малочисленных…
По мере приближения к тихо хрипящим мертвецам, разевающим рты и тянущим ко мне свои руки, уверенности в своих действиях у меня несколько поубавилось. Ссыкливые мыслишки умоляли меня надеть какую-нибудь из масок, одна из таких мыслей убедительно обосновывала необходимость развития Ахилла или Наполеона, предлагая отложить собственное развитие на «как-нибудь потом». Разумно, если смотреть с точки зрения безопасности, но глупо, если смотреть на перспективу дальнейшего выживания. Поэтому надо сжать яйца в кулак, перехватить палаш поудобнее и начать рубить, думая при этом головой, а не задницей.
Кое-что я помню из воспоминаний Наполеона, кое-что из памяти Тесея — тело моё точно имеет обретённые рефлексы настоящих фехтовальщиков и воинов…
Последние мысли вселили в меня некоторую степень уверенности, поэтому самого ближнего зомби я рубанул решительно, с размахом. Правда, палаш застрял в шее надёжно убитой твари, поэтому мне пришлось пинать зомби в грудь и резко отступать.
Один из мертвецов ускорился, как это иногда с ними бывает, поэтому я слегка растерялся и всё, что успел сделать — выставить палаш перед собой. Лезвие вошло в грудь зомби, а затем я догадался вытащить из кобуры левый обрез и разрядить один из его стволов прямо в морду зомби.
Снова отступаю подальше, палаш издаёт инфразвуковой импульс, который пробирает меня, а зомби заставляет замедлиться.
Стреляю по ним из второго ствола обреза, дробь убивает двоих, помещаю обрез в кобуру и достаю второй.
Правый обрез от ТОЗ-34 разряжаю куда-то в толпу, а затем разворачиваюсь и бегу, поместив палаш не в ножны, а в петлю рядом с ними — если сунуть в ножны окровавленное оружие, то кровь прилипнет к их стенкам и потом будет гнить, причиняя непередаваемые ощущения ароматов из линейки парфюма от Франсуа Коти…
Тороплюсь, поэтому роняю один патрон с красной гильзой. Оглядываюсь — мертвецы метрах в семи от меня. Преломляю обрез, с дымком вылетают отстрелянные гильзы, заменяю их на новые, помещаю оружие в кобуру, достаю левый обрез — повторяю процедуру. Четыре выстрела есть, патронов ещё дохрена, поэтому не буду обострять ситуацию и вступать в ближний бой. Что это я, действительно? Можно ведь перестрелять их, хотя бы половину, а остальных потом хоть в нарезку нашинковать…
Всё-таки, это только персонажам в кино удобно с двумя обрезами, в жизни же нужна третья рука, чтобы быстро их перезарядить.
Стреляю я паршиво, это факт, но расчёт был на разлёт дроби, поэтому почти каждый выстрел убивал одного зомби, а некоторые валили и двух. В итоге, спустя десять выстрелов, мертвецов осталось восемь штук, а с этим уже можно работать!
Не рискую лишний раз, не бросаюсь в бездумную атаку, а терпеливо отступаю, резко приближаюсь, делаю выпад с ударом, после чего резко разрываю дистанцию. Все зомби, которые могли реализовать внезапный рывок, уже реализовали его, поэтому остальные могли лишь вяло следовать за мной, с протянутыми руками и хрипами.
От рубки пришлось отказаться, потому что не умею, откровенно говоря, палаш склонен застревать, поэтому колю, причём, преимущественно, в глаза и шеи, чтобы, если что-то вдруг, было легче вынуть.
Заканчиваю с этой восьмёркой, после чего оглядываюсь по сторонам. На интенсивные и громкие выстрелы из ближайших дворов начали выходить мертвецы.
На сегодня, думаю, хватит. Морально тяжело так напрягаться, ведь я на свой счёт иллюзий не питаю, могу лажануть и сдохнуть. Нужна практика, но постепенно…
А вообще, надо залечь где-нибудь в безопасном месте, как предоставится случай, заняться тренировками, поискать в сети учебники по фехтованию, пока сеть окончательно не упала.
Надеваю маску Наполеона, после чего начинаю убивать мертвецов. Прирост могущества незначительный, но есть. Где-то на тридцать шестом упокоенном мертвеце, одетом в пожарную экипировку, но без каски, начинаю ощущать какое-то изменение. Что-то грядёт…
Пятьдесят второй мертвец превратил неверное ощущение в убеждённость. Значит, осталось недолго.
Мертвецы выходили хаотично, была парочка быстрых, которые имели неплохие шансы прикончить меня, будь я без маски, но все они подохли под ударами моего палаша. Сто три мертвеца упокоились окончательно, больше вокруг никого, кроме…
— О-ля-ля! — увидел я удивительную зомби, выпавшую из окна второго этажа ближайшей сталинки.
Это была шустрячка, с лёгкими признаками одежды, в виде кружевных трусиков и шипастого чокера на шее. Груди у неё примерно третьего размера, они солидно колыхаются на бегу, она обладала некогда красивым лицом, испорченным сейчас единственным укусом на левой щеке, а также в хлам уничтоженными ноготочками со следовыми остатками маникюра. Руки её в запёкшейся крови, по локоть. Ну и на теле видны пятна крови и дерьма. Съела кого-то, а потом обреталась в квартире. Вероятно, много кого, судя по разным оттенкам кровавых пятен на бледной коже.
— Мадмуазель, я, конечно, обаятелен… — произнёс я, уклоняясь от яростного броска всем телом. — … но не настолько, чтобы прыгать ради меня из окна!
Не даю зомби подняться, ударив её ногой в спину. Запрыгиваю на неё, прижав к асфальту. Яростное рысканье мёртвой женщины начало повреждать ей туловище, из-за чего лопнула одна из грудей, обнажив силиконовый имплант.
— Кругом обман… — изрёк я с философским тоном. — Одно хорошо — теперь мир стал честнее…
Наношу колющий удар палашом в затылок зомби. В этот момент я подвергся ощущению невероятной слабости. Ноги подкосились и я сверзился коленями на асфальт. Боль была, но она являлась ничем, по сравнению с этой всепоглощающей слабостью.
— Мон Дью, я умираю… — просипел я, схватившись за сердце.
Маска на лице начала жечь огнём, я попытался дотянуться до неё рукой, но сил отчаянно не хватало. В итоге, я рухнул на бок и остался лежать неподвижно, медленно дыша.
Не знаю, сколько это продолжалось, было мучительно больно и очень обидно. Если сейчас на меня наткнётся хоть один, даже самый слабый, мертвец, то мне крышка.
Слабость прошла как-то резко. Вдруг я понял, что ничего не ощущаю, вообще ничего негативного.
Встаю на ноги, отряхиваю мундир и оглядываюсь по сторонам. Только трупы лежат повсюду, а ещё зомби-баба истекает гнилой кровью и силиконом… Да уж.
Снимаю маску и переворачиваю её.
— О, нихрена ж себе! — восклицаю я.
Маска перестала быть деревянной, а обрела вес, похоже, что теперь она исполнена из некоего металла, но это не все изменения: на ней появился золотой орнамент, придающий ей ауру венецианского карнавала. Золотой на белом — это в стиле ампир, мне так нравится!
Вчитываюсь в идеограмму.
Надеваю маску, чувствую, как эта штука изменяет мне одежду и экипировку. Опускаю взгляд и вижу, что форма потеряла остатки скромности и
