В общем, взяли меня на арапа. Расточая в пространство вечернюю хулу, я поднялась на второй этаж. Дверь под номером шесть нашлась сразу – их там всего-то было шесть. Я открыла ключом и вошла. Стала жить.
Оказалось, что нормальный гостиничный номер. Даже с телефоном (обалдеть…). Мягкие шторки, обои в розочку, кушетка со скрипом, полумрачок. Плиточка. Отдельной комнатой – туалетик с ванной. Унитазик цвета божьей коровки. Очень мило и автономно.
И даже зеркало не подкачало. Хорошо… Я смело смотрелась в него, исписанное трещинами, как в подернутое мелкой рябью озеро, и, слава богу, ничего не видела. Второй день я мучительно обходила все зеркала, встающие на моем пути. Боялась увидеть в них горькую правду. Это стало манией. Они меня притягивали, я подзуживала саму себя. Однажды еле удержалась, чтобы не глянуть, зажмурилась и отошла с колотящимся сердцем, проклиная себя грязными словами. Я перестала красить ресницы, перестала пользоваться помадой. Надевала всякую чушь. Вместо того чтобы чисто по-простому взглянуть на свой портрет и перемочь, перебеситься, я вовсю маялась дурью, создавая вокруг себя ореол каких-то иллюзий, о которых и речи быть не могло…
Я приняла ванну и вышла из нее как раз тогда, когда зазвонил телефон. Почему-то он всегда звонит, когда я выхожу из ванны (может, не выходить?).
«А правильно ли я делаю?» – подумала я, берясь за трубку.
– Дина Александровна? – справился мужской голос. – Здравствуйте.
Я молчала.
– Не молчите, – сказал абонент. – В этом номере никто, кроме вас, не может снять трубку. A посторонний не дозвонится, не волнуйтесь. Так что говорите, если сняли.
– Сами говорите, – проворчала я.
– Меня зовут Аркадий Иванович, и я сразу перехожу к делу. Вам предлагается войти в штат редакции одной малоизвестной газеты.
– Какой еще газеты? – не поняла я.
– «Бизнесмен Сибири».
– Действительно малоизвестной, – я вздохнула. – А смысл?
– Жить дальше. Ведь жизнь продолжается, верно? А значит – приносить пользу обществу. Вносить свой вклад в создание позитивного образа новой России. Зарплата немаленькая. Приличнее, чем вы думаете.
– А я пока ни о чем не думаю, – дерзко бросила я. А потом опять скисла. – Мне думается, это не простая газета?
Собеседник ненадолго задумался.
– Это газета. Четыре листка – не такая, в сущности, сложная. Есть, правда, некоторые нюансы…
Теперь я задумалась – что бы такое ляпнуть? И ляпнула:
– А как насчет трудов праведных и палат каменных?
– Бросьте, Дина Александровна, – голос собеседника отчетливо отвердел, – жизнь не пословица, вы об этом не хуже меня знаете. Деньги приходят легко. Правда, не ко всем. Но дело не в деньгах, дело в добросовестном труде на благо всех и каждого. У вас будут очень, знаете ли, приличные условия для… мм… для добросовестного труда. Отдельная площадь, отдельное информационное обеспечение. Отдельная голова. Ваша. Работа – творческая. Мало того – очень близкая вашему характеру и темпераменту.
Просто одуреть, до чего я обрадовалась. А как же золотое правило: жизнь дается только раз, и прожить ее следует, не работая?
– И вы не дадите мне спокойно умереть?
– М-м… Боюсь, что нет, Дина Александровна. Все мы должны чем-то жертвовать в этой жизни… – Собеседник помедлил и весьма оригинально закончил: – Ради будущего нашей страны.
– А если я все-таки рискну отказаться?
Последовал наилегчайший вздох и краткая пауза.
– Не надо, Дина Александровна. Ей-богу, не надо. Я звоню вам не за тем, чтобы угрожать. Вы не стоите угроз. Я и мои коллеги вас безмерно уважаем и желаем только наилучшего. Это не слова. И поверьте, наше предложение отнюдь не исключает процветания, гармонии души и тела, а также личного и любого другого счастья. Подумайте. С вами будут разговаривать… э-э… завтра утром. Часиков эдак в десять. Устроит?
Правильно, подумала я. Никогда не делай то, что можно отложить.
– Я всю жизнь только и делаю, что думаю, – проворчала я. – Все думаю, думаю… Уже голова от дум квадратная. А к чему хорошему это привело?
Собеседник рассмеялся.
– Я считаю, мы сработаемся. Приятных вам сновидений, Дина Александровна, – и сыграл отбой.
Но не успела я донести трубку до рычага, как телефон опять заверещал. Как-то это странно.
– Сколько можно болтать? – проворчали знакомым голосом. Ну очень знакомым. Хотя должна с удивлением признать, что до сего дня я никогда не слышала этот голос в телефонной трубке. – Я сейчас приду, – заявили мне бесцеремонно.
– Давно пора, – сказала я. – Ты далеко?
– Под дверью. Открывай, – и повесили трубку.
Ну конечно. Все шутим. Проверив, на мне ли халат, я на цыпочках подкралась к двери, прислушалась. Снаружи не доносилось никаких звуков. Нужно было решительно в этом убедиться. Я приспустила «собачку» и высунула любопытный нос в коридор. И чуть было не вляпалась в колючий букет ослепительно-белых роз, висящий в воздухе.
– Ой, – сказала я и стала падать в обморок.
– Не падай, – сказал материализовавшийся из астрала Туманов, обнимая меня с таким пылом, будто мы с ним не встретились, а уже прощались.
Но я все-таки упала в обморок. Мой обморок, хочу – падаю. Последние мои осознанные слова были как нельзя подходящи для трогательного воссоединения.
– Откуда у тебя сотовый?.. – простонала я.
– Дали, – радостно сообщил Туманов с высоты величия и понес меня на руках – куда-то по кочкам, по весям, по кроватям…
Часа два (а то и четыре) мы предавались приятным легким жанрам. Пили шампанское, занюхивали розами, опять предавались. Он отдавил мне все мои бока. Я не стала ему говорить, что если вдруг забеременею, то, как честная девушка, просто обязана буду выйти за него замуж. Когда за окном стемнело, я окончательно походила на разваренную ватрушку. Но держалась. Он первым ослаб.
– Ты необычайно сексуальна, притягательна, и привлекательна, и… – забормотал он, выталкивая меня из кровати.
– И не замужем, – добавила я, а потом удивилась: – Слушай, а ты вообще про кого?
– Про тебя, – удивился он.
– И я могу без веревки и мыла сходить и посмотреть в зеркало?
– Запросто, – кивнул он. – Сходи. Если боишься одна, могу сопроводить.
– Нет уж, – сказала я. – Не пойду. Не хочется что-то.
Я зарылась в него, как в солому, и попыталась сосредоточиться на простом и радостном. Чем черт не шутит? – думала я. – А вдруг это и есть то, чего мне всегда не хватало? А вдруг это надолго?
– Я завтра уезжаю, – мрачно поведал Туманов.
Нет, не надолго, подумала я. Тяжелый ком величиной со снежный подобрался к горлу и сделал мое состояние просто наипакостнейшим. Не позволяя себе скатиться в горькую кому, я принялась демонстрировать олимпийское спокойствие.
– Уезжай, – сказала я. – Твоя Шарлотта переживет. Была без радостей любовь, разлука будет без печали…
– Почему Шарлотта? – удивился он.
– Действительно, – горько вымолвила я. – Почему Шарлотта… Ты так мало похож на юного Вертера. Ты похож на гулящего сукина сына, которых везде полно… Зови меня Лелей.
– Прекрати. – Он обнял меня, прижал к себе. Я молчала, ждала, что он скажет. А он не спешил. Когда заговорил, я уже пробежалась мыслями в прекрасное далеко, вернулась в кошмарное прошлое, а оттуда с ужасом рванула в глупое настоящее, где и затормозила.
– Из милиции меня турнули, – поделился он. – Предложили работу. Нет, не так – навязали. Либо работай, либо… словом, будут неприятности, дорогой товарищ. Где-то они по-своему правы. – Он поднял мою голову и пристально глянул на меня своими бесстрашными глазами. – Им нужны нормальные люди…
– Ты – ненормальный, – процедила я.
– Я не отягощен злом, – возразил он.
– Ой ли? – усомнилась я. – Какого мы о себе мнения.
– Поскольку мерзопакость все ползет, – продолжал он, не уделяя внимания моему выпаду. – Контора здравствует и процветает. Она зевнула пешку, но сохранила позиции, и потеря ей ничегошеньки не стоит. База замкнута на себе, понимаешь? Охрана, вольные, подневольные, кто там еще? – подопытные – их можно трясти как грушу, а смысл? – дальше базы не уйти. Архивы уничтожены, руководство – на том свете: кого-то застрелили, кто-то – сам. Насчет «сам» у них вообще практикуется. Техтерриторию, к примеру, чистили – моментом. Ворота подорвали, в вентиляцию газовых гранат набросали целый вагон – а результат? Сторожа покончили с собой, а в девятом блоке – помнишь прелести? – все уроды перестреляны, а охрана – эти зомби в черном – попрыгали в шахту, и привет. Кто такие? Откуда?.. Никто не знает. Трупы обычно не докладываются…
– Ты сам становишься как зомби, – проворчала я.
Он вздрогнул. Задумался. Интересно, о чем думают зомби? Умный вид делают?
– Прости, – вздохнула я.
Он не обиделся. Облапал меня всеми четырьмя конечностями и… и даже зажмурился.
– Я удеру месяца на три-четыре, а потом вернусь, Динка, и никуда от тебя не денусь. Квартиры наши объединим, мебель купим. Попугая-полиглота заведем. Жди меня со страшной силой, поняла?
