– Да...
С Василием поступили немного по-другому. Его тоже попытались было "поставить на конвейер", но только эти попытки он пресек сразу же, в корне:
– Короче, так, господа менты. Отвечать я буду только на вопросы следователя прокуратуры и в присутствии своего адвоката. До этого – никаких разговоров. Все.
После чего положил ногу на ногу, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Дышал глубоко и ровно, вообще казалось, что он уснул – все вопросы разбивались об него, как о каменную стену.
В конце концов Сумин, который лично работал с журналистом, сам остановил своих помощников:
– Ладно. Хватит. Этот – крепкий орешек. Да, конвойник?..
Эта жалкая попытка втянуть подозреваемого в беседу также осталась без ответа.
– Ну, хорошо, – признал свое поражение Сумин. Хотя... При чем тут это слово – "поражение"? Не все доступные методы оперативной работы были использованы. И Федор Михайлович не собирался останавливаться на полпути. – Но, я думаю, конвойник, ты понимаешь, что так вот просто взять и отпустить тебя я сейчас не могу? И этот вопрос также остался без ответа.
– Придется тебя задержать. В порядке статьи сто двадцать второй УПК.
На этот раз Скопцов позволил себе отреагировать: не открывая глаз, просто шевельнул плечами – дескать, ваше право, гражданин начальник.
Дежурный по ИВС при УВД, немолодой уже старлей, в мятом, как коровой изжеванном, кителе, с умным видом всмотрелся в лежащий перед ним бланк:
– Скопцов...
Василий молча смотрел поверх его головы.
– Имя-отчество, Скопцов?.. – вынужден был объяснить, чего же он именно хочет от задержанного, дежурный.
– Василий Арсеньевич, – все с тем же отсутствующим видом ответил журналист.
– Год рождения?
На этот вопрос Василий тоже ответил. Удовлетворенный дежурный пробормотал себе под нос:
– Все верно. Ладно, в какую же "хату" ты у нас пойдешь?..
Скопцов чуть заметно усмехнулся. Дежурный играл, причем играл не особенно умело. Номер камеры или, как еще говорят, "хаты", был проставлен одним из оперативников перед тем, как Василия повели вниз. И сейчас старлей неумело изображал озабоченность судьбой задержанного.
– Так, ладно. – Наконец-то дежурный "принял решение". – Мы к прессе со всем нашим почтением. Поэтому пойдешь в восьмую – там у нас и народа немного, да и публика более или менее чистая, не "мокрушники" и не "скокари". "Экономисты", во!
При этом слове Василий чуть вздрогнул и попытался заглянуть в глаза старлея. Но только взгляд дежурного ничего не выражал. Только вселенскую усталость и ненапускное равнодушие.
Короткий коридор, металлическая дверь с "глазком" и "кормушкой".
– Заходи, Скопцов! – Молодой, но уже мордатый и обладающий солидным животиком выводной кивнул двумя подбородками на узкую щель. Чуть пригнувшись, чтобы не зацепиться головой за цепь ограничителя, Василий протиснулся в камеру. Дверь за спиной лязгнула.
– Ну, здравствуйте, господа арестанты! – Из-за стола в сторону новенького пытливо смотрели три пары глаз.
– Здорово, коли не шутишь! – чуть ли не весело откликнулся один, разбитной такой малый, уверенный в себе. Двое других пробормотали что-то неразборчивое.
Василий подошел к столу, присел рядом.
– Ну что, – разговор вел "шустрик". – Как зовут?
– Василий, – откликнулся Скопцов, про себя подумав: "Не дай бог, вспомнит про верблюда! Пришибу на месте!"
– Я – Серега! – представился "шустрик". – Это – Ми-ха, а вон тот – Эдуард.
– Понятно, – кивнул Скопцов. Руки никто не подал, да и о приятности нового знакомства не было сказано ни слова. И то какая же приятность может быть в камере?!
– За что "приняли", Василий? – поинтересовался Серега. И то, как сверкнули при этом глаза "шустрика", как метнулся из стороны в сторону его взгляд, очень Василию не понравилось.
– Ни за что, – резко обрубил он.
– Понятно. – "Шустрик" не выглядел разочарованным. – Курить есть?
– Отобрали, – ответил Скопцов.
– О то – плохо, – буркнул "шустрик" Серега. – И у нас кончилось.
Он хотел сказать еще что-то, но только Василий, пресекая дальнейшие попытки общения, опередил его своим вопросом:
– Слышь, пацаны, а какая шконка свободна, а? Спать хочу – мочи моей нет! Двое суток на ногах.
– Да не вопрос, братуха! – "Шустрик" указал на верхнюю шконку. – Ложись, отдохни. А с утра поговорим.
– Да уж, – пробормотал Скопцов, забираясь на жесткий дощатый топчан. – Поговорим.
– Смотри, что у одного из "домушников" в кармане нашли! – Дежурный по РОВД, в который были доставлены Ман и Лом, ловко перебросил оперативнику, стоящему перед ним, прямоугольную корочку милицейского удостоверения. – Лейтенант Решетилов. Оперуполномоченный ОУР.
Молодой опер – это было его первое самостоятельное дежурство – заглянул в удостоверение.
– Поработай с ним, – предложил дежурный. – А потом с этого Решетилова, с раззявы; бутылку стрясешь.
И дежурный по РОВД, и оперативник были твердо уверены в том, что это удостоверение попало в руки задержанного с фамилией Манушко случайно. Ну, кто-то потерял по пьяни, а этот нашел. И собирался в дальнейшем его использовать в делах неправедных.
И все равно, притащив неудачливого вора в кабинет, опер решил на него "наехать". Просто так, на всякий случай.
– Так ты, сука, нашего сотрудника "замочил"! – дурным голосом заорал он, нависая над сидящим Маном. – Ты, блядь, на братуху нашего руку поднял! Да я тебя сейчас порву, как ржавую селедку, мразь!
Хлоп! Хлоп! Две солидные, крепкие затрещины Мотнули голову Мана сначала слева направо, а потом в обратном порядке.
– Говори, тварь, пока дышишь! – "гнал жути" опер. И от души удивился, когда задержанный внезапно побледнел, сжался, прикрыл голову руками и тоненько закричал:
– Это не я! Честное слово, не я!
– А кто? – с некоторой долей растерянности уточнил опер.
– Это Лом! Ну, тот, которого со мной задержали! Это его работа!
– Точно? – зачем-то переспросил опер.
– Клянусь вам, это он, падла!
Опер отошел от задержанного, устроился за столом, после чего, не скрывая больше собственной заинтересованности, предложил:
– А ну-ка, давай рассказывай, все по порядку!
Рассказ занял не так уж много времени. И получился он каким-то очень куцым, чувствовалась в нем какая-то недосказанность, явно просматривалось то, что называют обычно "белыми пятнами". Даже при всей своей неопытности опер не мог их не заметить.
– Чего-то ты, братец, пи...шь!.. – с видом многоопытного, повидавшего виды человека заявил он. – Давай-ка лучше по-хорошему выкладывай, что еще у вас за душой есть. Ведь все равно узнаем, а так... Глядишь, за сотрудничество со следствием скощуха какая будет...
Ман немного помялся. Но только терять ему было уже нечего, и это он сам прекрасно понимал. Игра окончена. Сокрушенно махнув рукой он, теперь уже обращаясь к молодому сыщику на "ты", попросил:
– Слышь, командир, дай сигарету!
– Не вопрос! – Оперок выложил на стол перед ним пачку. – Кури!
Ман прикурил, несколько раз глубоко и жадно затянулся, потом сказал:
– Короче, такое дело... Есть за намии еще кое-что... Слушай сюда...
На этот раз рассказ затянулся... Опер, опасаясь спугнуть привалившую ему удачу, не перебивал, слушал внимательно. Лишь только время от времени делал пометки на лежащем перед ним листке бумаги...
Ман рассказывал все. Ну, если уж брать по большому счету, не совсем все... В определенных моментах он старался либо преуменьшить свою собственную роль, либо вообще умолчать о ней. Также, по каким-то своим, одному ему известным мотивам, он не назвал имени организатора и вдохновителя операции в целом.
Опер в это время лихорадочно размышлял. Конечно, можно уже сейчас звонить дежурному по УВД области... Но только тогда он сам останется, что называется, "с носом". Ему ничего не перепадет, и ни в одном приказе о поощрении его фамилия фигурировать не будет. Все поделят между собой "старшие товарищи". А пацану, каким, по большому счету, он и являлся, хотелось отличиться. Хотелось, чтобы его заметили и выделили из толпы однокашников.
Поэтому, закончив разговор, он вернул Мана в камеру, а сам подошел к дежурному:
– Короче, надо поднимать следователя прокуратуры...
– Зачем? – недовольно покосился на не в меру ретивого подчиненного многоопытный дежурный.
– "Мокруха", – солидно сообщил опер. – И не одна... Жулик "колется" до самой сраки, сдает подельника...
– Подельника задержим? – осторожно поинтересовался дежурный.
– Он уже у нас...
Дежурный быстро прикинул перспективы. "Мокруха", пусть даже и чужая, – это серьезно. Круто, как говорит нынешняя молодежь. А если еще и не одна, будет чем козырнуть на завтрашнем разводе. Может быть, даже удастся избежать "дежурного" втыка.
– Ладно, – принял он решение. – Я тебя никуда не посылаю. Работай, раз уж прет. А за следаком сейчас машину отправлю.
