– Ты случайно его не знаешь? – спросил Святой у Шамана, стоящего рядом.
Гриша Баскаков, похоже, восстановился полностью. Прищурившись, он ответил:
– Ну бля, где-то видел! Только никак вспомнить не могу… Постой, да это же Артур Резаный! Известный побегушник! Я с ним на Тобольской пересылке столкнулся. Я тогда смотрящим был, а его из Екатеринбурга куда-то дальше на Север отправляли. Он, сучара, все блатным представлялся, пальцы гнул, а о понятиях даже не слыхивал. Определил я его в мужики, а когда он по этапу пошел, то вслед ему маляву отправил. Потом слушок до меня дошел, что он опять засухарился. Если бы лапти не сплел, то ему точно бы перо вставили.
– Ты не ошибся? – напрягся Святой, пытаясь получше рассмотреть Резаного.
Хотя нутром он уже понимал, что ошибки быть не может, и отчетливо осознавал, что человек, сидящий в машине, доставил ему немало неприятностей за последние недели.
Не каждому дано увидеть лицо своего вероятного убийцы. Святому это удалось. Зрелище не произвело на него особого впечатления. Обыкновенный «бычара», какие на зоне сбиваются в стаи и готовы по ленивому жесту пахана разодрать горло любому несговорчивому.
– Сначала я думал, что показалось. А теперь точно вижу, он! Правда, сейчас Резаный заматерел. Совсем уже не тот, каким был тогда, но репа у него приметная. Такую ни с кем не спутаешь. Откормился, бля!
– Значит, Масюк не ошибся насчет «Нивы». Резаный действительно пришел положить его… по наводке Костыля. Только уж больно откровенно он собирается это делать.
– Что говорить, оборзел совсем. Как ты про Резаного-то догадался?
– Потому что вместе с Костылем бежал Резаный. Я сначала думал, что он всего лишь случайный попутчик и что его труп уже гниет где-нибудь в овраге. Оказывается, нет, он его за собой потянул. Ладно, – протянул Герасим, раздумывая, – у нас будет время, чтобы переговорить.
– Только как мы этого сучонка из машины выцарапаем?
Святой задумался:
– Ты говоришь, что не сразу Резаного узнал? Значит, и он тебя тоже не сразу вспомнит. Ты пройдись мимо его машины, отвлеки внимание. Спроси у него что-нибудь: закурить или время.
– Понял. Значит, на живца берешь.
Чуть вихляющей походкой Шаман вышел из укрытия и направился к «Ниве». Резаный, сконцентрировавшийся на парадном подъезде казино, пока еще не обращал внимания на Шамана, двигавшегося в его сторону. Гриша Баскаков, одетый в плохонькие джинсы и темную рубашку, очень напоминал завсегдатая казино, проигравшегося вдрызг. Каждый, кто видел его в эту минуту, думал о том, что последнюю сотню он приберег для того, чтобы утопить в горькой свой проигрыш. Шаман вполне натурально пошатнулся, и если бы не темно-зеленая «Нива», то наверняка расколотил бы себе затылок.
Святой с интересом наблюдал за реакцией водителя. Резаный повел себя грамотно. Он мельком взглянул на стоящего около автомобиля алкаша и вновь сосредоточил внимание на входе в казино. Глупо было бы привлекать к себе интерес громкой бранью или автомобильными гудками.
Шаман сделал еще один неуверенный шаг, с явным намерением грохнуться на капот. Реакция Резаного в этот раз была более определенной – он чуть привстал с сиденья и с некоторым раздражением посмотрел на Шамана. Несколько секунд он его просто изучал, что-то вспоминая, а потом на его лице отразилась растерянность.
Гриша Баскаков тоже поднял голову, и взгляды их встретились. Шаман непонимающе хлопал глазами, лицо Резаного выражало явное неудовольствие. Скорее всего Артур проклинал себя за то, что оказался в неурочный час близ казино. Он уже повернул ключ зажигания, собираясь отъехать, но пьяное лицо Шамана вытянулось от удивления, а мгновением позже на нем появилась вполне искренняя радость.
– Бог ты мой, кого я вижу! – ухватился Шаман за ручку дверцы. Она не поддавалась. Резаный предусмотрительно обезопасился, застопорив обе двери. – Да что же это за херня?! – очень серьезно выругался Шаман, пытаясь отомкнуть дверь. – Ну ты, бля, замуровался, Резаный! Тебя не достанешь. От кого прячешься-то, уж не от меня ли отмахиваешься?
На лице Артура появилась кисловатая улыбка, но открывать дверь он не спешил.
Через приспущенное стекло Святой видел настороженные рысьи глаза Резаного: взгляд его по-прежнему был устремлен на двери казино. Теперь у Герасима не оставалось никаких сомнений в том, что на коленях Резаный держал какой-то убойный механизм. Святой подумал о том, что если в дверях появится Масюк, то ему достанется первая очередь, вторая – Шаману.
Гриша не унимался, он вошел в созданный образ, продолжая теребить ручку дверцы.
– Ты как здесь оказался? Давно откинулся? Я слышал, что ты в Печорском кукарешнике паришься.
Такое можно говорить только спьяну.
– Ты что, Шаман, совсем окривел? – зашипел Резаный. Его взгляд был злобно нацелен прямо в пьяную физиономию Баскакова. Святой был убежден, что в эту минуту Артур видит только переносицу Гриши. И, сделав три шага, он вплотную подкрался к «Ниве».
– Ну ты, в натуре, очумел, Резаный. Рассказать кому, так и не поверят, – всерьез возмущался Шаман, продолжая яростно дергать за ручку.
– Ладно, я сейчас открою, – многозначительно пообещал Резаный, нахмурив брови. – Мне давно хотелось спросить, чем это я тебе не угодил, за что ты меня в мужики разжаловал.
Мягко отомкнулся блокиратор, Резаный распахнул дверь.
– Ну, давно бы так, – продолжал пьяно куражиться Шаман. – А то засел, как в танке, к тебе и не подобраться. – И, понизив голос, продолжал: – А правду говорят, что ты в бега ударился? Ладно, ладно, ты меня глазами-то не сверли, не пойду же я тебя в ментовку сдавать.
– Послушай, Шаман, – угрожающе заворчал Резаный. – Ты чего в тачку-то рвался? Может быть, ты со мной покататься хочешь, так давай бросай сюда мослы! Все путем. Возьмем по пути телок где-нибудь на Тверской да ломанемся куда-нибудь в лесок. – Артур попытался изобразить улыбку.
– Спокойно, – ткнул Святой, неожиданно возникший у дверей, Резаного в бок стволом. – Если вздумаешь брыкаться, так я тебе брюхо продырявлю. – Левую руку он положил Резаному на плечо, не давая тому пошевелиться. Со стороны этот жест напоминал дружеское объятие. Ни у одного человека, наблюдающего эту сцену, не возникло бы подозрения, что здесь происходила крутая разборка. – Ты, кажется, хотел покататься. Я не против, – с любезной улыбкой продолжал Герасим, – правда, девочек я тебе не обещаю, но что гарантирую наверняка, так это массу впечатлений. Не туда! Вон к «Паджеро» давай. А ну, шевели копытами, – строго пригрозил Герасим. – Шаман, распахни перед терпилой дверцу.
– Это мы всегда пожалте, – совершенно трезвым голосом сказал Баскаков. – Как же не угодить такому господину. – И, закатив глаза к небу, произнес: – Интересный разговор предвижу!
Из казино ленивой походкой, с дымящейся сигаретой между пальцами, вышел Масюк. Равнодушным взором окинул темно-зеленую «Ниву», слегка махнул в знак приветствия рукой улыбающемуся Шаману и невозмутимо двинулся в сторону «Паджеро».
– Уж не этот ли сучара хотел вора замочить? – презрительно процедил сквозь зубы Масюк, метнув на Резаного злой взгляд.
– Он самый, – подтвердил Святой, подтолкнув Артура Резаного в салон.
– Я его, падлу, живым в землю законопачу, – сладостно пообещал Масюк. – Он у меня кровью харкать будет. А ну, подбери копыта, – плюхнулся на заднее сиденье Масюк. – Это тебе не с ковырялками на завалинке.
– Возьми ствол, – протянул Святой пистолет Шаману, – если дернется, стреляй.
Стиснутый с двух сторон, Артур Резаный заметно приуныл. Рядом, уперев ствол в левый бок Резаного, мелко хихикал Шаман. Масюк, напротив, был очень угрюм и своей бесстрастностью напоминал камень, лежащий у дороги, – дождь его мочит, стужа холодит, солнце нещадно палит, а он все такой же.
– Куда мы едем? – спросил Резаный, когда Святой вырулил на Тверскую. – У меня же там тачка осталась.
– И не только машина, на переднее кресло ты, кажется, положил «мини-узи». Успокойся. Все в порядке, тебе это больше не понадобится, – душевно заговорил Святой. – Мы едем тебя убивать. – Артур Резаный побледнел, но держался спокойно. – Чтобы время не терять, ты бы меня, Резаный, просветил, кто это тебя на мокряк уговорил.
Артур сглотнул горькую слюну и отвечал:
– О чем ты?
– Ты лучше меня знаешь о чем. Это Костыль распорядился?..
– Молчит, сука, – злобно протянул Масюк. – Ладно, мы его еще разговорим. Это очень просто делается. Сначала ломается один пальчик. Он хрустит, боль неимоверная. Потом второй… Все силы уходят на преодоление этой боли. Затем ломаем еще третий, уже большой. А еще лучше его отрубить. Он отскакивает в сторону, и возникает только одно желание. Чтобы тебя больше не трогали. А если мы начнем бередить рану, то у всякого возникает жуткое желание исповедаться. И вот тогда мы узнаем все. Так что советую тебе проявить благоразумие и отвечать откровенно еще до того, как мы станем спрашивать тебя по-серьезному.
