все-таки? — улыбнулась и я тоже.
— Целая история, — ответил Сергей, — расскажу потом как-нибудь.
Однако в комнате, где находился старик, нас ожидал неприятный сюрприз. Во-первых, солдата с автоматом около дверей не оказалось, и это сразу же показалось мне странным. Стоило нам вбежать в комнату, как стало ясно, что нас кто-то опередил. И я даже поняла кто — наверняка этот узкоглазый майор Турсунов.
Солдат лежал в комнате прямо рядом с дверью, и в спине у него торчал нож. Евграфов перевернул его лицом вверх и выругался. Глаза у солдата были открыты, но это были уже глаза мертвого человека.
Старика в комнате не было. Турсунов просто увез его с заставы. Я потеряла свое доказательство, не успев воспользоваться им.
Евграфов поднял на ноги всю заставу, опросил всех, кто что видел, и выяснил, что минут пятнадцать назад старика в синем халате увел с собой какой-то майор, предъявивший дежурному по заставе подписанный Евграфовым приказ о доставке старика в Южно-Курильск.
Мы вновь бросились к вертолету. Подняв машину в воздух, Евграфов облетел заставу сначала по узкому кругу, потом взял радиус пошире — нигде не было видно ни одной машины, идущей в направлении от заставы.
— По воде! — вдруг закричал мне Евграфов. — Он увез старика по воде! Вот только — куда?
— В Японию! — догадалась я. — Ему больше некуда его везти, чтобы скрыться от нас. Ты же сам говорил, что спрятаться на острове, кроме как на Лысой горе, негде. В Птичье ущелье он больше не сунется, знает, что там мы его будем искать. Но мы не будем искать его в Птичьем ущелье. Разворачивай к океану!
Евграфов и так уже развернул вертолет, с первых моих слов поняв, что нужно делать. Под нами мелькнула полоса прибоя и потянулись однообразные грязно-серые волны. Я напряженно всматривалась в горизонт. Наконец там показалась ускользающая от нас точка.
— Я вижу его, Сережа! — закричала я. — Мы его догоняем.
Сергей молча сжимал штурвал управления. Точка у горизонта начала приближаться, и вскоре я различила, что это не одна, а две точки.
— Оля, это не он! — крикнул мне Сергей. — Там два катера.
— Догоняй! — упрямо махнула я рукой. — Больше ему некуда было убегать.
Вертолет шел значительно быстрее катеров. Они держались настолько близко друг к другу, что я не могла сначала различить, где кончается корма первого катера и начинается нос второго.
— Что он делает? — крикнул Сергей. — Он же врежется в первый катер!
— Ниже! Ниже давай! — я даже жестами показывала Сергею, что нужно спуститься пониже.
Мы висели уже над концами мачт второго катера. Катера шли борт в борт, первый из них опережал второй на полкорпуса.
«Что у них, состязание на скорость, что ли?»
Вдруг я увидела, что из рубки второго катера выскочил человек и, пробежав по палубе на нос, прыгнул на второй катер. Он упал, прокатился по палубе и остался лежать неподвижно, то ли сильно ударившись обо что-то, то ли скрываясь от кого-то.
Первый катер резко сбросил скорость. Второй быстро опередил его и продолжал идти вперед, не снижая хода. Мы с Сергеем тоже проскочили, и Евграфов начал разворот, чтобы опять зайти с кормы по ходу движения. Пока он разворачивался, я просто шею себе вывернула, стараясь разглядеть, что происходит на палубе.
Я четко увидела, что из рубки выскочил человек и принялся стрелять в направлении кормы. Самих выстрелов я за ревом двигателя не слышала, но ясно было, что на катере идет перестрелка.
Тут вертолет развернулся, и я потеряла катер из вида. Когда я вновь отыскала его взглядом, на палубе уже никого не было. Но когда мы подлетели ближе, я увидела лежащее на палубе тело. Но был ли это человек со второго катера или тот, что выскочил из рубки первого, я различить так и не смогла, как ни старалась.
Сергей посмотрел на меня вопросительно.
— Уйдет в Японию! — крикнула я. — Нужно его остановить!
— Как? — крикнул Сергей.
Действительно — как? Посадить вертолет на катер явно не удастся, несмотря даже на то, что Сергей классно управлял этой верткой стрекозой. На катере просто места нет, чтобы уместилась машина.
Заставить катер остановиться нам тоже не удастся. Обстрелять мы его не могли — пулемета на вертолете не было. У Сергея имелся «макаров» — личное оружие, но что можно сделать с пистолетом, стреляя с воздуха по движущейся цели? Не говоря уже о том, что человек у штурвала в рубке был практически недосягаем для выстрелов с вертолета.
Оставалось только одному из нас высадиться на катер и заставить того, кто им управлял, заглушить мотор.
Я решила этот вопрос в одно мгновение. Стоило только мне представить, что я держу в руках штурвал вертолета, мне сразу же сделалось дурно, и я поняла, что высаживаться на катер буду я.
Я подняла вверх дверь кабины и выбросила вниз веревочную лестницу. Сергей понял все без слов. Он секунду подумал и сунул мне свой пистолет. Я взяла «макаров» в правую руку и попыталась выбраться из кабины на верхние ступеньки лестницы. Меня обдало струей воздуха, идущей от винта, и чуть не сбросило вниз. Я вцепилась в дюралевые перекладины веревочной лестницы и зажмурила глаза.
Ничего особенного со мной не произошло. Я привыкла к тому, что ветер давил на меня и сверху, и спереди, так как вертолет шел с приличной скоростью, зависнув чуть сзади катера.
Я открыла глаза и посмотрела вниз. Подо мной с бешеной скоростью пролетали волны, сливаясь в сплошную серую поверхность.
Переведя взгляд на катер, я поняла, что на палубу смотреть гораздо удобнее. Она была практически неподвижна и только уплывала иногда то вправо, то влево, когда катер от удара волны слегка менял направление движения.
«Давай! — скомандовала сама себе. — Хватит трястись от страха. Но помни, если ты хоть на секунду засомневаешься, представишь, как срываешься и летишь в воду, поверь мне — так и случится. Ты же сама знаешь, это называется психологическим моделированием поведения. Представляй только то, чего хочешь добиться. Например, как ты прыгаешь на палубу с лестницы и даже не падаешь. Это гораздо полезнее в твоей ситуации…»
Я начала потихоньку, ступенька за ступенькой сползать вниз. Очень скоро я поняла, что чем ниже я спущусь, тем труднее мне будет попасть точно на палубу катера. Порывы ветра стали раскачивать меня на веревочной лестнице, сначала даже голова слегка закружилась, но я постаралась быстро взять себя в руки. Едва справилась с головокружением, как на меня свалилась новая неприятность — ветер растрепал волосы, которые были заколоты у меня сзади в пучок, и они залепили мне лицо. В то же время я понимала, что долго висеть на этой лестнице не смогу. Руки начали слабеть, и в них появилась противная, грозящая мне серьезными неприятностями — а именно падением в воду — дрожь.
«Неужто ты решила и в самом деле свалиться в воду? — спросила сама себя. — А ну, быстро спускайся и прыгай на палубу, пока руки еще слушаются тебя!»