И тут меня осенило — не сразу, правда, но осенило: ведь я же в бывшей светокопировальной находилась, там вентиляция обязана быть, вытяжка, а иначе работать невозможно было бы. Чуть больше рассвело, я из коридора в ту комнату вернулась — все правильно, все как надо Я анекдот сразу вспомнила, что мне папашка рассказывал, про индейцев, которых бледнолицые собаки заперли в сарай. Вот сидели те индейцы день, сидели два. а на третий один из них, по кличке Зоркий Сокол, заметил, что отсутствует одна из четырех стен, и они все бежали.
Так вот, вентиляционную трубу там сделали по-советски, с размахом и металла не пожалели. Получились труба размером примерно полметра на полметра. Самый большой мой параметр — ширина бедер, анфас, то есть — в этот размер вписывался.
Конечно, там воздуховод тоже с мясом вырвали, на потолке следы остались. Но в стене отверстие зияло. На высоте примерно метра в два. Если еще учесть то обстоятельство, что влезать туда надо было ногами вперед, как покойничку, то задача получалась трудновыполнимой — это мягко говоря. Но стеллаж, который у стены стоял, мог здорово мне пригодиться. Я перекантовала его кое-как к стенке, в нем весу тонна, наверное. Согрелась, даже вспотела. Верхняя полка оказалась чуть ниже уровня воздуховода, так что мне, можно сказать, здорово повезло.
Ладно, обернула я ноги, а еще ту часть тела, что называется выше ног, бумагой — была охота работать в качестве «ежа» и собирать на себя многолетнюю сажу и ржавчину. После этого я начала движение ногами вперед, руками отталкивалась. Метра через три-четыре труба повернула на девяносто градусов, то есть, горизонтальное направление сменилось вертикальным, но мне и тут повезло — вниз она пошла, не вверх.
С криком: «Ой, мамочки, упаду» я и упала — на рабочее место какого-то шлифовальщика, наверное. Потому что там диски были установлены, круги, на которых что-то обдирали, зачищали.
В общем, на этом этапе у меня трудности случились, я чуть не застряла на самом-самом финише, ногу ободрала, юбку порвала, но все же выползла оттуда.
Вокруг цех увидела — большой, гулкий, пустой. Многие станки, судя по их виду, уже не один месяц простаивают. Металл, холод. Из цеха в цех переход открытым оказался, потом я на лестницу выбралась.
На первом этаже, хотя ворота стальные были заперты, но открытых фрамуг много нашлось, через которые, если захочешь, выберешься наружу. Я очень захотела и выбралась.
Температура на улице та же. что и в помещении — плюс пять-плюс семь по Цельсию, туман какой-то, полумрак. Посмотрела я налево, посмотрела направо — никаких признаков жизни. Индустриальный пейзаж времен перехода к рынку.
Проходную я увидела — все там же, на том же месте, что и вчера, куда же ей деваться. А проходить мне мимо проходной очень даже нежелательно было — вдруг там кто-то на страже, точнее, на стреме был оставлен.
— Ой, ой, сплошной жаргон. Студентка университета, — устало произнес Бирюков.
— Будто бы ты в свое время исключительно на языке светских гостиных изъяснялся, — огрызнулась Кристина.
Бирюков только повернул в сторону Клюева вытянутую свою физиономию, на второй застыл немой вопрос: «И что я могу возразить?» Клюев ответил ему примерно таким же образом.
— Вы мне досказать не дадите со своими комментариями, — Кристина и Клюева зацепила, хотя тот едва-едва рот раскрыл в самом начале ее повествования.
— Да, мимо проходной я, значит, не пошла, а здраво рассудила, что забор вокруг того завода не идеально сплошной. И точно, прошла я вдоль него всего метров пятьдесят-шестьдесят и дыру обнаружила. В ту дыру три слона, идя не друг за другом, а бок о бок и не особо соприкасаясь, могли бы проникнуть на территорию завода без приключений и точно таким же образом выбраться обратно.
Снаружи колея железнодорожная шла, травой сильно заросшая, так что босиком по ней вполне безопасно было перемещаться. Везли меня из центра на восток, край неба уже совсем светлым был, ориентироваться я могла, надо мне, думаю, идти на запад до победного конца.
Частные дома сначала пошли, потом «хрущобы». Народу никого нет в такую рань, потом старуху «бомжистого» вида встретила, автобус сумасшедший куда-то проехал.
Я по тротуару шлеп-шлеп. Куда иду, не очень понимаю, но прикидываю, что минут через двадцать должна буду выйти к конечной станции метро. Ни денег, ни жетонов — все в сумочке осталось, а сумочку подобрали-подмели в том заводском дворе вместе с плащом и туфлями. Я двор немного осматривала — вообще никаких обломков цивилизации, сплошной лунный ландшафт.
Иду я, значит, никого не трогаю, как вдруг мне навстречу милицейская патрульная машина катит. Я им обрадовалась, как своим. Они остановились, подобрали меня, я стала объяснять, что со мной случилось, попросила подвезти хотя бы до какой-нибудь трамвайной остановки, откуда я домой добраться смогла бы. Куда там — в отделение потащили, а уж там оставили то ли до выяснения обстоятельств, то ли до морковкиных заговен вообще, как мой папашка любит выражаться.
— Да-да, — отметил с непонятным удовлетворением Бирюков, — все правильно, это его выражение.
— Хорошо еще, что капитан там попался не очень противный, — продолжала Кристина, — разрешил позвонить. Причем я дважды звонила — сначала на квартиру, потом в офис. То-то образовалась, что тебя, па, там с утра в субботу все же «вычислила».
Бирюкова — да и Клюева не в меньшей степени — позабавила характеристика капитана как «не очень противного». Они-то как раз были уверены в обратном — что противнее типа на всем белом свете трудно сыскать.
— Ладно, Женя, — сказал со вздохом Бирюков, — поехали. Остальное мы знаем. Так вот, Кристина, слушай. Сейчас я отвезу тебя домой. То есть, не к бабушке, а туда, где ты жила раньше, ко мне. До полного выяснения обстоятельств будешь сидеть взаперти и ни на какие звонки не отзываться. Бабке твоей, единственной и неповторимой, я сообщу, что ты в полном порядке. Придется тебе несколько дней занятий в университете пропустить. То-то ты рада, небось?
— Не очень, представь себе, — Кристина дернула плечиком под отцовской курткой. — Четвертый курс отличается от первого по многим параметрам, а уж при нынешних жизненных обстоятельствах сачковать могут только дебилы или отпрыски из о-очень состоятельных семей. Но первых отчислили уже ко второму курсу, а ко вторым я пока еще, к сожалению, не отношусь.
— Хорошо, — Бирюков отметил непонятную интонацию, с которой было произнесено это «пока еще». — Тогда считай, что проведешь несколько дней в вынужденном заточении. Потом все наверстаешь, ведь ты же способная.
— Насчет способностей не отрицаю, — вздохнула Кристина. — Значит, сейчас мы поедем к тебе?
— Да, сейчас мы поедем ко мне. И предупреждаю еще раз: никакого своеволия, сидеть тихо, как мышка.
Они отвезли Кристину на квартиру Бирюкова, где последний в очередной раз повторил свои наставления: на звонки не отвечать, к двери не подходить, есть и пить все, что найдет в холодильнике и кладовке.
— Во, брат, не дадут мне в этом году своей смертью помереть, — констатировал Бирюков, оказавшись снова в салоне «быстроногой газели».
— Теперь куда поедем? — бодро спросил Клюев. Похоже, приключение подействовало на него как-то тонизирующе.
— Чтой-то ты, начальник, развеселился, — подозрительно заметил Бирюков.
— А чего же, известное дело: без звездюлей — как без пряников. Чем больше проблем, тем веселее жить.
— Ну-ну, давай-давай, я не возражаю. Катим сейчас к молодому супругу Косте, истомившемуся в ожидании информации.
По пути в офис Бирюков вкратце изложил Клюеву историю вчерашнего вечернего приключения Анжелы и Кости Ненашевых.
— Теперь и мне, выходит, звоночек какой-то должен быть? — выразил догадку Клюев.
— А я о чем тебе с утра толкую? Но с тобой нечто масштабное должно случиться вообще.
— Например?
— Например, взорвут твою квартиру вместе со всем многоквартирным домом. Но, поскольку у тебя интуиция переразвитая, ты в момент взрыва будешь отсутствовать. А потом обнаружится, что взрыв произошел по твоей вине, так как ты забыл включенный электроутюг и вместе с тем зачем-то открыл краны всех газовых конфорок на кухне. Тебе придется оплачивать восстановительный ремонт жилья и еще возмещать имущественный ущерб всем соседям.
— Однако и фантазия у тебя, Николаич! Ты так убедительно все расписал, что я все это словно наяву представил и меня даже озноб пронял, — Клюев и в самом деле очень натурально поежился.
Но тут «легконогая газель» въехала во двор мрачноватого желто-серого здания, в котором размешался офис «Инвереска».
Ненашев встретил их известием:
— Еще раз звонили. Тебя, Николаич, требовали. Просили передать много нехороших слов. Я их передавать не стану, чтобы ты, во-первых, не решил, что это я злорадствую, а во-вторых, мне и не запомнить столько за один раз.
