Дойл вел ствол «беретты» в сторону автоматчика, но слишком медленно. Два выстрела грянули одновременно.
Дойл попал противнику в плечо, однако и сам почувствовал жгучую боль в руке: пуля пробила ему запястье и раздробила кость. Он выронил пистолет.
— Черт! — рявкнул Дойл, боль опалила руку, она мгновенно онемела. Дойл вцепился в нее, и у него потемнело в глазах от боли — пальцы задели торчавший из запястья острый обломок кости. Кровь потекла по руке, стекая на пол.
Пошатываясь, на него шел человек из Хип Синг, из-за пояса он доставал тесак.
А в другом конце зала Чанг пятился от вооруженного таким же тесаком противника, пытаясь отмахнуться от него ножкой стула.
Господи, кто мертв из них, а кто жив? — подумал Дойл.
Тела усеяли пол ресторана. В воздухе стоял запах крови и экскрементов.
Стрельба утихла.
Но Дойл видел лишь одно: ублюдка, стоявшего с ним лицом к лицу.
Китаец взвыл и кинулся на Дойла.
Охотник за террористами нырнул под стойку, лихорадочно шаря рукой в груде разбитого стекла. Осколки резали ему пальцы. Но он все же нащупал бутылку с целым горлышком и дном, ощетинившимся острыми зазубринами.
Выпрямившись, Дойл угрожающе взмахнул своим оружием, устрашая им боевика.
— Давай, косоглазый ублюдок, — шипел Дойл, следя за тесаком, резавшим воздух.
Китаец сделал выпад и промахнулся всего на несколько дюймов.
Дойл отступил. Что у него было еще, кроме этой бутылки?
Правая рука его бесполезно висела вдоль бедра, обагряя пол, усеянный осколками битого стекла.
Боевик лягнул Дойла ногой.
Но тот сделал выпад, и зазубрины бутылки полоснули китайца по предплечью, раскроив кожу, — из глубоких порезов полилась кровь.
В ответ боевик нанес удар ногой в живот. Дойл устоял на ногах, лишь покачнулся от удара.
Он оскалил зубы, движимый не только инстинктом самосохранения, но и яростью.
Сражавшийся рядом Чанг увернулся от тесака, просвистевшего у него над головой, и в ответ провел мощный удар левой, сломав нападавшему два ребра. Да еще и саданул соперника плечом в живот, сбив его с ног.
Дерущиеся, столкнувшись, налетели на стол и перекатились через него.
Чанг зашипел от боли, чувствуя, как лезвие полоснуло его по спине. Но, вскочив на ноги, он сумел нанести противнику удар в пах.
Дойл и его противник сошлись вновь.
На этот раз Дойл ждал нападения справа — удар он принял на раненую руку.
Боль была ошеломляющей.
Заскрежетав зубами, он тут же второй рукой с зажатой в ней битой бутылкой сделал выпад и вонзил «розочку» в горло нападающему.
Кровь хлынула из рваной раны, залив Дойла и стойку бара.
Китаец уронил тесак и схватился за горло, словно пытаясь соединить края раны, но порез зиял рыбьими жабрами. Разрыв мягких тканей был настолько широк, что через него проглядывала гортань. Боевик рухнул на колени, кровь лилась по его груди, пузырилась на губах.
Дойл, отступив на шаг, поднял «беретту» с груды битого стекла.
Приставив ствол к голове китайца, он выстрелил — пуля сорвала верхушку черепа.
Его правая рука по-прежнему висела вдоль бедра. Дойл, пошатываясь, двинулся вперед, его одежда потемнела от пота и крови.
Заметив Чанга, который пятился от своего противника, не сводя глаз с тесака, Дойл поднял пистолет. Несколько выстрелов, и человек Хип Синг кулем свалился к ногам Чанга. Джоуи повернулся к Дойлу.
Оба тяжело дышали.
Вокруг царил хаос и ужас смерти.
— Ты этого хотел? — спросил Дойл, с трудом переводя дыхание.
Чанг не ответил. Он смотрел на тело Билли Чая, распростертое на столе.
Неподалеку от него лежал Во Фэн, прижав окоченевшие руки к животу, — мертвые пальцы его были засунуты в рану.
Длинные волосы Дойла стали темными от пота.
Чанг, пошатываясь, стоял и смотрел на Дойла, все еще сжимая в руке ножку стула.
И вдруг совсем рядом взвыли сирены. Их истошный вой приближался.
— Стволы, — произнес Дойл. — Где они?
— Здесь, — ответил Чанг. — Наверху.
Дойл кивнул.
— Я думаю, это те самые ребята, которых ты послал в Белфаст, чтобы убить меня, — сказал он спокойно.
Чанг смотрел на все мутным взглядом.
— И что? — нахмурил он брови.
— Надо было выбирать другую компанию, — сказал Дойл и дважды выстрелил Чангу в лицо.
Дойл отвернулся и увидел первого полицейского, бежавшего к ресторану. Он чувствовал, что у него кружится голова и подкашиваются ноги.
Полицейских становилось все больше.
Дойл надеялся, что хоть у одного из них найдется сигарета.
Он потерял сознание.
Пока он ставил машину на стоянку, ветер чуть поутих, но Дойлу это, пожалуй, было безразлично. Он стоял у черного мраморного надгробия, глубоко засунув руки в карманы куртки. Сигарета, зажатая в зубах, давно погасла, он так и забыл стряхнуть с нее пепел.
Дойл удивился: даже в такой ранний час на кладбище немало посетителей. Не было и десяти утра, а по дороге сюда он видел где-то с полдюжины людей, ухаживавших за могилами.
Сам он уже завершил привычный ритуал.
Обычные дела. Почистить плинтус, поменять воду, добавить свежих цветов. Вытереть камень так, чтобы читались слова:
"ДЖОРДЖИНА УИЛЛИС
ДА ПОЧИЕТ В МИРЕ".
Надпись была простой.
Дойл вынул изо рта сигарету, стряхнул пепел и тут понял: кто-то наблюдает за ним с соседней дорожки.
Это была женщина лет тридцати, и она улыбалась ему.
Он видел ее здесь раньше и поэтому кивнул в ответ на приветствие.
Она прошла мимо, возвращаясь назад, к главной аллее, проходившей посередине города мертвых. Он слышал скрип ее шагов по щебенке, затихавший постепенно.
Он снова остался один.
ТОЖЕ МНЕ НОВОСТЬ.
Когда Дойл подносил сигарету к губам, он почувствовал, как заболело правое запястье. Оно все еще было туго перебинтовано.
МНОГО БОЛИ.
Дойл бросил окурок и, растоптав его, еще раз поглядел на могилу.
ДЖОРДЖИ.
Он пообещал себе, что придет сюда снова. Будет приходить регулярно.
Почему бы ему не проводить здесь больше времени? Здесь, по крайней мере, ему есть о ком заботиться. И ни единого живого человека, до которого ему есть дело.
Он снова засунул руки в карманы. Ветер крепчал. В воздухе повисла морось.
Дойл посмотрел на надгробную плиту.
На ее имя.
Джорджина Уиллис.
Едва заметно улыбнулся.
— Скоро увидимся, — прошептал он, затем повернулся и пошел прочь.
Начинался дождь.
Джок — кличка шотландских солдат.
