— Ты мог бы иметь больше.
— Мог бы, — встал губернатор и посмотрел на жену. — Мог бы. Если бы не продал душу дьяволу. Я уезжаю в Чащин на два дня.
Он вышел из дома, сел в «волгу» и долго сидел, глядя в лобовое стекло на детей, играющих во дворе, на женщину, развешивающую белье на балконе, на солнце, клонящееся к закату.
— В Рыбино, — устало сказал водителю.
Тот выключил зажигание и осторожно справился, не путает ли губернатор названия дач:
— Вы говорили — в Чащин, Константин Григорьевич?
— А сейчас говорю — в Рыбино!
«Первый», я — «Четвертый», Объект выезжает со двора».
«Четвертый», ведите Объект. «Пятый», направляйте «ЗИЛ» а «куклой». Как поняли? Прием!»
«Вас понял. Выполняю».
«Седьмой», «Седьмой», обеспечьте камуфляжное сопровождение «куклы»!»
«Первый», я — «Воздух-2», Объект направляется в Рыбино!»
«Воздух-2», сопровождайте «куклу»!»
«Первый», я — «Седьмой», эскорт выстроен, «кукла» едет по городу.»
«Седьмой», «кукла» в «ЗИЛе». Не перепутай с Объектом, ангидрид твою мать!»
«Будем считать, что это — ложь номер три», — сказал голос, и послышался хлопок автомобильной двери.
Джарданов нажал кнопку «стоп». Кассета в диктофоне замерла.
— Что значит: «Я — твоя последняя ниточка»? — насторожился Дворцов.
Они сидели в комнате на третьем этаже «Таверны». Ключ от комнаты генералу дал сам Хализев, он же распорядился накрыть стол. Присутствовать при встрече милиционеров вице-губернатор не пожелал — не по рангу решение оперативных милицейских проблем, да и заинтересованность свою показывать ни к чему. Комната была оборудована прослушивающей аппаратурой, и при желании можно было включить приемник в машине.
— Похоже, московская ищейка взяла след, — потупился Джарданов.
Генерал закурил, выпустил в его сторону струю дыма и, закинув ногу на ногу, отвалился на кожаную спинку дивана.
— Кто он? — спросил, не отреагировав на безалаберность майора.
— Столетник Евгений Викторович, частный детектив. В Приморск прибыл двенадцатого, поселился в «Парусе». В тот же день беседовал с вахтерами общежития журналистов Таюшкиной и Битником; тринадцатого встречался с бывшим следователем прокуратуры Кравцовым. От соседа Козлова Полянского узнал о видеокассете, вышел на Грошевскую. Четырнадцатого был в Сутееве, уехал пятнадцатого, переселился в гостиницу Гостелерадио — поближе, так сказать, к месту преступления. После встречи с Грошевской и неудачной попытки задержания в гостиницу не возвращался.
— А почему его не задержали? — строго спросил Дворцов, не чувствуя раскаяния в голосе агента.
Джарданов вздохнул:
— Смешно сказать, Геннадий Мат…
— Смеяться ты потом будешь! Сначала на мои вопросы ответь.
— Недооценили объект, что говорить… Вел он себя, как идиот, — Кравцова стал через прокуратуру искать, хозяйке постоялого двора про секретную миссию ляпнул… Ну и решили, что он непрофессионал. Вину признаю… Оказалось — каратист. Четверых наших уделал так, что травматологи собрать не могут. Водитель оперативной «волги» Панченко в реанимации лежит — газом надышался, у него револьвер был. Никто ничего не помнит; скрылся, как говорится, в неизвестном направлении.
— Москву запросил?
— Да. Связи есть. Были, по крайней мере.
— Есть или были?
— Не знаю. Тех, кто с ним когда-то работал, уже нет.
— Где?
— В Генпроке, МУРе, ФСК, частной конторе «Волк». Шумные дела проворачивал. Да вы помните — про «красную ртуть», «психотронное оружие», «золото партии». Газеты много писали. По агентурным данным, он во всем этот был не последней скрипкой. Личность в столице популярная, но сейчас вроде работает в одиночку. Основал свое бюро «Шериф», лицензия А-85/01417.
Перехватив его жадный взгляд, генерал кивнул на рюмку.
— Спасибо, — Джарданов намазал хлеб маслом и, положив на бутерброд ломтик осетрины, принялся кромсать тупым столовым ножом на тарелке.
Дворцов отмотал пленку на начало: «Здравствуйте».
«Здравствуйте. Прошу меня извинить, но мне действительно некогда. Скажите сразу, что вы хотите от меня услышать?..»
Пока воспроизводилась запись, майор успел приложиться коньяку дважды.
«… это подтвердят мои свидетели. А твои пойдут по сто восемьдесят первой за дачу заведомо ложных показаний. Проваливай!»
Дворцов затрясся в беззвучном смехе, помотал головой.
«Позвать на помощь?»
«Не стоит, я сам справлюсь… Будем считать, что это — ложь номер три».
— Не поверил, — резюмировал Дворцов, дослушав запись. Я все-таки не услышал — на кого он работает?
Джарданов прожевал, запил осетрину тоником.
— В том-то и дело, Геннадий Матвеевич, что ни на кого. Дружком Козлова оказался сыщик. На той видеокассете, с которой Нелька для него монтаж делала, они вместе в Москве снялись. Пьяные, с Ельциным в обнимку.
— С ке-ем?! — выпучил глаза Дворцов.
— Да нет, с чучелом. В парке.
— Ты меня не понял, Август? — вперил в майора ледяной взгляд Дворцов. — Я спросил: кто за ним стоит? Ты что, вчера милицейскую школу окончил? До сих пор не можешь понять, что по собственной инициативе только марки собирают? Да и то не безвозмездно. Головой подумай, а не жопой; ты сам «ни на кого» работать станешь? Он что сюда, на море отдыхать приехал?.. Такому отпуску — жизнь цена, о деньгах я вообще не говорю. Вся эта крыша с частным бюро — лапша на уши! Легенда для таких дураков, как ты! Мать Козлова его нанять не могла — ей сына похоронить было не на что. А больше некому. Любому барану ясно, что его внедряют, а ты до сих пор не можешь выяснить кто!
Джарданов неожиданно встал.
— Мне тридцать шесть лет, — заговорил сквозь зубы, — из них пятнадцать…
— Да пошел ты к чертовой матери! — рассвирепел Дворцов. — Я тебя породил, я тебя и убью! Понял?.. Любишь небось осетрину коньяком запивать? Привык? Так не сжирай все сразу, растяни удовольствие еще на тридцать шесть!.. Сядь!..
Джарданов послушно сел, опустил голову. Генерал понял, что погорячился — разбрасываться такими кадрами не время, да и опасаться Джарданова стоило: переметнется — много дел натворит. Он наполнил рюмки.
— О том, что Гридин прокурора на ковер вызывает, знаешь? По поводу Козлова?
Опер кивнул.
— Так вот. Если московская кодла, которая сюда щупальца тянет, сработает оперативнее и поломает нашу версию — полетят все. Все, начиная с губернатора и кончая регулировщиком на углу Пороховницкой и Лесного бульвара. Где этот Столетник сейчас?
— Потеряли. Затаился. А может, и уехал.
— Так вот. Найдите и уберите, И чем скорее, тем лучше.
Телефонный звонок прервал разговор.
— Да!..
«Не нужно его убирать, Геннадий, — послышался невозмутимый голос Хализева. — Если выяснится, что он работает за доллары, а не на ФСБ или МУР, возьмите его живьем. А пока не нашли — спрячь Грошевскую. Все понял?..»
Дворцов почувствовал, как засосало под ложечкой, с трудом удержался, чтобы не шваркнуть телефонной трубкой по стене от досады на самого себя. Страстишка вице к шпионской технике была ему хорошо известна, но самому на эту удочку до сего дня попадаться не приходилось.
— Понял, — положил он трубку на место.
Он прокрутил в памяти беседу с майором, желая убедиться, что не сболтнул ничего лишнего, хотя прекрасно знал, что слово — не воробей. И без того поганое настроение испортилось и вовсе. Он выпил коньяк. Перехватив взгляд Джарданова, покрутил пальцем по задрапированной сукном комнате и показал на ухо. Опер понял, кивнул.
— Не надо его убирать, — отвел взгляд Дворцов. — Найдите. Он каратист, ты сказал? Подбрось ему Кобру. Не исключено, станет отираться возле «Таверны», а уж возле Грошевской — точно. После «неудачного задержания», как ты деликатно выразился, он ее не выпустит. Поэтому ее отвези на базу или к Доктору…
Хализев подъезжал к зданию администрации. Сидя на заднем сиденье «мерседеса», пальцем придерживал вставленный в ухо наушник и безучастно смотрел в окно.
ГОЛОС ДВОРЦОВА. В квартире у нее оставь пару человек. Да предупреди их, что он не пальцем сделан. А то понажираются, сволочи, опять упустят. Тогда пиши пропало. Что Кравцов?
ГОЛОС АГЕНТА. Ничего. После их встречи мы три дня следили за домом. Сидел, никуда не отлучался, никуда не выходил никому не звонил. Да и встреча-то была — минут пять. Скорее всего послал его Ваня на х… Раньше они знакомы не были, Столетник его через справку отыскал.
ГОЛОС ДВОРЦОВА. Ты, Август, Ване Кравцову палец в рот не клади. Не надо. Этот архангельский мужик еще не весь пар выпустил. А знает он много.
