Сергей Самаров - На войне как на войне

— Не проще ли ему было спрятать самому? У спецназовца жизнь сложнопредсказуема. Если нас и отправили на пенсию, то нет гарантии... Хм-м...

Полковник кивнул. Он понял, что я имею в виду. Воспитанный годами характер всегда может принести своему обладателю немалые осложнения в жизни.

— Да... Наверное... Я что-то усложняю... Еще вопрос. Только ответьте мне честно. Может быть, это кардинальный вопрос всего нашего сотрудничества.

— Слушаю вас.

Последовала пауза, подчеркивающая важность момента. И очень внимательный взгляд. Просто попытка в мозг забраться и пальцем там поковырять, а не взгляд.

— Почему профессор Радян при подготовке документов для пенсии поставил вам шестую категорию? Вам и капитану Пулатову.

Я не совсем понял.

— Что такое шестая категория?

— Вы не знаете?

— Впервые слышу.

— Объясню, хотя это и не открытые данные. Но у нас с вами есть насущная потребность вопрос выяснить.

— Я весь внимание...

— Обычно офицер спецназа уходит в отставку с третьей или второй категорией. Хотя бывает, что и с первой. В зависимости от операций, в которых он принимал участие. Если просто служил внутри страны и не участвовал в боевых действиях — первая категория. Сейчас, в связи с политической обстановкой, таких мало. Если воевал где-то или отправлялся в загранкомандировки в качестве военного советника или инструктора — вторая категория. Если принимал участие в рейдах отдельных мобильных офицерских групп — как правило, третья. Категория определяет степень подконтрольности куратору. За одними почти не нужно следить, за другими необходим присмотр. Вместе с присмотром возрастает и необходимая помощь. Это как своего рода льготы. Когда-то путевку подбросят, когда-то деньгами выручат. И, естественно, чем выше ваша категория, тем больше забот о вашей безопасности. Негласная охрана. Всего категорий семь. С седьмой уходят в отставку начальник ГРУ, начальники отделов и начальники разведуправлений округов. С шестой, как правило, разведчики-агенты, много лет отработавшие на нелегальном положении. С пятой и четвертой — начальники отделов разведуправлений округов. Но даже четвертая и пятая согласно положению дают право выбрать при выходе в отставку город, в котором человек желает проживать, исключая Москву и Питер. С предоставлением квартиры. При шестой и седьмой вам гарантируется квартира и прописка даже в Москве и в Питере.

— И что же меня никто не предупредил?.. — усмехнулся я. — Давно бы я в Москве жил под полным вашим присмотром. А за какие, кстати, заслуги мне дана шестая категория?

— Вот это и непонятно. Категорию вам поставили Радян и Соломаткин, бывший заместитель начальника отдела кадров ГРУ. Радян возглавлял тогда медицинскую комиссию как главный врач центра и одновременно давал заключение как эксперт-психиатр о вашей возможной «саморасконсервации»[18]. Документально все обосновал. Соломаткин поставил все подписи со ссылками на номера документов. Сами документы были впоследствии уничтожены. Акты на списание существуют. Придраться не к чему. Но и спросить не у кого — почему вы с Пулатовым получили шестую категорию...

— А Соломаткин?

— Соломаткин, к сожалению, вскоре после этого погиб в автомобильной катастрофе.

— Имелись серьезные основания для его гибели?

— Нет. Там все чисто. Он слишком много знал. Проверка была качественная. По полной программе. Заключение комиссии — сам перестарался, на скорости задремал за рулем и не вписался в поворот. Есть, правда, один настораживающий факт. Соломаткин разбился, когда возвращался с дачи Радяна, с которым дружил.

— Но кто-то еще должен знать... Исполнитель документа?

— А как мы найдем его? Фамилия и подпись исполнителя ставится на обороте. Самого документа нет. Прикажете опрашивать всех сотрудников о всех документах, которые они в тот год готовили?

— Но нас-то должны были предупредить об этом.

— Должны были. Но не предупредили. У нас в чиновничьих кругах это распространенное, к сожалению, явление. О своих льготах человек узнает слишком поздно.

Из скромности я не сказал, что меня льготы тоже слегка волнуют. Не так чтобы очень хочется в Москве жить, но возможность выбора манит, как пряник.

— Мы внимательно изучили весь ваш послужной список. Советовались. Ну, предположим, за операции в Европе вам можно было бы дать четвертую категорию. Если учесть информацию, которая не включается в архивные отчеты, допускаю, что можно было бы и пятую дать. Но откуда шестая?

И вдруг меня кольнула мысль.

— Значит, заслужил... — сказал я и откинулся на спинку стула.

Я сам толком не понял еще, какую игру я затеял.

Язык опередил развитие мысли. Однако откуда-то вдруг появилась уверенность, что в данном случае я обязан работать «автономно», без полковника.

Не понял моей игры и полковник. Но оторопел. И только через минуту принял позу, свойственную хоккейному болельщику, застывшему перед телевизором с вытянутой шеей.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы можете предположить, что к части документов, даже не уничтоженных, вас просто не допустят?

— Естественно.

— Вот вас и не допускают...

— Но вы думаете, что шестая категория была присвоена правильно?

— Я могу так предположить, исходя из сказанного вами о праве на присвоение категории. Полной уверенности у меня нет, потому что, как я догадываюсь, это достаточно субъективный вопрос. Но, повторяю, предположить могу.

— Но тогда документы мне могли бы просто назвать в перечне.

— Какие можно было назвать, те были названы в перечне. А потом уничтожены. И акт на уничтожение, как вы сами сказали, в полном порядке. В чем же проблема? Из-за чего беспокоиться?

— Но тогда выходит, что моя версия...

— Красивая история о том, что я и капитан Пулатов имеем какое-то отношение к документам Радяна...

— Да... Выходит, эта версия не имеет под собой оснований?

— Выходит так. По крайней мере, мне так кажется. Полковник совсем потерял былую уверенность.

— Может быть, мы не будем торопиться... Подумаем вместе... Поищем варианты... Ведь ФСБ не станет просто так интересоваться человеком и затевать из-за простого офицера сложную и рискованную игру.

— Давайте попробуем.

Если я откажусь, он начнет копать дальше. И неизвестно, что может выкопать. Лучше сделать вид, что мы плодотворно сотрудничаем.

Полковник встал, давая понять, что разговор пока подошел к концу. Лицо его образцово выразило уныние, пересекающий красивые черты шрам побледнел.

— Я провожу вас. Вам надо отдохнуть, потом мы посоветуемся с врачом-психотерапевтом... Кстати, простого терапевта вам прислать?

— Не надо. А зачем психотерапевт?

— Мы посоветуемся и придем вместе с вами к какому-то выводу.

— Договорились. Кстати, товарищ полковник, можно вам вопрос задать?

— Пожалуйста.

— Фамилия ваша меня смутила. Вы никогда киллером стать не мечтали?

Он засмеялся. Нет, зря я так. Мужик Юрий Петрович неплохой. Понимает шутки...

Сначала приступ болезни, потом ночь, проведенная в подвале Труповоза, потом ночь в поезде, потом целый день работы, потом второй приступ, потом ночь в самолете, куда меня с подачи Тани загрузили в бессознательном состоянии скорее всего сотрудники разведцентра округа во главе с полковником Бастриковым. И еще такой тяжелый разговор с полковником Мочиловым. Все это вымотало меня основательно. Так основательно, что я стал опасаться, как бы новый приступ на навалился.

Комнатку мне отвели стандартную, напоминающую гостиничный номер. Много раз я в таких комнатках отдыхал и знаю, что в стены здесь вмонтированы микрофоны, а в какие-то несуразные лепные украшения под потолком — «глазки» видеокамер.

— Сколько вам надо для полноценного отдыха? — спросил полковник, вежливо не проходя дальше двери из тесного коридорчика в комнату.

— Миллион долларов.

— Я имею в виду время.

— Тогда хорошо бы до завтра отдохнуть.

— Договорились. Столовая у нас на первом эта же. Расписание висит над письменным столом. Если никого не хотите видеть, можете позвонить в столовую, вам все доставят в номер. Если захотите прогуляться — вся южная сторона центра в вашем распоряжении. Единственная просьба — желательно не выходить за внутренние ограждения. Иначе возникнут проблемы с возвращением. В соседнем корпусе — спортзал и сауна.

Он докладывает мне, как генералу. Эх, знать бы раньше про свою шестую категорию, я бы не сам ходил в ресторан к куратору, а его бы заставлял ко мне с коньяком и закуской приходить.

— Спасибо, товарищ полковник. Я сориентируюсь. Не впервой... — все же я не стал по-генеральски рожу кривить. Я вежливый и к фанфарам равнодушный.

— Устраивайтесь. На письменном столе под стеклом список всех необходимых телефонов.

Он кивнул мне и вышел, закрыв за собой дверь вежливо, без звука. А я потянулся. Так сильно и сладко потянулся, что — уверен! — наблюдающему мое вселение дежурному за пультом контроля тоже спать захотелось.