Сразу после «зачистки» Рашид освободился от цепи, залез в усадьбу местного амира и украл взрывчатку. Сделал себе, дочери и сыну пояса шахидов и повёл детей на всё тот же блокпост. Дети пошли за ним безропотно: очень любят отца и тоже готовы погибнуть, чтобы отомстить. Для отвода глаз Рашид взял трёх коз – типа, пасти повели.
Отец амира видел, как Рашид через огород выходил из его усадьбы, сразу заподозрил неладное: от этого сумасшедшего можно всякое ожидать. Пока Рашид делал пояса, старик позвонил своему сыну. Моджахеды поймали Рашида с детьми и козами почти у самого блокпоста и доставили обратно в село. Рашида связали, опять посадили на цепь, а за детьми попросили приглядеть его замужнюю сестру.
У нас в этом селе были «мосты», нам сообщили о готовом шахиде. Мы его было взяли, но, разобравшись, не сочли возможным использовать. Слишком он импульсивный, может сорвать акцию. Его поместили в психбольницу, которая находится неподалёку от Закана, и попросили врачей что-нибудь сделать, чтобы привести человека в более спокойное состояние. Теперь он сидит там, а дети живут у его замужней сестры. Он, конечно, не сумасшедший в привычном смысле этого слова. Просто несчастный одержим идеей мести, и эта идея сильнее его разума. Думали, если его немного подлечат, можно будет потом использовать с большей продуктивностью…
Рашид был жив-здоров, но в прострации. Сидел в отдельном боксе, исхудал, глаза ввалились, взгляд ненавидящий. Сразу видно, что человека изнутри жжёт негасимое пламя, имя которому – жажда мести.
Я переговорила с врачом, он сказал мне, что Рашид всё время пытается сбежать и отказывается есть. Они кормят его, когда вкатят «транк», тогда он расслабляется и становится послушным. Но «транков» не хватает, сейчас вообще всего не хватает, и поэтому дозу вводят через день. И кормят, соответственно, через день. Когда я попросила оставить нас наедине, врач сказал, что это опасно, и хотел поставить в дверях двух здоровенных санитаров. Но я отказалась, мне посторонние уши были не нужны. Оставила у двери Шапи и сама вошла в бокс.
Рашид тут же сказал, что давно не видел женщины и хотел бы со мной прилечь. Совсем человек потерял себя, такое говорит! Когда я сообщила ему, что мы собираемся делать, он сначала мне не поверил: долго расспрашивал, выяснял подробности и внимательно смотрел на меня, словно хотел уличить во лжи. А когда поверил, так жутко обрадовался, что я испугалась, как бы с ним не случился припадок.
– Я в порядке, – заверил Рашид, заметив моё беспокойство. – Просто радуюсь. Я даже в мечтах не смел надеяться, что Аллах будет столь милостив ко мне. Клянусь, вы не пожалеете, что выбрали меня! Поехали, заберём детей…
Мы съездили к Рашиду домой, подождали, пока семейство подготовится. Они все помылись и оделись в чистое. Рашид сказал, что с этой минуты они ничего не будут есть, и посетовал, что мы не предупредили его заранее. Опасался, что суточного поста будет недостаточно, чтобы предстать перед Аллахом чистыми и непорочными…
* * *
…Двадцать седьмое декабря, час пятнадцать пополудни. У нас всё готово.
Во дворе школы ожидают команды на старт машины: грузовой «КамАЗ», «уазик» и джип. «КамАЗом» управляет Рашид, рядом, в кабине, сидит его пятнадцатилетняя дочь. За рулём «УАЗа» семнадцатилетний сын Рашида – Доку. У всех троих – «страховочные» пояса шахидов. На приборных панелях «УАЗа» и «КамАЗа» Аюб оборудовал выключатели с широкими клавишами. Щёлкнул по клавише – цепь замкнулась.
В кузове «КамАЗа» четыре с половиной тонны тротила. Его даже брезентом не прикрыли, так и лежит. Наверно, и с низколетящего вертолёта можно определить, что это такое. Это не халатность, просто так задумано. В «УАЗе» – полтонны.
Когда мы представили куратору расчёты, нас опять обозвали сумасшедшими. У нас при подготовке к акциям привыкли оперировать сотнями граммов, максимум – несколькими килограммами, верхом всего до сих пор считалось использование полутонной авиабомбы. А тут – дайте пять тонн! Мы обосновали расчёты по всем пунктам. Дали. Куда они денутся.
В джипе сидят Шапи, Лечи и Руслан. Они вооружены автоматами, гранатами и на всякий случай приготовили две «мухи». Они пока остаются на исходной позиции, их выход через семь минут после старта основных сил.
Аюб проводит последний инструктаж. Особое внимание обращает на недопущение преждевременного взрыва. Если поторопиться, будет много шума и мало толку. Обидно будет, если умрут только федералы и гвардейцы на постах, а основные гады останутся целы. Рашид клянётся, что всё сделает как надо, его сын подтверждает – не подведём.
Инструктаж окончен. Аюб садится к сыну Рашида в «уазик». Теперь он сам смертник. Если вдруг у кого-то не хватит терпения или что-то получится не так, как надо, у него не будет ни единого шанса на спасение. Но Аюб совершенно спокоен. Бесстрашный человек, немного больной на голову. Незаконнорождённое дитя бога войны. Он улыбается мне и говорит через приспущенное стекло:
– Чего ждём, красавица? Давай, беги, а то самое интересное пропустишь!
Ой, и в самом деле – что-то я зазевалась! Нахваталась впечатлений от грандиозности размаха этой операции и стою тут как дура.
Я хватаю сумку с камерой и быстро иду к жилой пятиэтажке, за которой располагается первый в нашем маршруте КПП. Поднимаюсь на чердак, занимаю позицию у окна и видоискателем определяю, как будут смотреться ракурсы.
По ракурсам у меня получается следующее. Первый КПП виден как на ладони, он совсем рядом. Второй КПП выпадает, он скрыт за двумя домами. Во втором плане лежат три десятка метров шоссе, которое упирается в ворота административного комплекса, и пост перед воротами. И наконец, основной план: тыл здания администрации, забор и крыша личной тюрьмы Кадырбековского клана. Отсюда далековато, но ничего, всё видно.
Едва я успеваю устроиться, к КПП подъезжает наша смертоносная кавалькада: впереди – «УАЗ», за ним – «КамАЗ». Едут неторопливо, спокойно. Аюб выходит из «УАЗа» и что-то говорит бойцу на шлагбауме…
Я едва успела включить камеру и не могу поймать ракурс – от волнения руки трясутся, план прыгает.
…Боец зовёт старшего – тут же подходит упитанный офицер и о чём-то говорит с Аюбом. Никакого напряжения пока нет, всё спокойно. Аюб улыбается, в левой руке у него пульт с красной кнопкой.
Пульт – бутафория, но сейчас это не имеет значения. Офицер с недоумением пожимает плечами, забирается на бетонный блок противотаранного заграждения и заглядывает в кузов «КамАЗа». Я снимаю, поймала наконец хороший ракурс.
Офицер на несколько секунд застыл, как статуя, боится пошевелиться. Аюб показывает ему свои часы и тычет пультом в противоположную от меня сторону. Я невольно зажмуриваюсь. Если мы ошиблись, сейчас такое будет!
В следующие несколько секунд я снимаю просто фантастическую сцену, которую наверняка можно будет в чистом виде показывать в каком-нибудь комедийном фильме. Офицер истошно орёт, лицо его перекошено гримасой ужаса. Федералы, как по команде, высыпают из всех щелей, выкладывают оружие и дружно бросаются к моему дому. Аюб кричит что-то им в спину. Они послушно разворачиваются и бегут обратно, проскакивают мимо своего КПП и устремляются к другим жилым домам, расположенным на значительном удалении.
Правильно, слушайте его, он знает. Если сейчас взорвётся вся эта гора тротила, дом, на чердаке которого я сижу, будет большой братской могилой. Те дальние дома – лучшее укрытие.
Аюб садится в «УАЗ», наша кавалькада смерти неспешно катит дальше и вскоре заворачивает за те два дома, которые закрывают от меня второй КПП.
Толстый офицер с первого КПП бежит последним, на ходу он вытаскивает рацию и подносит её к лицу. Что с рацией, родной? Офицер трясёт рацию, стукает по ней кулаком, опять подносит к лицу. «Белый» генератор работает на пять баллов. Тряси, стукай – всё бесполезно.
Две минуты я бездельничаю. Нечего пока снимать. Сижу и трясусь. Нет, я не за себя боюсь, у меня нет страха. Даже если сейчас сюда вдруг ворвутся федералы, смерть моя будет лёгкой: в воротнике у меня зашита крохотная капсула с быстродействующим ядом. Трясусь я от напряжения: такая акция бывает, пожалуй, раз в жизни, и тут даже неверующий взмолится, чтобы ничего не сорвалось. Я, конечно, недостойна милости божьей, но сейчас молю Аллаха, чтобы помог. О Аллах, будь милостив к твоим недостойным пасынкам! Пусть на втором КПП будут люди, которые разбираются в военном деле. Пусть их командир сразу поймёт, что будет с ним и его бойцами, если груз «КамАЗа» взорвётся хотя бы даже в трехсотметровой зоне от них. Пусть он не окажется таким фанатом, как Рашид, и захочет спастись сам и спасти своих людей…
Спустя две минуты на шоссе, ведущем к воротам администрации, появляются наши. Едут так же неторопливо, со стороны глядя, и не подумаешь, что это смертники. Я облегчённо вздыхаю – опять получилось! Осталось последнее препятствие…
