Наконец Алена нашла в себе силы оторваться от письма. Чересчур медленно, бережно проглаживая кончиками пальцев сгибы бумаги, она сложила листок вчетверо и спрятала в сумочку. Достала из шуршащей целлофановой упаковки бумажную салфетку-платок и промокнула мокрое от слез, пылающее, покрывшееся пятнами лицо. Смяв платок в ладони, небрежно-изящным жестом бросила его в стоявший рядом со скамейкой мусорник. Несколько раз шмыгнув носом, провела пальцами по щекам, пригладила коротко остриженные волосы цвета спелой ржи. Шумно вдохнула, глядя себе под ноги, на острые носы сапог, чуть слышно выдохнула, повернулась ко мне и вдруг нежно улыбнулась. Ее глаза были полны надежды и, я бы даже сказал, решительности.
— Как вы считаете, отец Павел, Леша действительно заслужил высшую меру за то, что сделал? — с затаенной надеждой спросила девушка, пытаясь прочитать на моем лице ответ. — Я спрашиваю вас не как священника, а просто как человека! Как одного из немногих, которому известно в с е... Или ваш духовный сан не позволяет вам... как там сказано в Библии... судить ближнего своего? Не судите, и не судимы будете, так?!
— Я считал и считаю, что, учитывая все известные вам обстоятельства и социальную опасность его жертв, вынесенный Алексею приговор был слишком суровым, — не кривя душой, честно сказал я и сразу же увидел, как просияло, буквально залучилось теплотой красивое лицо Алены. — Если бы можно было повернуть время вспять...
— Если бы он не убил этого предавшего нас подонка, Лобастого, и не угодил в лапы милиции, то сейчас был бы на свободе... — бесцветно, словно в пустоту, произнесла дочь авторитета. — Хотя в таком случае я не уговорила бы Томанцева провести меня в «Кресты» и... не родился бы Петя, — молодая мама, гордая за своего малыша, испытующе посмотрела на меня, ожидая увидеть внезапное изумление. Но не увидела.
Я был готов к новости, которую услышал, потому что за прошедшие с нашего с Аленой телефонного разговора полдня уже не раз мысленно задавал себе вопрос: кто отец маленького Петруши, у которого из носа текли сопли и чье красное горлышко так беспокоило принявшую меня за врача маму? В разговорах со мной Гольцов ни разу не упоминал, что у Тихого были другие дети, кроме Алены. И уж конечно, учитывая преклонный возраст давно разменявшего восьмой десяток авторитета, таковые вряд ли могли появиться за последний год. Значит, мальчик был его внуком... Но кто тогда отец? Может быть, Алена вышла замуж?
Я собирался задать ей этот вопрос, но девушка опередила меня и рассказала все сама.
— Сколько ему? — с улыбкой спросил я.
— Пять месяцев, — ответила Алена. — Уже после суда я тайно побывала у Леши в камере, заплатив майору Томанцеву десять тысяч долларов. Когда отец узнал, что я беременна и от кого, он буквально обезумел. — С лица девушки исчезла счастливая материнская улыбка. — Если бы не врачи, которые категорически запретили делать аборт, предупреждая о возможных последствиях, Петруши сейчас не было бы на свете... Однако отец всегда мечтал о внуках и поэтому вынужден был смириться. Но только в том, что касалось аборта... Если бы вы знали, батюшка, каких оскорблений и унижений я натерпелась за последующие полгода! Я даже — страшно сказать! — подумывала о том, чтобы подсыпать отцу в кофе какой-нибудь яд, — так он меня достал своими ежедневными язвительными репликами! До сих пор удивляюсь, как хватило сил сдержаться... — покачала головой Алена. — Правда, после рождения внука отец сильно изменился. Вначале я думала, притворяется, но потом убедилась, что нет. Сейчас буквально боготворит Петрушу, часами напролет с ним возится. Более заботливую няньку даже трудно себе представить...
— Лучше поздно, чем никогда, — банальнейшей фразой вполголоса ответил я, помимо желания вспомнив мою так и не ставшую матерью жену Вику. Ее, беременную, сначала изнасиловал, а затем убил сексуальный маньяк Яблонский.
На некоторое время мы оба погрузились в свои мысли. Первой заговорила Алена, и я сразу обратил внимание, как разительно переменился ее тон. Чем были вызваны новые интонации в ее голосе, я понял очень скоро. А поняв, испытал настоящий шок.
— Отец Павел... вы поможете мне вернуть сыну его отца?
— В каком смысле? — удивился я. Алена, скорее всего, просто не очень четко сформулировала свой вопрос. Наверное, она хотела, чтобы я сообщил Алексею о том, что у него, у них, есть малыш, зачатый тогда, в камере «Крестов».
— В самом прямом! — Лицо юной мамы на мгновение окаменело, губы плотно сжались. Глаза смотрели с холодной, безоглядной решимостью. — Я хочу, чтобы вы помогли Алексею бежать с Каменного!..
С таким выражением лица люди совершают самые главные поступки в своей жизни. С такими глазами бросаются под колеса летящего по дороге грузовика, чтобы спасти побежавшего за мячиком ребенка. С такими глазами делают шаг вперед, стоя на краю крыши и сводя счеты с жизнью.
«Господи, о чем она говорит?..»
— Я знаю, как это сделать! Мы с отцом придумали план побега! Я припугнула его тем, что в противном случае заберу Петрушу и уеду навсегда, и он в конце концов вынужден был сдаться и начать всерьез обсуждать возможность вытащить Лешу с вашего проклятого острова...
Я начинал понимать, в какую авантюру пытается втянуть меня дочь уголовного патриарха.
— Нам осталось только передать Леше всю необходимую для побега информацию! Длинную и сложную легенду, которую он должен выучить до последней запятой и которая поможет ему покинуть пределы тюрьмы. Мы освободим его без единой жертвы, обещаю вам!.. Поймите, отец Павел, вы уже столько для Леши... для всех нас, включая малыша, сделали, что я не хочу, не имею морального права использовать вас втемную! Вы же сами только что сказали, что на смертную казнь Алексея осудили несправедливо!
— Да, сказал. И готов повторить это еще сто раз. Однако вне зависимости от нашего с вами личного мнения, то действие, о совершении которого вы меня просите, на языке закона называется «организация побега». Это уголовное преступление, за которое полагается срок, — сказал я, прекрасно понимая, что не смогу переубедить девушку, охваченную желанием во что бы то ни стало осуществить в высшей степени авантюрный план. За всю более чем семидесятилетнюю историю тюрьмы на острове Каменном с него еще никому и никогда не удалось бежать. А в последние пять лет меры по охране смертников стали поистине беспрецедентными.
— Я понимаю, что это преступление, — спокойно согласилась Алена. — А... осквернение храма и убийство протоиерея — не преступление?!
— Что?.. Я вас не понимаю...
— Отец Павел, я не просто прошу вас о помощи.
Я, если хотите, предлагаю вам сделку! Да, да, именно сделку! Если вы передадите Леше письмо с подробным планом побега, в обмен я назову вам имя организатора ограбления Троицкого храма. Вы узнаете настоящее имя того гнусного ублюдка, который придумал инсценировку сатанинского ритуала с целью завладеть Тихвинской иконой! Посланные этой мразью отморозки осквернили храм и убили сначала двух милиционеров, а затем и священника, с которым сегодня утром вы прощались на Южном кладбище!
— Вы... знаете, кто это сделал? — Я непроизвольно схватил локоть девушки и, сам того не желая, в бурном эмоциональном порыве, слишком сильно сжал его.
Алена тихо вскрикнула от боли, глядя на меня широко открытыми глазами, и попыталась машинально высвободить руку. Это удалось ей только со второй попытки, когда я, опомнившись, разжал железный захват и, быстро проведя ладонью по лицу, нашел в себе силы заговорить:
— Извините, ради бога... Алена! Но... мне трудно поверить... Как в а м удалось узнать... его имя?! Если только... организатором похищения иконы не был ваш отец, — чуть слышно прошептал я, поразившись внезапно пришедшей мне на ум догадке.
Если все, что сказала девушка, чистая правда, то узнать истину она могла только в одном случае — за убийством протоиерея стоял ее отец, криминальный авторитет по кличке Тихий!
— Нет, это не его идея, — отрицательно качнула головой Алена. — Но он, безусловно, был полностью в курсе предстоящей акции. И даже, правда на вторых ролях, принял непосредственное участие в ее подготовке. У отца ведь есть связи в ФСБ, я знаю... Когда Леша окажется на свободе, я — клянусь памятью матери и сыном! — сообщу вам имя главного преступника. Дальше поступайте с ним так, как посчитаете нужным. Сдайте его ментам или эфэсбэшникам, они будут очень рады!.. Только единственная просьба: никогда не упоминать нас с Алексеем. Что же касается отца, — дрогнувшим голосом добавила Алена, вильнув недобро блеснувшим взглядом в сторону, — то рано или поздно он должен ответить за все зло, которое совершил на этом свете. Мне нисколько не жаль его! Он — чудовище!.. Но, прежде чем отца возьмут за горло, его головорезы должны помочь мне освободить Лешу!
— Господи... Милая моя, вы хоть понимаете, что фактически уже подписали своему отцу смертный приговор?! А если я, не дожидаясь побега и не передавая Алексею ваше письмо, немедленно свяжусь со следственной группой и слово в слово передам наш с вами разговор?!
