Они не повернут назад, скажи им Марк всю правду, но будут умирать с горечью в сердце.
Да, война – штука сложная.
Сергей долго бился, решая эту проблему. Похоже, правду-матку в который раз придется втоптать в грязь, чтобы пацаны в ней снова не перепачкались.
«Начнем», – подстегнул себя Марк.
– Мы – диверсанты, – раздельно произнес он. – Наше правило: не считать убитых, а считать, сколько осталось в живых. Мы никогда не отходим тем путем, которым пришли. В данной ситуации мы сделаем в два раза больше: грубо наплюем на означенный ключевым квадрат 1085 и появимся в квадрате 1121. Вот карта, ребятки, посмотрите, что я придумал.
Разведчики слушали Сергея, и их лица озарялись улыбками.
– Ловко, – похвалил Пантера.
– Ловко-то оно ловко...
Сергей остановил Скумбатова пристальным взглядом.
– Я ответственный за операцию и решения принимаю на месте. Надеюсь, никто из вас не подумал, что я намеренно хранил в тайне запасной вариант?
Марковцев обвел глазами молчащих бойцов, среди которых не было только дозорных Рубильника и Моряка, они выдвинулись на запад и восток на восемьдесят-девяносто метров.
– Вас не проведешь, сукины дети! – выругался Сергей. – Если честно, это моя личная инициатива. Слишком много посторонних лиц знают о нападении на базу. Ничего не значит круглосуточное дежурство агентов контрразведки у постели Зубахина. Что, если часть информации попадет не по адресу? Нас будут ждать, вот что. Поэтому я перестраховался. И если, не дай бог, я окажусь прав, мой вариант сработает очень эффективно. Парни, – добавил Сергей мягче, – я верю вам, а вы верите мне. Договорились?
За всех ответил Один-Ноль, кивнув головой:
– Мы верим тебе.
– Ну вот и хорошо. Покажем полевым авторитетам то, чего они никогда не видели?
Почти те же самые слова Марковцев не так давно адресовал полковнику Эйдинову, и произнесены они были в утвердительной форме. Сейчас бы Сергей мог добавить из того же Шекспира: «Вот, Гамлет, мой платок; лоб оботри».
На груди Скумбатова дала знать о себе рация. Сухой обезличенный голос вызывал на связь командира расчета.
«Главный – Один-Двенадцатому. Главный – Один-Двенадцатому. Произошла утечка. Вас ждут. Выбор за вами. Транспорт в том же месте, в означенное время. Главный – Один-Двенадцатому...»
Диверсанты, реагируя на неожиданный сеанс связи, непонимающе и взволнованно переглядывались друг с другом. И только один Марк все понял.
«Ленц, – пронеслось в голове Марковцева. – Ленц прощает разведчиков».
Сергей почувствовал, как к горлу подступает тугой ком. Нет, он не проиграл в кабинете главного разведчика страны, он выиграл. Выиграл одним лишь своим присутствием. И это была самая, пожалуй, большая победа в его жизни.
Сергей оглядел бойцов и спросил, заранее зная ответ:
– Ну что будем делать, парни? Выбор за нами. Звенящую тишину прервал голос Пантеры:
– А мне понравился план Максимыча.
– Кто это сказал?
– Скутер сказал.
– Не, это не я. Это Пантера...
Марк улыбнулся и отдал лейтенанту Скумбатову приказ:
– Передавай, Саня, подтверждение: Один-Двенадцатый – Главному. Решение приняли. К означенному времени прибавьте три часа".
Глава 18
Нестандартная ситуация
Москва, 19 декабря, 16.40
Судьба Николая Постнова сделала резкий поворот. После короткого разговора с шефом он принял решение о срочном переходе на новую работу. Недавно ему предложили место юрисконсульта в крупной коммерческой фирме. Были и другие предложения от знакомых, на которые раньше Николай Григорьевич отвечал не просто отказом, а лениво-пренебрежительным несогласием – так велела протокольная форма сложившегося имиджа. Теперь пришлось позвонить самому и получить подтверждение, что место по-прежнему свободно. Да, он покидал аппарат Совбеза, но все его связи оставались при нем.
Николай Григорьевич уходил не по российским стандартам, а по канонам зарубежных фирм, укладывая вещи в картонную коробку, так, будто его снимали на камеру. Лицо его было соответствующим – лицом усталого человека, сделавшего все, что только возможно.
Постное вышел в пустующую приемную, водрузил коробку на стол секретарши, которую отпустил по такому случаю, закрыл дверь кабинета. Пройдя коридором, вышел на улицу и уложил вещи в багажник «Пежо». Машина его была серебристого цвета, и Постнов называл ее на манер гоночных «Мерседесов» – «Серебряной стрелой».
«Серебряная стрела» тронулась с места. За ней последовала неприметная «Ауди-100». В машине Постнова из динамиков магнитолы лился загадочный голос Брайана Ферри, исполнявший хит «Девушка моего лучшего друга». В салоне «Ауди» было тихо. Водитель и пассажир на переднем сиденье хранили молчанье.
Водитель, 28-летний капитан ГРУ Сергей Агронский, «вел» «Пежо» аккуратно, пропустив вперед две легковые машины. Пассажир, капитан Дмитрий Степнов, ровесник Агронского, держал на коленях «вальтер ПП» с мощными 9-миллиметровыми патронами «ультра», прикрыв его полой кашемирового пальто. Оба ждали подходящего случая, который им и представился через несколько перекрестков.
«Серебряная стрела» вынуждена была остановиться на красный свет. В своем ряду машин, ожидающих зеленого огня светофора, она была первой. К этому моменту Агронский мастерски перестроился в левый ряд и остановил «Ауди» рядом с «Пежо».
Иномарки стояли бок о бок. Приятели в «Ауди» смотрели только вперед, мысленно отсчитывая, когда произойдет переключение светофора. Когда, по мнению Степнова, осталось четыре-пять секунд, он нажал клавишу, опуская стекло со своей стороны, и взвел курок пистолета.
– Посигналь ему, – попросил он напарника, продолжая смотреть перед собой.
Сергей Агронский нажал на клаксон и включил передачу, удерживая машину на выжатом сцеплении.
Они разом повернулись друг к другу – специальный агент ГРУ и его жертва. Взгляды их пересеклись лишь на мгновение. Степнов произвел четыре быстрых и точных выстрела, и «Ауди» рванулся вперед, оставляя позади себя труп в серебристом «Пежо».
Специальные агенты Игоря Ленца работали быстро, хладнокровно и без «излишеств».
* * *
В это время в центральном здании ГРУ майор Валерий Батуев сопровождал в свой кабинет молодого человека с невыразительным рябоватым лицом. Усадив Столярова за стол, Батуев дал ему ручку и чистый лист бумаги.
– Пиши заявление о переводе на другое место службы по семейным обстоятельствам. Знаешь Тоцкие лагеря в Оренбургской области? – спросил капитан.
Столяров машинально кивнул: «Знаю».
– Будешь работать там по своей специальности, медиком.
На глаза Андрея навернулись слезы. Он каждую минуту, каждую секунду ожидал появления в камере человека, который должен был прервать его жизнь. Он думал, что, наверное, поседел за эти долгие, бесконечные часы. И вот ему на голову обрушилась такая милость, о которой он даже не смел думать. Он посылал тысячи благодарностей Ленцу, Терентьеву и, конечно же, – Сергею Марковцеву.
Никакой Антарктиды, никаких пингвинов, а «теплый и ласковый» Тоцк, милый сердцу край дисбатов.
Столяров нашел в себе силы, чтобы остановить дрожь в руке и – поставил число, подписался.
– Полегчало? – улыбнулся Батуев.
Андрей покачал головой: не то слово.
– Пока оформляют бумаги, забирай из камеры свою верхнюю одежду. Счастливо тебе, капитан. И удачи на новом месте. Тебя проводят.
Улыбающийся Столяров прошел длинным коридором, спустился по лестнице, постоянно слыша за собой шаги провожатого, вошел в свою камеру, взял в руки куртку, шапку и повернулся. Провожающий выстрелил ему в переносицу, и счастливое лицо Андрея, не успевшего испугаться, залила кровь. Лишь глаза на короткий миг сумели передать в мозг неописуемый ужас неотвратимости.
Так в ГРУ наказывали проштрафившихся агентов.
Игорь Александрович Ленц не курил, но отчего-то питал страсть к запаху хорошего табака. Ему нравился запах настоящего «Золотого руна» и несходной с ним «сталинской» «Герцеговины Флор». Он вынимал из коробки сигарету и, вдыхая, проводил ею вдоль носа. Близким к этому аромату был одеколон «Скротч», которому последнее время отдавал предпочтение руководитель разведывательного управления. Запах стойкий, наполовину терпкий, наполовину сладковатый, что в целом составляло неплохой букет.
Вот и сейчас Ленц, положив локти на стол, вдыхал аромат сигареты.
– Разрешите, Игорь Александрович?
– А, Савченко. Заходи. Что у тебя?
Майор приблизился к столу шефа и раскрыл папку.
– Как и предполагалось, «Як-40», бортовой номер 66210, по распоряжению директора аэропорта в экстренном порядке был поставлен в план для выполнения рейса Москва – Баку. Самолет принадлежит Вахе Бараеву. Вместе с Бараевым на борт поднялся генерал-майор Зубахин. Самолет на пути к месту назначения.
