отдавать какие-то приказы, немцы уже раскололи твою оборону на большие куски. Твоя армия частично в котлах, а частично уже сдалась. Есть армия Модлин, есть армии Лодзь и Краков, но вместе они биться не могут, потому что, фактически, рассечены. Ни о каком формировании убедительного фронта речи не идёт, он представляет собой хаотично изломанную линию, координации между армиями никакой, а тут ещё генералы не понимают, что надо делать. А потом и наши подоспевают…
Слышал что-то такое о разделе Польши и участии советских войск в этой войне. Вроде бы, в школе давали или в институте…
— Но уже незадолго до этого ясно, что полякам конец, война проиграна, поэтому происходит капитуляция, — продолжал Краснодубов. — Польских солдат убито было несравнимо мало, до ста тысяч, потому что их принуждали к сдаче в котлах, поэтому сдалось их что-то около миллиона. А ещё миллион так и не был мобилизован, потому что война закончилась раньше.
— Блицкриг, короче? — спросил я.
— Блиц… «Молниеносная война»? [15] — не понял майор. — Ну, да, можно и так назвать.
— И что, всё дело только в этом? — усмехнулся я. — Немцы просто раскололи оборону?
— Они наступали стремительно, за счёт высокой моторизации пехоты, — покачал головой Евгений Игоревич. — А ещё они применяли стратегические хитрости, обманные удары, чтобы паникующие поляки перебрасывали войска в выгодные немцам точки дислокации, широко использовали радиосвязь и вообще, прекрасно знали, что надо делать. А поляки не знали, не знали французы, не знали и мы.
— Можно же было подготовиться, извлечь уроки из чужого опыта… — начал я.
— Легко тебе говорить, когда уже почти сто лет у вас прошло, — покачал головой майор. — И ты сам там не был, не принимал тяжёлые решения, не рвался из котлов, которые фактически образовались, пока ты упорно держал оборону. Отступаешь с боем, а немцы уже далеко, в пятидесяти километрах на восток. Для того, чтобы противостоять такому, нужно было извлечь откуда-то опыт, разработать меры противодействия, обучить этому командный состав, часть которого полжизни готовилась ко вчерашней Империалистической войне — за два года такое сделать был не в силах никто. Пришлось учиться по ходу, отступая, теряя территории, солдат и технику. Эх, жаль, что сам теперь не увижу Берлин…
— Наверное, да, жаль, — согласился я. — Вообще, очень мало знаю о деталях той войны, никогда не интересовался.
— Теперь это не важно, — произнёс майор Краснодубов с горечью. — Мне пора, так что давай, постарайся не погибать. Какой бы ты ни был буржуйчик и хлюзда, а всё одно, лучше, чем мертвецы. Потому живи и борись, Дмитрий.
— Постараюсь, — пообещал я. — Тебе того же желаю.
Мне тоже пора, надо помочь технарям с экипировкой, а затем прогуляться за зипунами и ценными сведениями.
/1 мая 2022 года, г. Санкт-Петербург, Коммуна, библиотека/
Отдел Науки, сформированный из настоящих учёных, трудившихся в разных учреждениях Питера. Теперь они фокусируются на исследовании свойств сфер сверхспособностей, природе аномалий, притаскивающих к нам всякое и всяких, а также, как теперь оказалось, технологий будущего.
Дорогу до отдела я узнал у группы строителей, заливающих бетон в фундамент для непонятного сооружения, которое будет расположено на перекрёстке Шкиперского протока и Гаванской улицы. Скорее всего, очередная долговременная огневая точка и, одновременно, заграждение.
Вхожу в библиотеку, которую никто не охраняет, вижу группу людей в гражданском, занимающихся перетаскиванием связанных кип книг и машу им рукой.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — приветствовал меня мужчина лет пятидесяти, одетый в белую рубашку, жилет и брюки. — С кем имеем счастье?
Под носом у него усы, почти как у Друзя, на носу примостились очки с прямоугольными линзами, а в руках он держит трубку. Похоже, что он и есть руководитель этой оживлённой суеты.
— Дмитрий Верещагин, — сообщил я.
— А, мы вас ждали! — заулыбался мужчина. — Павел Фёдорович Побожий, в прошлом ассоциированный профессор Горного университета.
— Рад знакомству, — пожал я ему руку. — Мне сказали, что у вас какие-то сложности с высокотехнологичными трофеями.
— Это Ярослав Горшенин, — указал мне Побожий на хмурого парня лет тридцати. — Наш специалист по электронике. Он посвятит вас в подробности, а мы продолжим разгребать книжные завалы. За работу, коллеги!
— Идём, — позвал меня Ярослав Горшенин.
Иду за ним, сначала к лестнице, а затем и в подвал библиотеки. Вижу, что они извлекают отсюда книжный фонд, причём, преимущественно, художественную литературу, которая учёным особо не нужна. Хотя я бы, окажись на их месте, занялся бы изучением всякой фантастики, чтобы найти там какие-нибудь аналогии и прочее. Хм… Нет, думаю, это было бы идиотское решение. Писатели ведь придумывают всю эту фантастику либо от балды, либо на основе реально существующих технологий и явлений. Сфер сверхспособностей у нас, до недавнего времени, не было, поэтому чёрт его знает, чем могут помочь фантастические произведения…
В одном из помещений подвала, конструкцией повторяющего техпомещение дома, в котором расположена тюрьма, обнаружились мои трофеи, снятые с хладных тел французиков.
— Броню ты безнадёжно испортил, пока извлекал тела, — сообщил мне Ярослав, вставший за один из верстаков. — Ещё мы отправили отряд искателей на кладбище и дворы на Наличной, где ты бился с пришельцами из будущего — они имели способ уничтожить снаряжение павших товарищей, поэтому там теперь обугленный металлолом вместо ценностей.
— Я ожидал чего-то подобного, — кивнул я.
— Ещё вы с пришельцами пропустили две сферы, — произнёс спец по электронике. — Ерунда обычного качества, но на будущее — лучше бы тебе подходить к обыску внимательнее.
А я даже не искал, даже не возвращался туда, ха-ха.
— Ясно, — кивнул я. — Обещаю впредь рыскать как спаниель, вынюхивать каждый сантиметр почвы, чтобы, не дай бох, не пропустить сферу.
— Сарказм? — не до конца уверенно спросил Ярослав.
— Ну, типа, — пожал я плечами. — Понимаешь, когда ты едва вывозишь схватку с бронированными французскими десантниками, как-то не до тщательного обыска местности на предмет ценностей. Я притащил броню и оружие этих мудаков только потому, что мне жалко было возвращаться с чувством глубокого удовлетворения от убийства таких скотин и совсем пустыми руками.
Горшенин многозначительно хмыкнул.
— Итак, в чём проблема? — спросил я, посмотрев на карабин, стоящий в креплении.
— Проблема в том, что капсула с кислотой, — произнёс Ярослав. — Спалил один автомат, но многое понял. Аппарат бы нам рентгенологический, чтобы нутро отснять и разобраться, куда надо сверлить. Ты же со своей бабулей в нормальных отношениях? Можешь поспособствовать? Рентген и в медицине нужен, без него никуда, поэтому не только для себя просим, как говорится.
— Ты, наверное, будешь смеяться… — заулыбался я. — Но у вас недавно появился целый человек-рентген. Пообщайся с кем-нибудь из руководства, пусть выделят его человеко-часы или трудодни, или
