— Главное — заложников освободить, Соню из лап моджахедов вырвать, остальное мне до лампочки. Амирхан тоже, но без него не обойтись. Ладно, товарищ майор, побежал я?
— Беги, Олень, беги, смотри, копыта не пообломай!
— Прорвемся!
Командир проводил взглядом подчиненного. По Уставу он должен был запретить старшему лейтенанту вывод взвода на не запланированную штабом акцию. Но тогда все у старшего лейтенанта с особистом сорвется. А они, видимо, задумали что-то стоящее, но что следовало проводить в режиме строжайшей секретности и экстренно. Конечно, с майора спросят, почему он разрешил вылет взвода в неизвестном направлении, не имея на это ни приказа сверху, ни собственного утвержденного плана боевой работы. И не дай бог, что-то сорвется у Гуреева с Калининым. Тогда спросят в прокуратуре. Но Устав Уставом, а есть еще и кодекс офицерской чести. И запрети сейчас Глобчак выход с территории Калинину, как он посмотрит в глаза офицеру, если в результате погибнут заложники и среди них невеста старшего лейтенанта? Чем оправдает свое решение? Уставом? Да, им оправдать можно многое, но не все. Трусость, например. И именно трусость, боязнь за свое личное благополучие проявит командир батальона, остановив подчиненного. Глобчак не был трусом и о карьере думал меньше всего. Поэтому он, махнув рукой и вызвав к себе командира роты спецназа, отправился в штаб. Будь что будет!
Калинин обнаружил Ерохина в его клубной конторке. Тот был пьян, но не настолько, чтобы не соображать и не двигаться. Александру, правда, долго пришлось объяснять начальнику клуба, что надо сделать. Но когда тот наконец понял, в глазах его вспыхнул озорной огонек.
— Значит, самого Амирхана брать едем? Дела! Едем, Саня, разыграем все как по нотам.
— Тебе бы душ холодный принять!
— Ерунда, по дороге развеюсь, и потом пьяный я более предпочтителен в предстоящей работе, сам же говорил!
— Ладно, поехали.
Офицеры вышли из клуба, взобрались на БРДМ.
Калинин приказал Шарадзе:
— А теперь, Гоги, рви когти в Уграм!
— Понял, командир.
В машине находились еще два бойца.
Отъехав от части с километр, Калинин вызвал Гуреева. Тот ответил немедленно. И сообщил, что находится на подъезде к афганскому поселку. На окраине встанет, будет ждать следующего сеанса связи. Ахмад с ним. Группа связистов готова осуществить радиоперехват разговора Амирхана с базой, где содержатся заложники, и запеленговать это место.
Калинин проговорил:
— Порядок!
БРДМ вошел в Уграм.
Остановились на площади.
Калинин обратился к Ерохину:
— Слава, тебе все ясно?
Начальник клуба браво ответил:
— Какие могут быть сомнения, Саня? Обработаем ублюдка в самом лучшем виде.
— Только учти, Слава, сначала игра, как обычно, чтобы этот урод ничего не заподозрил и не успел подать сигнал опасности. Здесь в улочках наверняка не один десяток его джигитов обретается.
Начальник клуба согласился:
— Это уж точно! Но… Саша, раз я сказал: обработаем в лучшем виде, то так оно и будет.
Командир взвода приказал боевой машине встать так, чтобы она была в секторе прямого обстрела улочки, куда собрались податься офицеры. Убедившись, что к началу акции все готово, Калинин бросил в эфир:
— Стена! Я — Олень! Выхожу на исходную.
Услышав в ответ: «С богом», переключил рацию на «прием».
Калинин с Ерохиным не спеша, что-то оживленно обсуждая, направились к знакомой торговой лавке. Сзади их сопровождал солдат, который, как обычно, тревожно озирался по сторонам.
Дверь открыл Ерохин, выкрикнул от входа:
— Салам, Оман!
Дуканщик удивленно поднял взгляд на вошедших знакомых офицеров. Их сегодня он никак не ожидал. Но это не являлось чем-то из ряда вон выходящим. Офицеры могли заявиться за водкой даже ночью, в нарушение установленных их командованием правил. Таков уж был по натуре советский офицер.
Оман ответил:
— Салам, уважаемые гости!
Начальник клуба прошел к стойке, навалился на нее всем телом. Афганец отвернул физиономию от запаха спиртного, который шел от капитана.
— Как дела, Оман? Как торговля?
— Слава Аллаху, все хорошо!
— Э-э! Че-то ты мудришь! Видок у тебя какой-то невеселый, случилось что? Может, из наших кто обидел, так ты только скажи, разберемся.
Оман отрицательно покачал головой:
— Нет, Слава, ваши здесь ни при чем, родственник заболел, вот и печалюсь. Близкий родственник, хороший человек, а вот болезнь свалила его.
Начальник клуба предложил:
— Так давай я тебе лекарства достану. У меня в госпитале связи налажены. Только список составь, и все дела. Бабки, правда, придется отвалить, но для тебя это не проблема.
Дуканщик отказался от предложения капитана:
— Ничего не надо, Слава! Пусть Аллах решит его участь. Все в его руках. Суждено умереть — умрет, нет — выживет, у нас — так.
Но Ерохин не отставал:
— И от кого я это слышу? Ладно был бы какой-нибудь темный дехканин, но ты же офицер в прошлом, человек образованный, в Москве учился. Я вот там не учился, а ты прошел курс обучения.
Оман был непреклонен:
— Ничего не надо, Слава! Спасибо, но не надо! Лучше выкладывай, зачем приехал?
— А ты не догадываешься?
— За водкой?
— Точно!
Дуканщик осторожно спросил:
— Я слышал, у вас в штабе какие-то неприятности? Будто отряд Амирхана чуть ли не генерала в плен взял?
Начальник клуба безразлично отмахнулся:
— Да ерунда все это! Ну, попал к духам один полковник с парой-тройкой служащих. Бывает. А Амирхан вроде как обмен предложил. Обычная история. Только скажу тебе, Оман, по секрету, все это лажа. Наша разведка вычислила, где заложники находятся, так что уже утром, насколько мне известно, Амирхан облизнется насчет обмена. Спецназ быстренько вытащит и полковника, и тех, кто с ним.
Калинин, дав Ерохину закончить речь, прикрикнул на начальника клуба:
— Слава! Ты рот бы свой закрыл!
— А что? Оман свой чувак, хоть и афганец! Ему без разницы, кто кого в этой войне сделает. Главное, чтобы торговля шла, афгани в сундучок капали, а остальное ерунда, да и какое ему дело до Амирхана? Оману самому невыгодно, чтобы тот в Уграме обосновался. Тогда конец всей коммерции. Я правильно говорю, Оман?
— Конечно, Слава. Одно мне непонятно, как это ваши узнали, где Амирхан держит заложников?
Начальник клуба достал пачку сигарет, без разрешения закурил, ответил:
— А черт его знает, Оман! Здесь же полно всяких спецслужб. КГБ, разведка, контрразведка. Как-то докопались, а может, кто из духов сдал своего босса. Не знаю. И мне это на хер не надо. Давай лучше тащи водку.
Дуканщик сделал вид, что и его дела русских особо не касаются, спросил:
— Сколько возьмешь?
— Давай ящик!
— Так много?
— Это для кого много, Оман? Для тебя? Пожалуй, многовато, даже если и пить втихаря под барашка. А для меня — тьфу, неделя — и выноси тару. Да и брать понемногу резону нет. Так скидку сделаешь, и мне лишний раз сюда не ездить. Новый замполит у нас, а значит, и новые порядки! Вот, бля, опять лишнее сказал. Ты, Оман, того, — приложил палец к губам капитан, — о моих пьяных базарах никому из наших ни гугу. Могут не так понять, а у меня отлет в Союз на носу. Договорились?
— Договорились! Но лишнего, Слава, тебе действительно лучше не говорить. Мне все равно, а себе хуже сделаешь.
При этом Оман многозначительно посмотрел на старшего лейтенанта. Капитан, заметив его взгляд, сказал:
— Это же Саня, друг! Он не подведет!
— Ну смотри! Значит, ящик?
— Ящик! «Столичной»!
— Хорошо!
Дуканщик скрылся в подсобке.
Начальник клуба посмотрел на Калинина. Тот показал ему большой палец.
Оман вынес водку в ящике из-под малогабаритного телевизора «Сони».
— Держи, Слава! Водка — слезинка!
— Сам пробовал?
— Был грешок!
— Гляди, за такой грешок тебя свои же собратья на кол посадят.
— Не посадят.
Капитан рассчитался с дуканщиком, сказал Александру:
— Открой дверь.
И бросил через спину:
— До встречи, Оман!
— До свидания, — ответил пуштун.
Офицеры вышли из лавки, направились к БРДМ.
Оман прошел до двери, выглянул на улочку, проводил русских взглядом. Осмотрелся, ничего подозрительного не заметил. Вернулся за стойку, достал из небольшого чемодана портативную импортную рацию. Вытянул антенну, щелкнул тумблером:
— Амин! Ответь!
Тут же в ответ услышал:
— Слушаю, хозяин!
— Срочно подготовь в ночь переброску заложников в Жанаву.
— Но…
— Слушай дальше. Переброску пленных должен завершить до 0 часов. Кишлак подготовь к встрече русского спецназа. Чтобы все везде чисто было. Оружие в домах только охотничье, мужчины в семьях, никого лишнего в селении. Боевое вооружение в схроны и колодцы. И, главное, никакой суеты, все сделать спокойно, чинно. Каким маршрутом вывезти пленных, знаешь. Сам останешься с ними, до особого распоряжения. Все понял?
