— Ну и что? — не унимался оперативник. — Отсидит да выйдет. Кать, ты наши суды не знаешь? Прокурор запросит шесть, судья даст три, а выйдет через полтора. Других сажал, небось не жалел.
— Ага, — Панкратов широко зевнул. — Грине на пользу пойдет. В следующий раз умнее будет. — Он зевнул еще раз. — Добро победило зло, поставило его на колени и зверски убило.
— Точно, — поддержал Лемехов. — Мать, это тебе не ресторан. Меню на сотню блюдов не было. Что получилось, то и получилось. Кстати, Гриша, — он повернулся, — а что ты там за фигню этому капитану рубоповскому нес? Про тысячу какую-то…
— А что? — не понял тот.
— Да так, знаешь. Откуда ты штуку баксов собрался доставать? Из широких штанин? «Выну и ему покажу»?
— А чего ее доставать? — сонно спросил Панкратов. Он половину пути клевал носом и, если бы его не била по физиономии куртка, которой затянули выбитое окно, наверное, уснул бы совсем. — У меня она, в столе лежит.
— Блин, лучше бы пива попили на эти деньги. А там еще нет? — быстро спросил Лемехов.
— Где?
— Ну, там, где ты взял.
— А я не брал, — пожал плечами Гриша, закрыл глаза и поворочался, устраиваясь поудобнее. — Мне Димка дал. И вообще, Тох, отстань ты от меня. Я спать хочу. Полдня сегодня как собака бегал…
— Да? — Лемехов посмотрел на сидящего за рулем Диму. — Старик, если уж ты так штуками разбрасываешься, может, обмоем это дело? Смотри, как все срослось чудно. Катерину, считай, отмотали. Гриню в РУБОП сдали, Петрусенко, если выздоровеет, под статью пойдет, это уж отдай не греши. А?
— Знаешь, что я думаю, Антон? — усмехнулся Дима.
— Что?
— Разговариваешь ты много.
— Почему это?
— Откуда я знаю? Уродился таким, видать.
Лемехов ничуть не обиделся. Напротив, засмеялся весело.
— Твоя правда. Есть маленько.
— Я все поняла, — сказала вдруг Катя. — Одного понять не могу. Как они умудрились Америдзе к аэропорту так быстро доставить?
— Я думаю, на самолете, — неуклюже скаламбурил Лемехов.
— Катя, а тебе теперь не все равно? — спросил Панкратов, не открывая глаз. — Вот Петрусенко оправится, спроси у него, может, объяснит.
— Нет, я серьезно, — сказала Катя.
— Ну, если серьезно, то на машине, — ответил Лемехов, не оборачиваясь. — Оглушили, сунули в машину и привезли.
— Гриня про ушибы не говорил, — по-прежнему не открывая глаз, сообщил Панкратов.
— Зато про пистолет сказал, — парировал Лемехов.
— Дима, — сказала вдруг Катя, — дай мне телефон.
Тот молча достал трубку, протянул через плечо.
— Ой, Катя, ну я тебя умоляю, — поморщился Лемехов. — Так все хорошо, спокойно… Ну чего зря напряги устраивать?
Но Катя уже набирала номер.
— Женя? Привет, это Катя. Извини, что разбудила. — Дима наблюдал за ней в зеркальце заднего вида. — Слушай, на труп Америдзе ты выезжал? Ага, скажи мне, пожалуйста, у него ушибов на голове не было? Нет? А каких-нибудь других внешних повреждений? — Голос у Кати стал напряженным. — Понятно. Спасибо, Женя. Нет, все в порядке. Да, освободилась. Завтра с утра в управление подъеду. Да. Доброй ночи. — Она закрыла телефон. — Ушибов у него не было. Вообще. На теле ни одной царапины.
— Ну и что? — вздохнув, спросил Лемехов. — Пшикнули в нос отравой какой-нибудь, он и вырубился.
— Пшикнули… Он фээсбэшник все-таки, а не таракан, — прокомментировал Панкратов.
— Америдзе знал, что за ним следят, — покачала головой Катя. — И знал, что это профи. Он никогда не подпустил бы их близко. Эти парни приехали за ним в аэропорт… Как они вообще узнали, что он поедет в аэропорт?
— Ну, может быть, он предупредил кого-нибудь? — предположил Лемехов. — Если знал, что среди наших есть кто-то, кто сливает информацию людям Петрусенко, обязательно предупредил бы. Я бы предупредил.
— И я бы предупредил, — сказал Панкратов. — Тоху. И в машину к Тохе залез бы, не побоявшись, если бы удирал от кого-нибудь, — добавил он. — И бить бы по башке не пришлось. Он просто привез бы меня куда надо, и всех делов. Например, прямиком к аэропорту.
Лемехов обернулся, посмотрел на Катю.
— Вдовин, — сказали они хором.
* * *
Гостиница уже спала. Только в фойе горел ночник, выхватывая из полумрака ступеньки, ведущие к лифтам и ресторанной двери.
Лемехов первым выпрыгнул из салона, взлетел по ступенькам, забарабанил кулаком по толстому стеклу двери.
— Эй, есть кто живой?
Откуда-то от лифтов появилась пошатывающаяся фигура портье. На плечи его было наброшено байковое одеяло.
— Ну что ломишься-то? — Портье широко зевнул, не потрудившись даже прикрыть рот. — Спать иди. Третий час, закрыто все.
— Открывай, отец. Милиция.
Лемехов припечатал к стеклу удостоверение. Портье сразу подтянулся, заспешил. Суетливо скинул одеяло на спинку кожаного диванчика.
— Извиняюсь, товарищи. Не признал. Подумал, снова за водкой. Они все время ходят. — Он скинул запорную скобу. — Заходите, товарищи.
— Так, отец, у тебя проживает такой Вдовин? — спросил Лемехов, поглядывая в сторону лифта.
— Сейчас, посмотрим… А девушка… — Он указал на Катю.
— Сотрудница, — отрубил Лемехов.
— Ага, понял, понял… Вы дверку прикройте, пожалуйста… — обратился он к Диме. Тот набросил скобу на ручки двери. — Спасибо. Вдовин, Вдовин… Что-то припоминаю…
— Да ты не припоминай, отец, — с легким налетом раздражения сказал Лемехов. — Ты в талмуде своем посмотри.
— Сейчас взглянем, — тот зашел за конторку, открыл книгу регистрации проживающих. — Вдовин, Вдовин… Нет, Вдовина нет.
— Америдзе тогда проверь.
— Та-ак… А… Алябьева… Амер… Вот, Америдзе. Приехали вчера, проживают в триста тридцатом номере. Это на третьем этаже…
— Да мы уж догадались, — серьезно сказал Лемехов. — Он у себя?
Портье посмотрел на нужную ячейку.
— Ключа нету. У себя должны быть.
— Ты всех на «вы»? Как царей? Типа, «Мы Николай Второй»?
— Нет, они вдвоем проживают. Номер-то двухместный.
— Понятно, — кивнул Лемехов. — Ключ запасной есть?
— Сейчас… — Портье долго шарил под стойкой, наконец вытащил ключ. На кольце болталась увесистая свинцовая гирька. — Вот.
— Спасибо. Так. Мы сейчас поднимемся, а ты смотри в оба. Если этот «мы» попробует выйти — в драку не лезь. Лучше свистни. Свисток есть?
— Нет. Да вы не беспокойтесь. Я так умею.
Портье вытянул губы трубочкой и свистнул по-птичьи. Художественно, но очень тихо.
— Понятно, — Лемехов посмотрел на портье. — Лучше тогда не свисти. Лучше кричи. Кричать умеешь?
— А как же.
— Слава богу. Значит, если появится — крикни. — Оперативник оглядел всю компанию. — Дима, ты останься тут. Не стоит тебе в это лезть. Милиция приедет, потом греха не оберешься. Гриша, вы с Катей на лифтах, я — пешком по лестнице.
— Я с тобой, — решительно сказал Дима.
— Дима, на фиг тебе эти проблемы?
— Ничего. Возникнут проблемы — сам улажу. Тем более что тут два лифта и две лестницы.
— Да? Ну, ладно, пошли, — Лемехов мотнул головой.
Они поднялись на третий этаж. В коридоре было тихо, только пел где-то за батареей сверчок.
Лемехов достал пистолет, осторожно оттянул затвор.
— Напрасно, — шепотом сказал Дима.
— Почему это?
— Думаешь, он нас в номере дожидается? Да его след уже давно простыл.
— Да ладно, — хмыкнул Лемехов. — Руки-то не отвалятся?
Они остановились у двери триста тридцатого номера. Подождали, пока поднимутся Катя с Панкратовым. От разъезжающихся створок лифта грохот стоял такой, что им показалось — на шум сейчас сбегутся не только все постояльцы, но и проживающие в соседних домах рядовые граждане. Лемехов страдальчески поморщился.
— Вот так и гибнут великие планы, — пробормотал он, поднимая пистолет стволом вверх.
Катя и Панкратов подошли, встали сбоку от двери. Лемехов осторожно вложил ключ в скважину, повернул…
— На счет три, — предупредил он. — Три! — и толкнул створку, прижимая ее ногой к стене.
Панкратов распахнул дверь санузла, Катя шагнула в комнату.
Дима ошибся. Вдовин дожидался их, сидя на кровати и привалившись спиной к стене. Рот его был залеплен пластырем, голова склонилась к плечу. В груди у Вдовина торчал нож.
— Твою мать, — пробормотал Лемехов, щелкая выключателем. Яркий свет залил номер. — Маленечко опоздали. — Он убрал оружие в кобуру, подошел к кровати, опустился на корточки и осторожно коснулся кисти убитого. — М-да. Ну, что я вам могу сказать, господа? Трупик-то совсем свеженький. Похоже, часа не прошло. В свете вышесказанного сам собой назревает вопрос: если Петрусенко в это время валялся на стоянке с пулей в груди, кто же отдал приказ об устранении этого славного парня?
— Я, Антон Герасимович, — произнес кто-то у них за спиной. — Я отдал такой приказ.
