Андрей давился кашлем и незаметно сокращал расстояние до ЦРУшника. Тот стоял на месте и напряженно целился хитрому русскому диверсанту в голову.
- Стоп! Дальше ни шагу! - американец разгадал маневр Андрея. - Взять его!
Команду получили двое ближайших морпехов. Подойдя с двух сторон вплотную к русскому, они стволами М-16 уперлись в бока Андрею. И совершили роковую ошибку. Андрей, захватив стволы обеими руками, повернулся против часовой стрелки вокруг своей оси на 90 градусов, увлекая в движение солдат. Затем, наложив правый ствол автомата на левый, и прижав тем самым правого солдата к левому, ствол левого автомата закрутил вверх. Когда оба пехотинца потеряли равновесие, он еще немного докрутил всю конструкцию и одним рывком толкнул солдат на троицу командиров. Рухнули все, а оба заряженных автомата развернулись в сторону двух оставшихся вооруженных солдат.
- Guns down!
Андрей еще тогда, в ангаре, правильно расшифровал этих ушастых бройлеров: понтов много, крутизны хоть отбавляй, а как два заряженных ствола глянут в глазки - так полный ступор. Вот и в этот раз: один, парализованный страхом, чересчур прилежно прилип к прицелу, а второй от испуга зажевал жвачку, как жевательная машина.
- Are you crazy? Do you want to die? I sad guns down! Now!!
И хлопцы собрались было уже сдаваться, как вдруг из тоннеля молнией вылетел Остап, одним рывком выдернул автомат у того, кто целился, и как дубиной сшиб одного, а за ним второго солдата. Двое других, уже вставших с земли, заорали от ужаса диким голосом и пустились наутек в тайгу.
- Остап, ты их зашиб насмерть!
В ответ великан, раздувая ноздри, согнул автомат в бублик и отбросил далеко в кусты.
В то же мгновение из этих кустов раздался выстрел. Второй. Третий. Остап дернулся плечом. Затем его правая рука повисла огромной мохнатой плетью. Из двух рваных ран засочилась кровь. Андрей в прыжке с разворотом веером высадил обойму в сторону кустов, в конце падения толкнув на землю Остапа. Поэтому четвертый, пятый и шестой выстрелы из кустов не достигли цели.
Великан лежал на земле рядом с Андреем, тяжело дышал и непроизвольно постанывал от боли в плече и руке. И смотрел в глаза Андрею. Андрей смотрел в глаза Остапу. Словно два воина, первобытный и современный, которые понимали все без слов. Да так оно и было.
Андрей показал глазами на пустой автомат, указал на кусты, потом посмотрел на Остапа и указал на тоннель. Тот отрицательно замотал головой, взял автомат и шурхнул его в то место, где залегли враги. В ответ два пистолета плюнули одиночными выстрелами. И опять выжидание. Что делать?
Край неопределенности положил грохот выстрелов из тоннеля. Точнее, очередями стреляли не в тоннеле, а в подземном храме. Один раз. Затишье. Второй раз. И снова затишье.
Остап рванулся с земли, схватил одного из рядом лежащих пехотинцев и как куклу швырнул его в кусты. Затем то же самое проделал со вторым и молнией метнулся в тоннель. Ясно! Это сигнал к атаке для Андрея. Спасибо тебе, Остап, за такую убедительную «артподготовку» неприятельских позиций! Андрей вскочил и, поливая туда же для еще большей убедительности свинцом из трофейного М-16, зигзагами побежал к кустам. Увы: там были только бездыханные тела, смятые кусты и отстрелянные пистолетные гильзы. Никаких ЦРУшников и рыбоглазых предателей там не было. Андрей резко пригнулся и заводил стволом автомата по сторонам, ожидая нападения с другой позиции. Никакого нападения не последовало. Тогда он решил рискнуть и, выпрямившись во весь рост, снова огляделся вокруг. Никого. Убежали. Ну и слава Богу.
Андрей собрался для гарантии расширить зону поисков, но где-то внутри лагеря, примерно в пятидесяти метрах от выхода тоннеля на поверхность, вдруг что-то тяжко ухнуло. Через секунду над высоким забором взметнулось облако пыли, а еще через секунду из тоннеля раздался гулкий хлопок, дернуло пылью и тут же начали выходить оглушенные пыльные люди, кашляя и протирая глаза...
...Старец стоял на амвоне в полном священническом облачении и молился: «Отче Мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя»[41].
Он не боялся и не суетился, но был взволнован, ибо сейчас ему, он это осознавал наверняка, предстояло лицом к лицу встретить смерть. На ум пришло высказывание Блаженного Феофилакта: «Человеку свойственно бояться смерти. Смерть вошла в человеческий род не по природе, поэтому природа человеческая боится смерти и бежит от нее».
Почти одновременно разлетелись обе двери, точнее, то, что от них осталось, и в подземный храм ворвалось не менее двух дюжин вооруженных разъяренных бандитов, среди которых было несколько человек в американской военной форме, в том числе два негра.
Увидев, что церковь пуста, а посреди стоит старый священник, несколько боевиков от досады выпустили по обойме кто куда, в том числе и в иконостас.
Когда грохот выстрелов стих, в наступившей тишине раздался спокойный и очень твердый голос старого священника.
- Помните: «Все, взявшие меч, мечом погибнут»[42]!
Вперед выскочил странный дерганный тип в форме Украинской Повстанческой Армии времен сороковых годов XX века.
- Шо?! Ты шо сказав?! Ты ось кому цэ щас сказав, га? Чуетэ, хлопци, вин нам ще погрожуе! Ты бач, якый страшный!
Загоготав, он подскочил к старику и одиночным прицельным выстрелом из АК сбил с батюшки митру. Затем довершил глумление над старцем ударом приклада в живот. Старец согнулся, но устоял. Постанывая, он выпрямился и совершенно без злобы посмотрел на стоящих напротив бандитов. Один из них, солидного вида бородатый кавказец, за шиворот оттащил украинского наемника от амвона и швырнул назад. Тот не устоял и сел на пятую точку.
- Та ты чого, Аслан, ты що, не бачиш, що вин над намы глузуе!
- «Молящийся за человеков, причиняющих обиды, - сказал Преподобный Марк Подвижник, - сокрушает бесов, а препирающийся с первыми, сокрушается от вторых», - сказав это, отец Арсений ни разу не отвел взгляд от внимательных глаз Аслана.
Тот спросил:
- Отец, ты что, совсем не боишься нас?
- Однажды польский полководец Сапега во время осады Свято-Троицкой Сергиевой Лавры спросил о том же Преподобного Иринарха. И тот ответил: «Господь питает меня. Но как наставит тебя Бог, так и поступай».
- Может, ты и смерти не боишься?
- В Писании сказано: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне»[43]. А еще сказано: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас»[44].
Аслан хмурился, но скорее задумчиво, чем злобно, и еще более внимательно смотрел на старца. А за спиной бесновался наемник в форме УПА:
- До биса всэ! Досыть, я бильше нэ можу цёго чуты! Хлопци, заткнить йому рота, благаю! Ёй, нэ можу!
А священник, возвыся голос, продолжал:
- «Господи, что так умножились гонители мои? Многие восстанут на меня; Многие говорят душе моей: «Нет спасения ему в Боге его!» Но Ты, Господи, Заступник мой, слава моя, и возносишь Ты главу мою. Воззвал я ко Господу моему, и услышал Он меня с горы святой Своей. Я уснул и спал, но встал я, ибо Господь Защитник мой. Не убоюсь тысяч людей, отовсюду нападающих на меня. Восстань, Господи, спаси меня, Боже мой! Ибо Ты сразил всех, враждующих со мной неправедно, зубы грешников сокрушил. Ты, Господи, даруешь спасение, и на народе Твоем благословение Твое»[45].
- А-а-а! - украинский наемник заорал каким-то хриплым утробным голосом и, вскочив, с перекошенным от ярости лицом высадил в священника весь рожок автомата.
Прошитый очередью, батюшка осекся и начал оседать. Но ему не дал упасть подскочивший чеченский командир. Продолжая правой рукой сжимать автомат, левой он принял падающее тело и вместе с ним опустился на колени. Умирая у чеченца Аслана на руках, отец Арсений успел сказать:
- Благословенны вы, орудия правды и милости Божьей, благословенны отныне и до века! Мы… достойное по делам нашим приняли. Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем.
Произнеся последние слова, которые сказал Иисусу Христу распятый справа от Него разбойник, старый священник умер.
В подземной церкви наступила такая гнетущая тишина, что было слышно, как потрескивают свечи. Все, кто здесь находился, от кожи до самых печенок вдруг ощутили, что сделали нечто ужасное. Аслан, закрывая чистые, устремленные куда-то в вечность глаза православного батюшки, провел ладонью по безмятежно застывшему лицу и аккуратно положил тело на амвон.
Вдруг тишину разрезал дикий хохот ряженого украинского наемника.
- Га-га-га! Нарэшти заткнувся, сучий сыну! Га-га-га! Собаци собача смерть! Га-га-га!
- Хоть один раз ты правильно сказал. Только собака не он, а ты, - Аслан, не вставая с колен, одной рукой все еще придерживая тело священника, второй рукой вскинул автомат и длинной очередью разворотил все нутро ряженому «вояку». Тот бревном рухнул на спину. Навеки закрылись карие галицкие очи. Никто - ни окружающие, ни он сам - так и не поняли, почему он больше жизни ненавидел русских. Также никто не смог вспомнить его имени.
