расхохотался этой русской поговорке, которую он запомнил. Сосновский обернулся, кивнул, Буторин завел мотор, и машина не спеша двинулась за командиром батальона и Сосновским. Немец обернулся на звук и открыл было рот, чтобы сказать, что нельзя на машине. Она может привлечь русских, и они с того берега откроют огонь. Они так часто делают. Такая стрельба называется беспокоящим огнем, который мешает обыкновенной жизни солдат на передовой. Его цель изматывать солдат.
Сверху в темноте затопали сапоги, и вот перед командиром батальона выстроились десять солдат с автоматами. Один поспешно застегивал воротник, второй вытирал рот, что-то дожевывая. Со словами «позвольте, я поставлю задачу» Сосновский встал перед солдатами и гордо задрал подбородок.
– Солдаты! Сегодня вам выпала честь задержать русских разведчиков, которые попытаются переправиться через водную преграду на участке вашего батальона. Командование обещает отпуск и железный крест тому, кто лично задержит русских диверсантов или окажет существенную помощь в их поимке. Вас выбрали как самых лучших, умелых и преданных солдат рейха. Фюрер узнает о вас, а ваши лица родственники увидят в очередном выпуске Die Deutsche Wochenschau [3].
Сосновский понимал, что главное – не переборщить. Он ткнул пальцем в грудь ефрейтора и приказал ему идти вправо по берегу и занять со своими солдатами скрытую позицию на расстоянии пятидесяти метров отсюда, где на берегу растет густой кустарник. Командир батальона насупился, припоминая, о каком кустарнике идет речь. Вторую группу Сосновский отправил влево, тоже на пятьдесят метров. Гауптману он пояснил, что не очень важно, какие именно кусты. Главное перекрыть участок берега. А сами они вместе с командиром и офицерами абвера останутся здесь. Необходимо никого не подпускать к воде.
– Вы слишком много на себя берете, – наконец вырвалось у командира батальона. – Я должен был сам отдать приказ своим солдатам, я несу за них ответственность, за этот участок обороны. Я должен был их сам проинструктировать. Черт возьми, я должен был послать с каждой группой офицера!
– Здесь хватает офицеров, – примирительно ответил Сосновский. – Офицеров абвера!
– Я должен связаться с вышестоящим штабом и получить рекомендации к действиям, – нахмурился гауптман, начавший наконец прозревать и понимать, что он занимается ерундой, нарушая инструкции и устав.
– Мы вместо вас связались с вашим штабом и приехали по его рекомендации к вам, – миролюбиво заметил Сосновский. – Прошу вас. Нам нужно подождать до рассвета. Возможно, русские разведчики уже совсем близко.
– Черт возьми, о чем вы говорите? – взорвался командир батальона. – Я просто подниму батальон по тревоге, и здесь мышь не проскочит. Я могу скрытно по тревоге перекрыть вообще все доступы к реке с обеих сторон! Какого черта вы мне тут говорите о каких-то кустах на берегу?
Гауптман повернулся и почти бегом кинулся наверх, к своему блиндажу или штабу батальона. Сосновский, стиснув зубы, рванул пистолет. Он никак не ожидал такого поворота в поведении командира подразделения. Сначала тот повелся на легенду, потом вдруг опомнился и решил все сделать правильно. Эх, стрелять нельзя, но придется! Эти мысли за долю секунды проскочили в голове Михаила, но тут Буторин взмахнул рукой, что-то мелькнуло в темноте, и раздался металлический звонкий звук удара. Немецкий гауптман свалился как мешок лицом вниз. Выскочив из машины, Буторин кинулся к немцу, Сосновский побежал тоже. Командир батальона лежал ничком, а рядом с ним валялся здоровенный разводной ключ, который вовремя подвернулся Буторину под руку.
Подтащив оглушенного гауптмана к машине, Сосновский посмотрел на свою руку. Она была в крови. Буторин уже доставал из машины какую-то тряпку и запихивал гауптману в рот. Шелестов выскочил и стал помогать. Из брюк раненого они вытащили ремень и стянули немцу руки за спиной.
– Давайте его в машину, – тихо приказал Шелестов. – Виктор, заводи и в реку!
– Не потянет шестерых, – вдруг схватил Шелестова за руку Сосновский. – У этой игрушки грузоподъемность всего четыреста пятьдесят килограммов. Уходите с Витей, Максим! И пленных переправьте. Немного ведь осталось!
– Сдурел! – бешено вращая глазами, зло прошипел Буторин. – Цепляйтесь за машину и в воду. На буксире пойдете! Сопли здесь на кулак еще будете наматывать. Пошли!
И тут сверху раздались крики, кто-то искал командира, кто-то кричал, что русские разведчики где-то пытаются переправиться через реку. В траншеях стали слышны команды ротных и взводных командиров. Кто-то приказывал смотреть в оба, кто-то велел выпустить ракету и пулеметчикам приготовиться простреливать всю реку до советских позиций.
Первая ракета взвилась в воздух, осветив сто с лишним метров реки, но где-то немного левее.
– Дождались! – прорычал Буторин, надавив на газ.
Машина пошла к воде. Рядом побежали Сосновский и Коган. Шелестов с автоматом прыгнул в машину и стал смотреть на то, как возится и отчаянно пытается развязаться на полу немецкий майор. Гауптман мычал и тряс головой. Видимо, его тошнило, и очень болел затылок, куда угодил тяжелый ключ. Колеса коснулись воды, Коган и Сосновский прыгнули в воду и, ухватившись за борта машины, поплыли рядом. Михаил опустил кронштейн с винтом в воду. Вода забурлила, и машина пошла по водной глади.
Еще две ракеты одна за другой взвились в небо. Машина-амфибия была видна как на ладони. Жутко длинной очередью разразился немецкий пулемет, и фонтанчики воды запрыгали впереди по курсу машины. С берега стреляли и из автоматов, щелкали и винтовочные выстрелы. Пули то и дело падали в воду близко от машины.
– Виктор, маневрируй, – попытался посоветовать Шелестов, но Буторин только мотнул головой.
– Драгоценные секунды будем терять. Тянуть, только по прямой к берегу!
И тут в воздухе свистнуло, и еще, потом еще. Это открыли огонь минометы. Всплеск – и фонтан воды вырос слева. Еще всплеск – и снова с грохотом взорвалась мина и с шелестом обрушилась на машину вода. Максим выхватил из кобуры ракетницу, вставил в ствол две ракеты и поднял руку.
– А-а! – Шелестов согнулся, роняя ракетницу. Пуля пробила плечо, и рука сразу онемела… пальцы ничего не чувствовали.
