По телу Вахи пробежала мелкая дрожь, а рука намертво сжала трусики…
– Орел! – Федор Павлович, не скрывая своего восторга, окинул Антона восхищенным взглядом с головы до ног и указал на свободную скамейку.
Последний день рабочей недели подходил к концу. Несмотря на легкий ветерок, было душно. Солнце, зацепившись за верхушки деревьев, вплотную подступивших к противоположному берегу пруда, отсвечивало от воды и разбивалось на сотни солнечных зайчиков.
– Хорошо-то как! – Дарьин был в прекрасном расположении духа и не переставал восхищаться всем, на что падал его взор. – Благодать-то какая!
Вдруг, неожиданно погрустнев, он перевел взгляд на Антона, сидевшего рядом.
– Странная все-таки штука жизнь. Этот день, как миллионы предшествующих ему, подходит к концу. В который раз его провожают деревья, цветы, трава… И ничего не изменилось. А ведь произошла вселенская трагедия – умер человек… не стало целого мира, со своими мечтами, надеждами. Любовью…
– Человеконенавистничеством, подлостью, жестокостью, – перебил его Антон. – Никак пожалел, Палыч, «чеха»?
– Нисколько. – Дарьин вынул из кармана платок и вытер со лба пот. – Над смыслом жизни задумался.
– В вашем возрасте пора, – усмехнулся Антон. Ему почему-то захотелось испортить Дарьину настроение.
Видимо, почувствовав это, Федор Павлович сделался серьезным.
Некоторое время они сидели молча и наблюдали, как молодая мама с только начавшим ходить ребенком кормят лебедей, бросая куски булочки в воду.
– Что мне теперь делать? – нарушил молчание Антон.
– Пока ничего, – Дарьин пожевал губами. – Отдохни недельку-другую. С задачей ты справился хорошо. Следствие, насколько меня информировали, оказалось в тупиковой ситуации. По всему выходит, что у Вахи была женщина. Он предложил ей выпить, она отказалась. Начал приставать, она сопротивлялась. В результате схватилась за молоток для отбивных. Тем не менее ему удалось дотащить ее до кровати и даже снять трусы…
– Это понятно. – Антону был особенно неприятен момент с трусиками. Ему было мерзко оттого, что хоть и краем, но он зацепил этой грязью Марину. – Значит, зацепок они не нашли и взяли ложный след?
– Сыскарей настораживает отсутствие отпечатков пальцев этой «особы», – Дарьин усмехнулся. – В результате таких потасовок обычно их остается много, а тут… – Он вновь усмехнулся и загадочно посмотрел на Антона: – Зато они с большой точностью установили, что волосы на лобке этой женщины черного цвета.
Антон покраснел:
– Давайте закончим с этим. У нас осталась еще одна нерешенная проблема.
Лицо Дарьина сделалось кислым.
– С Найдиным нужно быть очень осторожным. Он прекрасно знает о том, что мы ни минуты не сомневались, от кого было предупреждение.
– Это когда собаку шефа поджарили? – уточнил Антон.
– И это тоже. – Федор Павлович погрустнел еще больше. Случай в доме Тахтамировых был страшным ударом по самолюбию старого чекиста. – Найдин живет в хорошо охраняемом доме с женой и сыном. Ездит на двух машинах: синяя «Тойота Ленд-крузер» и такого же цвета «Ниссан». Вне фирмы его всегда сопровождает один-два охранника. К машинам не подберешься, вне гаража их без присмотра не оставляют. Неплохо владеет оружием и всегда имеет его при себе. В обычные дни распорядок у него простой: дом – работа. В выходные посещает мать, которая живет в Твери. В основном без жены. Она у него содержит ночной клуб в Измайлове, а там, как ты понимаешь, в эти дни самая работа.
– Где мать живет, известно? – Филиппов вопросительно посмотрел на Дарьина.
– А как же. Тухачевского, пятьдесят, квартира семь.
– Хорошая у вас память, – похвалил Антон.
– Да и ты, я вижу, не жалуешься, – намекая на то, что Филиппов даже не удосужился записать адрес, заметил Дарьин. – И вот еще что, – он положил руку на плечо Антона. – Надо заткнуть рот бывшему художнику-дизайнеру Явенко. У нас он уже почти год не работает, но продолжает гадить.
– А этот чем не угодил? – удивился Антон не столько мелковатому масштабу предстоящих работ, сколько обыденности тона. Федор Павлович говорил об убийствах с той же интонацией, что и о погоде.
– Иван работал в «Теодолите» с момента его основания. Сначала мы не чаяли в нем души, – он с сожалением вздохнул. – Ничего от него не скрывали и неплохо платили. Как ты понимаешь, не нарушая закона, такую фирму, как наша, открыть невозможно. Явенко считали за своего, не скрывали от него никаких секретов. Кроме того, его нередко можно было увидеть на рабочем месте бухгалтера или исполнительного директора, играющим на компьютере. На самом деле оказалось, что крысятничает наш Иван. – Лицо Дарьина сделалось злым. Он тяжело вздохнул: – Сейчас это принято называть экономическим шпионажем.
– И на кого он работал?
– На Исмаилова. Их даже видели вместе…
Он выдержал паузу, давая Антону возможность задать еще вопросы, но, не дождавшись, встал:
– Охраны у него нет, живет один, так что это тебе так, для разминки. Время выберешь сам. Встречаться нам пока не стоит. Если что понадобится, дашь знать по телефону.
Вопреки совету Палыча «размяться» художником, Антон начал с более сложной задачи.
Следующий день он посвятил изучению обстановки вокруг «Феникса» и убедился, что опасения, высказанные Дарьиным, не беспочвенны. В Москве к Найдину было исключительно тяжело подобраться. Он даже стал сомневаться в правильности своего решения действовать в одиночку, без обеспечения.
Крайний вариант лупануть по нему из винтовки был отвергнут Антоном сразу. Если будет просматриваться заказное убийство, то руководитель «Теодолита» автоматически попадает в круг подозреваемых.
В конце концов, отправив Марину к родителям, Антон выехал в Тверь.
Работая дальнобойщиком, Филиппов несколько раз проезжал этот город, возя грузы из Санкт-Петербурга.
Ничего такого, что отличало бы его от других городов Центральной России, как, например, Москву от Амстердама или Нью-Йорка, здесь не было, да и не могло быть.
Именуемый в недалеком прошлом Калинином, развивался и застраивался он по соответствующим правилам. Архитектура представляла собой своеобразные годовые кольца. Центр в основном из домов дореволюционной постройки, затем «сталинки», за ними «хрущевки», панельные дома и, наконец, сверкающие зеркалами стекол высотки с красными черепичными крышами и коттеджные поселки.
Обустроившись в недорогой гостинице, неподалеку от интересующей его улицы, и приведя себя в порядок после дороги, Антон направился на рекогносцировку.
Дому, где вырос директор «Феникса», было около ста лет. Теперь он представлял жалкое зрелище. Замысловатая лепка под карнизом наполовину обвалилась, а через полы некоторых балконов можно было видеть небо. Местами стены сохранили остатки побелки, но в целом здание было уныло-серым.
Покрутившись в его окрестностях, Антон завернул в пельменную, расположенную неподалеку.
Ввиду того, что, кроме пельменей, здесь продавали в розлив и водку, в двух довольно просторных помещениях было много народа.
Взяв сто граммов и порцию скользких, с синевой пельменей, он подсел на свободное место к трем подвыпившим мужикам.
Некоторое время, делая вид, что занят заеданием сомнительной по качеству водки такими же сомнительными пельменями, он краем уха слушал, о чем судачат его соседи.
Разговор, как бывает в таких случаях, шел обо всем и ни о чем.
Бородатый дедок, которого собутыльники величали Степанычем, с некогда умным, а теперь пропитым лицом, рассуждал о повышении цен в связи с увеличением пенсий. Как ни странно, но в конце концов мерилом коэффициента инфляции стала разница в стоимости спиртного год назад и сейчас.
Судя по тому, что одеты они были по-домашнему, в спортивные брюки, тапочки на босу ногу и футболки, все трое жили где-то поблизости. На всякий случай Антон решил завязать с ними знакомство. Взяв бутылку «Русской», он вернулся на свое место. Мужики продолжали обсуждать проблемы внутренней политики России, изредка бросая в его сторону заинтересованные взгляды, непроизвольно задерживаясь на бутылке…
Плеснув себе полстакана, Антон посмотрел на соседей.
– Отцы, – сказал он, и, словно по мановению волшебной палочки, за столом воцарилась тишина. – Выпить вот захотелось, а один не могу.
Через полчаса разогретая двумя поллитровками компания уже считала Филиппова в доску своим.
Антон, быстро войдя в роль приехавшего в командировку снабженца одной из строительных фирм, с ходу поинтересовался, не знает ли кто его знакомого, который проживает в соседнем доме. В этот вечер ему явно везло: не успел он назвать фамилию, как Степаныч, опустив ниже стула руку с растопыренными пальцами, из-за чего, потеряв равновесие, чуть было не свалился вниз, почти закричал:
– Так я его с таких лет знал! Он с моей Катькой в школе учился.
