О нем я почему-то вспомнил, едва продрал глаза. Наверное, потому, что похмельный синдром часто навевает воспоминания о событиях такого же порядка, произошедших ранее.
А мы с Мазаем во время нашей последней встречи надрались до чертиков. И естественно, на следующее утро я был остекленевшим и с больной головой.
Конечно, сегодня мне было значительно легче – если не считать болевых ощущений после схватки с Анубисом, все еще напоминающих о себе во время резких движений. Этот гад все-таки умудрился достать меня несколько раз.
Но мозги, которые должны были, по идее, заниматься продуктивным трудом, начали выдавать на-гора разные фантастические домыслы. И бомж Мазай неизвестно по какой причине занимал в этих интуитивных бреднях главенствующее место.
Я почему-то был уверен, что с ним что-то случилось. И эта уверенность крепла во мне с каждым километром, убегающим назад мимо окон моей машины.
Когда до крематория осталось не более пяти километров, я от нетерпения начал ерзать на сидении, будто оно было утыкано иголками. Волнение все усиливалось, и я, вместо того, чтобы подъехать по уже знакомой дороге прямо к зданию крематория, совершенно спонтанно свернул в посадку.
Загнав машину вглубь лесополосы, я едва не бегом начал обходной маневр. Я хотел подойти к зданию крематория сбоку.
Я знал, что там находилось люк, через который Мазай спускал в подвал тяжелые мешки с овощами и фруктами, собранными на полях и в садах, а также разнообразный скарб, найденный бомжем в брошенных квартирах. В принципе, он не был ленив до безобразия, но не хотел таскать тяжести по ступенькам и подвальному лабиринту.
Вот и не верь интуиции… Укрывшись за толстым древесным стволом, я наблюдал за козырным "джипом", стоявшим у парадной двери крематория. (Это если говорить высоким стилем, потому что дверное полотно сперли неизвестно когда). Возле машины околачивался хмурый тип с квадратной башкой и низким лбом дегенерата.
И он был вооружен – под полой длинного пальто угадывались очертания автомата. В общем, здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты…
Итак, у Мазая "гости". Что они прибыли сюда не ради дружеских лобызаний, я мог бы поспорить с кем угодно и на что угодно.
Но какая причина заставила братву съехать с хорошо укатанного асфальта на ухабистую дорогу, ведущую к промежуточному полустанку между жизнью и местом вечного покоя?
Вопрос… Но думать над ним было недосуг. Мне светили два варианта: или рвать когти, пока трамваи ходят, или ввязаться в совершенно безнадежное мероприятие.
Я с досадой тихо чертыхнулся: ну что тебе стоило, остолоп, прихватить на работу "пушку" Анубиса!? А теперь что делать – швыряться камнями, этим классическим оружием пролетариата, и кричать "Свободу Мазаю"?
Блин! Вечно жизнь подсовывает мне задачки не для среднего ума…
Уехать можно и даже нужно, если поступить рассудительно и мудро. Но когда я отличался этими качествами? Что-то не припоминаю.
А если учесть, что братва в подвале сейчас, скорее всего, изгаляется над Мазаем, к которому я испытывал добрые чувства, то можно понять, почему мои ноги понесли меня сами в направлении "грузового" люка.
Можно было пойти и напролом. Но это уже чистое безумие. Дегенерат с автоматом может поднять шум и тогда меня ничто не спасет.
Ко всему прочему, в моей душе теплилась надежда на то, что все-таки Мазай просто беседует с кем-то из "крутых". И не грех было подслушать, о чем идет речь. Ведь я знал Мазая поверхностно, а что там у него под оболочкой – поди угадай.
Люк закрывался просто – он был привязан медной проволокой. Она оборвалась легко, и я спрыгнул в подвальное помещение, заваленное разным мусором.
Немного освоившись в темноте, я стал на расчищенную Мазаем дорожку, и осторожно двинулся на звуки голосов. Я старался идти тихо, но это было сложно.
Сначала я нечаянно пнул ногой консервную банку, но, на мое счастье, она лишь зашуршала по тряпью и обрывкам газет. А потом мой лоб попробовал на твердость какой-то столб или колонну.
Я беззвучно взвыл и вспомнил кое-какие нехорошие слова. Но этот эмоциональный всплеск длился недолго.
Голоса за стеной зазвучали громче, а затем послышался хриплый вскрик и протяжный стон.
Жалеть себя и стенать было недосуг. На цыпочках я поспешил к проему, откуда сеялся бледный свет.
Хорошо, что путь туда был свободным от разных предметов.
Картина, которую я увидел, подтвердила мои самые худшие предположения. Раздетый до пояса Мазай был подвешен за руки к толстому пруту арматуры, торчавшему из полуразрушенной балки перекрытия. Возле него стояли двое, по наружности – "быки". Мне они были не знакомы.
Мазая пытали. Я сначала не понял, откуда в его жилище такой яркий свет. Но потом сообразил: бандиты принесли с собой мощный электрический фонарь и водрузили его на ящики у порога.
Дверь в оборудованную Мазаем комнату была открыта, и я со своего места видел только часть жилища. Не исключено, что там есть еще кто-то, подумал я вскользь. А сам осторожно двинулся к освещенному прямоугольнику, в глубине которого, как на экране, разворачивались трагические события.
Мазая пытали раскаленным железом. Судя по окровавленному торсу, его сначала резали ножом, но потом, убедившись в неэффективности этого метода, решили применить другой, более действенный.
Я однажды попал в подобную ситуацию. И не могу похвастаться, что я выглядел геройски. Когда к телу прикасается раскаленный докрасна железный прут, хочется немедленно выпрыгнуть из собственной шкуры и вознестись на небеса.
Тогда мне подфартило – я был под пыткой всего лишь пять или шесть минут. Подоспевшие парни из диверсионной спецгруппы раскромсали осиное гнездо палачей в пух и прах.
А я, когда пришел в сознание, не смог отказать себе в удовольствии засунуть своему истязателю (которому здорово не повезло – он остался в живых) раскаленный прут в анальное отверстие. Это я сделал исключительно для того, чтобы подтвердить тезис, что наказание за грехи неотвратимо…
Однако, что же мне дальше делать? "Быки" были вооружены и, судя по крепко сбитым, но подтянутым и худощавым фигурам, явно не перекормлены.
Сражаться с такими хищниками безоружным – настоящее безумие. Они явно прошли хорошую школу, и не исключено, что в войсках специального назначения.
Мой опытный глаз сразу подметил характерные признаки, присущие хорошо тренированным людям: раскованность и кошачья мягкость в движениях, скупые точные жесты, нередко заменяющие им слова, и самое главное – привычка к оружию.
Несмотря на то, что наверху остался дозор, эти двое держали стволы под рукой, притом так, чтобы их можно было мгновенно приготовить к стрельбе. У одного из них был израильский "узи", а второй вооружился никелированной "дурой" немыслимо большого калибра, которую засунул за пояс брюк.
Они были одеты не в пальто, как тот, что дежурил возле машины, а в легкие кожаные куртки – чтобы ничто не сковывало движений. В общем, передо мною были типичные "гориллы" – низшее звено в мафиозной иерархии.
Пока я мараковал, что да почему, бедный Мазай дергался в конвульсиях и время от времени хрипло вскрикивал. Пытали его грамотно, не мог не отдать я должное профессионализму "горилл". Они старались прикладывать раскаленную железку к болевым, но не смертельным точкам на теле бомжа.
Значит, Мазай пока ничего не сказал… Наверное, понимал, что когда он расколется, дорога ему будет только одна – на небеса.
Но как долго может выдержать пытки его уже немолодое сердце?
Нет, нужно что-то предпринимать! Ну не могу я спокойно смотреть на таких изуверов. Я, конечно, и сам далеко не ангел и в моей боевой жизни чего только не было, однако и жестокость имеет свои пределы. За ними уже начинается садизм.
А в жилище Мазая как раз и находились настоящие садисты. Пытая бомжа, они довольно ухмылялись, испытывая наслаждение от мучений своей жертвы.
А, была, не была! Смелость города берет. Я нагнулся, поднял две половинки кирпича (этого добра в подвальном помещении хватало) и, хорошенько прицелившись, метнул их внутрь комнаты.
Мне немного повезло: один из моих метательных снарядов попал "торпеде" в спину, от чего бандит, охнув от сильной боли, согнулся в пояснице и выпустил из рук автомат, а второй врезал любителя "пушек" большого калибра по башке. Он пошатнулся, как пьяный, и прилег прямо под распятым Мазаем.
Я ворвался в комнату, словно третий кирпич. Нельзя было мешкать ни секунды, потому что "торпеды" были опытными профессионалами, мало чувствительными к боли, и временное замешательство могло быстро закончиться.
Так оно и случилось. Тот, кому досталось первому, среагировал мгновенно. Едва моя тень мелькнула в дверном проеме, он в падении попытался поднять с пола свой "узи".
Но не успел. Я прыгнул на него как на ползучего гада – обеими ногами. Учитывая мой вес и резкость движения, эффект от достаточно неуклюже выполненного приема получился вполне удовлетворительный.
